Анхель де Куатьэ - Учитель танцев (третья скрижаль завета)
Количество животных, привезенных в Рим со всей империи, обещало предстоящему зрелищу грандиозный успех. Трибуны заполнились незадолго до полудня.
Народ спорил: одни говорили, что львы искуснее разрывают людей, другие – что тигры.
Ходили слухи, что на арене будут разыгрываться сюжеты о жизни бога, которому поклоняются христиане.
*******
Петронии все продумал, никаких неожиданностей не будет. Сначала с животными сразятся гладиаторы – это всегда возбуждает толпу. А потом он устроит кровавое месиво, кинув на растерзание голодным животным всех не казненных еще христиан.
Для большей красочности христиан одели в шкуры животных и огромным стадом вывели на арену. Несчастные пели псалмы и ложились на землю. Публика разозлилась – подобное пассивное поведение жертв не предвещало зрелищности представления.
Гнев публики был Петронию на руку – пусть сердятся на христиан, «поджигателей Рима». Знаменитый оратор Авл торжественно зачел многочисленные, хорошо продуманные Петронием обвинения христиан в различных злодеяниях.
Теперь ни у кого не оставалось сомнений: смерть – это единственное, чего заслуживают последователи еврейского учителя.
Хищников выпускали на арену большими группами, но по очереди – сначала мелких животных, и только затем крупных. Начали с нильских крокодилов, пиренейских волков и молосских псов. Львов, тигров и медведей оставили напоследок.
Волки и дикие собаки на какое-то время замерли в нерешительности, удивленные странной реакцией людей. При виде животных они не бросились врассыпную, а лишь инстинктивно сгрудились и стали петь свои псалмы с еще большим воодушевлением.
Звери осторожно обходили толпу, принюхивались и облизывались. Запах овечьих, козьих и прочих шкур, покрывавших тела людей, вызывал у них живой интерес.
Но вот в рядах коленопреклоненных христиан произошло заметное движение – они передавали детей из рук в руки, подальше от хищников. Несколько женщин из числа приговоренных, не выдержав напряженного ожидания, громко запричитали.
– Да будет проклят этот город! – закричал Мегакл, сдергивая с себя козью шкуру. – Молитесь, дети Христовы! Молитесь! И ни один волос не упадет с головы вашей, ибо Господь любит вас!
– Проклят этот город! – вторил ему Сервий, осеняя людей вокруг себя крестным знамением. – Говорю вам, дети Христовы: верьте! Ныне же, ныне будем мы в Царствии Небесном!
– Проклятие Риму! Проклятие Риму! – твердил сквозь зубы сенатор Катон, стоявший напротив голодных псов. – Вот он, лик подлинный Антихриста! Адовы, адовы муки ждут гонителей детей Христовых!
Все эти выкрики возбудили агрессию животных. Одна из собак схватила плачущую женщину за надетую на ней шкуру. Несчастная оторвалась от остальной людской массы. Несколько собак побежали к ней сзади и начали терзать ее тело.
Раздался душераздирающий крик. И в этот же момент все прочие хищники, бывшие на арене, словно по команде, бросились в толпу. Кровь лилась рекой. Зрительская толпа улюлюкала. Служители амфитеатра открывали новые и новые клетки с животными.
Появление на арене тигров произвело на присутствующих магическое действие.
Взбудораженные видом крови, голодные полосатые чудовища расправлялись с людьми, откусывая им головы, ломая хребты и грудные клетки ударами тяжелых когтистых лап. Арена стала напоминать гигантскую пульсирующую кровавую клоаку.
Зрелище ввело публику в транс. Долго это продолжаться не могло, психика людей не выдерживала. Кто-то начинал плакать сквозь смех. Кто-то кричал: «Когда это кончится!» Некоторые лишались чувств, другие просто отворачивались.
Петроний готовился отдать последнюю команду. Наступил момент, когда надо было перейти к заключительной части игр.
*******
Накануне вечером Петроний встретился с Максимилианом. Конечно, фаворит императора надеялся увидеть раздавленного и поникшего человека. Но он ошибся. Максимилиан был спокоен и собран. Смерть не страшила его. «Мы не можем бояться того, чего не знаем. А мы не знаем смерти. Поэтому, боясь смерти, мы боимся только своих фантазий. Бояться фантазий глупо», – так Максимилиан думал раньше, так он думает и теперь.
Да, он так до сих пор и не нашел ответа на свой главный вопрос. Он не знает, в чем смысл страдания. Но где-то внутри он смутно чувствует: испытание не в том, чтобы просто пережить страдание, найти способ. Испытание в том, чтобы смотреть поверх него.
Опала коснулась его близких, но никто из них – ни Секст, ни Анития – не были сломлены горем. Никто из них не стал хвататься за соломинку веры, не стал искать религиозного смысла в тех испытаниях, которые выпали на их долю.
Легче всего придумать смысл страдания, утешить себя иллюзией. Легче всего решить – есть на небесах кто-то, кто готов зачесть мне мои страдания в качестве пропуска в рай.
Но это неправда. А неправильный ответ не лучше полного его отсутствия.
Максимилиан не признавал никаких жертвоприношений – ни римским богам, ни, тем более, богу евреев. Бог не может требовать жертвы. Он был бы жесток, если бы принял ее. Бог – это любовь, а любовь живет в человеке. Об этом он всегда говорил Анитии:
«Болью не купишь райских чертогов. На долю каждого из нас выпадают испытания, и нужно иметь мужество пройти их, не ожидая чудесной помощи. Рай – это то, что у тебя в душе. Единственный путь к нему – твоя внутренняя свобода».
И вот в своем последнем, по сути, предсмертном письме Анития ответила Максимилиану. «Я выбираю дорогу к счастью». И несмотря на весь ужас происходящего там, на лобном месте, Максимилиан видел сегодня свет. Свет, который окружал ее, ее внутренний свет.
А еще Максимилиан видел, с какой силой, с какой отвагой сражался Секст, защищая Анитию. Когда-то он говорил Сексту: «Быть героем просто – нужно помнить о тех, кого ты любишь». И сейчас он видел перед собой настоящего героя.
Петроний ожидал увидеть сломленного человека… Ему не повезло.
– Хорошее представление? – спросил Петроний, войдя в камеру Максимилиана.
Максимилиан не стал ему отвечать.
– Не хочешь со мной разговаривать? Хорошо. Восхищаюсь твоим присутствием духа. Не нашел еще своей «истины»?
Издевательский тон Петрония, оставаясь безответным, безнадежно провисал. Максимилиан никак не реагировал.
– Ты будешь со мной разговаривать или нет?! – Петроний не выдержал и сорвался на крик.
Максимилиан молчал.
– Пороть его! – губы Петрония дрожа ли, он почти плакал, сознавая свою неспособность заставить Максимилиана признать поражение.
Стражники засуетились, но, смущенные заданием и благоговея перед заключенным сенатором, никак не могли приступить к делу.
– Шевелитесь, болваны! – кричал Петроний.
Максимилиана полосовали плетьми, а он принимал эти удары без какого-либо внутреннего сопротивления. Если кто-то хочет его ударить – пусть. В конце концов это ему нельзя запретить, но и переживать из-за этого тоже не имеет никакого смысла.
После Петроний приказал вырвать Максимилиану язык. Профилактическая мера. Чтобы не повторить сегодняшней ситуации с Секстом.
Если у человека нет языка, то какая разница – знает он о том, кто сжег Рим, или не знает? Он все равно не сможет сказать.
– Кстати! – обронил Петроний перед самым своим уходом. – Я тут думал, кого из вас умертвить первым – тебя или Анитию? Решил, что ты не дрогнешь, когда она будет умирать. Ты ведь у нас «герой»! А она дрогнет, не выдержит, глядя на твои мучения. Ведь не выдержит же, правда?.. Очень хорошо! Говорят, этого их христианского бога как раз предал один из учеников. Я хочу, чтобы ты умер, зная, что твоя ученица предала своего учителя… Прекрасный план, прекрасный! Прощай!
*******
Публика грянула многотысячным: «Да!» Под протяжное гудение множества труб в самом центре арены началось движение. Отбрасывая в сторону тела погибших, крышка устроенного там колодца раскрылась шестью своими ставнями. Они поднимались вверх, словно лепестки распускающегося цветка.
На глазах зрителей, посреди кишащей массы человеческих тел и животных, выросла огромная клетка. Полтора десятка голодных львов, обезумевших от запаха свежей крови, метались в ней, словно большие желтые белки, запертые в вертящемся колесе. Звери, оказавшиеся в этот момент неподалеку от клетки, ощетинились и бросились врассыпную.
Сверху клетка была наполовину закрыта крышей, казавшейся своеобразным помостом. Трое рабов быстрыми и четкими движениями, словно делали это тысячу раз, приколачивали к огромному деревянному кресту человека в терновом венке. Весь Рим, бывший в этот момент на трибунах, ликовал. Сейчас они увидят смерть еврейского бога!
Справившись с первой частью задания, рабы поймали сброшенные им с велария веревки и закрепили их справа и слева на поперечной перекладине креста. С помощью лебедок, установленных на двух противоположных трибунах и соединенных с блоками на веларии, крест с человеком стали медленно поднимать вверх.
