Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь
Пока она знакомилась с материалами, я чувствовал, как растет объем статьи. В циничном мире наглых кандидатов в звезды всегда есть кто-то, кто сознательно отвергает славу. Втайне я рассчитывал таким образом всерьез прославиться. Особенно мне понравилось собственное объяснение, почему не существует записей моих концертов. Никогда не знаешь, выскочу ли я в «Менестреле», «Комеди Стор» или в манчестерском клубе «Сплетни», — от этого моя валюта еще ценнее для тех, кто меня видел. По-моему, комар носа не подточит.
— Так когда я смогу прийти вас посмотреть? — спросила Арабелла.
Ну, почти не подточит.
— Нет-нет, — запнулся я. — Я же сказал, что никогда не сообщаю заранее. Вопрос в том, окажусь ли я в том же эстрадном клубе в один вечер с вами.
— Да, но у меня срок две недели. Не могу же я сдать материал, не видя вашего выступления. Так что если вы мне скажете, где планируете номер-сюрприз, я обязательно буду среди зрителей.
— Э-э, нет, это против моих принципов.
— Неужели вы всерьез ожидаете, что я напишу целую статью, не видя вашего выступления?
— М-м, нет, конечно нет, — промямлил я. — Хорошо… я вам позвоню, когда определюсь на следующей неделе.
* * *По дороге из столицы, глядя в окно поезда, я думал, что же это такое затеял. Сгущались сумерки, я мчался мимо сотен обычных домов. В окнах светились экраны телевизоров, все семьи собрались перед дымкой голубого огонька, все увлечены одними и теми же номерами и знаменитостями. Неужели мое место навек по эту сторону экрана? Завтра я вернусь в свою языковую школу, мне дадут новый класс французских подростков, которые регулярно поступают для обмена опытом магазинных краж. Мне поручат обучить их фразам типа «Наверное, я положил это в карман по ошибке» и «Боже, разве я забыл заплатить?». Покидая яркие огни Лондона, я был удручен перспективой возвращения в школу. И тогда я понял, что остается только одно радикальное средство. Никакого обмана. Это сумасшествие, знаю, но чем больше я думал об этом, тем больше преимуществ, казалось, имел мой необычный план: пойти честным путем. Репортер национальной газеты хочет написать обо мне большую статью. Более того, жаждет увидеть мое выступление. Скольким новичкам на эстраде выпадает такой шанс?
Ладно, нет у меня номера, но это же мелочь. Осталось две недели. Что мне мешает написать двадцатиминутную интермедию и исполнить ее в юмористическом клубе? Мне всегда говорили, что я забавный. Если удастся, получу роскошную рекламу в национальной газете. Если провалюсь, что ж, по крайней мере, я старался. Тогда с честью уйду в отставку и выдумаю другой, безобидный способ привлечь к себе внимание, — например, заявлю, что был киллером и укокошил кучу народу в той знаменитой массовой бойне.
Я бывал в юмористическом клубе в Брайтоне и знал процедуру, через которую проходили кандидаты в юмористы, делающие первые шаги в своей карьере. Сразу же после перерыва перспективным любителям позволяли выйти на сцену и выступить. Обычно зрители давали им время показать, на что они способны, — от двух до двадцати секунд, — а потом их освистывали, прерывали, оскорбляли или забрасывали полупустыми пластиковыми стаканами с пивом. Так чего же я жду, черт возьми? Пора претворить в жизнь мой знаменитый «рыбный» номер!
Прежде всего нужно договориться о концерте. Чтобы не попасться на глаза Нэнси, Дэйву или кому-то из сифордских друзей, я разузнал насчет открытой эстрады в небольших эстрадных клубах в Лондоне и записался на среду следующей недели в клубе на севере столицы. Мне оставалось десять дней, чтобы написать и отрепетировать номер, а Арабелле потом — пара дней на статью.
— Нет, — сказала она, когда я ей позвонил и раскрыл секретные детали своего очередного выступления. — Нет, нет и нет! Это же день рождения Саманты. — Ее тон подразумевал, что и в моем ежедневнике эта дата должна быть напечатана между днем рождения Мартина Лютера Кинга и Днем святого Патрика. — Все идут к ней обедать.
— Но это же поздно вечером, — убеждал я. — Приходите после вечеринки. И друзей приводите, если хотите.
— А во вторник нельзя? Постойте-ка, нет, во вторник у меня презентация книги, в четверг тоже никак, в пятницу слишком поздно. — И тут быстро выяснилось, что в другие дни у нее тоже не получается, так что она с неохотой согласилась пораньше уйти со дня рождения этой Саманты.
— Значит, точно придете? — спросил я, чувствуя себя гораздо менее круто, чем на интервью.
— Приду, конечно. Редактор отдела культуры очень заинтересовалась этим материалом. «Эстрада — новый рок-н-ролл. Но вот вам панк эстрады», — ответила Арабелла.
Я не вполне понял, что она имеет в виду, хотя осталось чувство, что ставки опять выросли. И наутро я наконец сел писать интермедию. В школу нужно было только после обеда. Положив перед собой несколько чистых листов бумаги, я сидел, пытаясь придумать нечто смешное. Комедия наблюдений, вот что нужно! «Вы когда-нибудь видели, как открывают пакет с молоком?» Хм, наверняка такое наблюдение предшествовало появлению молочных пакетов. Надо бы посовременнее. О пейджерах. Или о цифровом телевидении. «Теперь для всего есть свой канал, верно?.. Скоро, наверное, будет особый канал… свой канал… для…» Но на ум так и не шло, для чего еще нет особого канала. Может, политический юмор? «Новые лейбористы, говорите? Не такие уж они и левые, как старые лейбористы, верно?!» Сатира звучала не слишком злободневно, я только испортил лист. Под ним лежал использованный, совершенно чистый, только в самом верху написаны слова: «Сцена вторая».
Через полчаса мытарств идея вот-вот должна была проклюнуться, но работу мысли прервал дверной звонок, и я тут же узнал силуэт Дорин Катбуш, который заслонил весь свет, проникавший через стекло входной двери. При встрече с Дорин вы безошибочно понимали: эта женщина обожает карликовых шнауцеров. Отчасти дело в том, что на ее груди буквально полыхал ярко-желтый значок, размером с блюдце, с недвусмысленной надписью «Я обожаю карликовых шнауцеров». Но имелся и другой признак, который трудно было не заметить: она держала на руках пару пыхтящих миниатюрных шнауцеров, две усатые песьи головы — вечное и неизменное обрамление ее колоссального, до пояса, бюста. Дорин — фигура из греческой мифологии: голова и тело человеческие, а из подмышек растут две собачьи головы. Если у вас оставались сомнения относительно ее чувств к микроскопическим собачонкам, то большой значок подкреплялся обширной коллекцией шнауцерских знаков отличия: зеленый мужской жилет был сплошь утыкан еще тремя-четырьмя десятками мелких металлических значков в виде любимых собачек или с декларацией членства в Клубе карликовых шнауцеров Великобритании.
Я открыл дверь, и Дорин исполинским выдохом смела меня с порога.
— Джимми, дорогой, ты же сегодня пойдешь выгуливать Бетти? — Первый залп двунаправленного вопроса сражал меня неизменно. Ответив «да», я давал шанс спросить, не прогуляю ли я заодно и ее собак. Слон берет королевского коня: шах. Конечно, я собирался прошвырнуться до утесов с Бетти, но выводить ее песиков — операция более сложная, если имеешь дело с собаками, которые вообще не привыкли ходить пешком. Их не выгуливают, их «вынашивают».
Дорин заведует языковой школой, где я работаю. Она даже помогла мне снять этот дом по соседству со своим, когда я только начинал. С тех пор я плачу ей за доброту. Поскольку я работаю на полставки, люди часто просят меня о помощи, а то и просто так заходят, если охота потрепаться, ну и, в общем, уделяешь им время. Наверное, знаменитости нанимают людей, которые за них уделяют время другим. «Ее Величество поручила мне ответить на Ваше письмо» — так обычно отвечали из Букингемского дворца на мои письма королеве о ее серых борзых. Великие не уделяют другим время по отдельности, они уделяют время всем сразу. Они треплются не с соседом, а со всей страной, даже со всей планетой — вот что такое быть звездой. Оказываешь услугу не ближнему, а миллионам. И пока я исполнял свой гуманный долг и кормил кошку Эдны Мур, когда та лежала в больнице, Боб Гелдоф,[27] возможно, тоже сделал доброе дело, дав благотворительный концерт в пользу голодающих. В этом мироздании у каждого свое место. Я хочу сказать, разве можно считать, что кто-то важнее?
Я прочел все книги о решимости и целеустремленности звезд на пути к славе. И нигде не говорилось, что им приходится уделять время людям, но такова, видимо, цена славы: постоянно надо ставить себя впереди других. Этот миг настал и для меня. Мне было некогда прогуливать карликовых шнауцеров Дорин. Есть дело поважнее: работа над эстрадным шедевром. Просто надо проявить твердость и отказать. Посмотреть ей прямо в глаза и объяснить, что я сильно занят и даже не откажусь, если она за меня выгуляет Бетти. Я собрал все мужество в кулак и начал:
