Петер Корнель - Петер Корнель. Пути к раю
она остается отвратительной полосой размером в лист, которую усердно распространяют в сотнях и сотнях экземпляров».
4. Ср. складки, образующие лабиринт на картине Леонардо да Винчи, где изображена Дева Мария с младенцем и со своей матерью Анной.
В 1910 году Зигмунд Фрейд пытался очертить путь сексуального развития Леонардо в своем исследовании «Leonardo. Eine Kind-heitserinnerung» («Леонардо. Воспоминание о детстве»). Он изучил горы рукописей Леонардо, посвященных искусству, естественным наукам и изобретениям, но нашел только один маленький фрагмент личного характера. В отрывке о полете птиц Леонардо вдруг вспоминает о том, как однажды, когда он был младенцем и лежал в колыбели, прилетел гриф, сел с ним рядом и ввел ему в рот перья своего хвоста. Этот на первый взгляд не имеющий отношения к делу фрагмент становится отправной точкой исследования Фрейда, путеводной нитью, с помощью которой он разбирает тайные стороны личности Леонардо и его творчество. В конце книги все как будто становится очевидным: и скрытая гомосексуальность Леонардо, и его максимальная способность к сублимации. Гриф трактуется как символ материнства, ибо связь с матерью — одна из важнейших тем у Леонардо. «Мона Лиза» являет нам в одно и то же время нежную мать
и любовницу-вампира, «Дева Мария с младенцем и святой Анной» оказывается двойным портретом матери. Вопрос исчерпан.
Но вскоре после выхода в свет книги Фрейда его друг Оскар Пфистер сделал сенсационное открытие. Если мать, замаскированная под грифа, фигурирует в единственном оставленном Леонардо воспоминании детства или, вернее, в его единственной фантазии на темы детства, не должен ли гриф встречаться и в его искусстве? В самом деле — именно в картине «Дева Мария с младенцем и святой Анной» Пфистер находит грифа, наполовину скрытого в складках одежды Марии! Извилины одежды должны были быть написаны автоматически, кистью водила диктовка бессознательного. Но только потом, только для Пфистера приобрели эти извилины определенный и неожиданный смысл. Пфистер нарисовал схему, чтобы все остальные могли увидеть то, что увидел он: гриф лежит на спине на коленях у Марии. Голова с характерным клювом прижата к спине Богоматери, одно крыло свисает вниз по ее правой ноге, а ткань на ее левой руке образует хвостовые перья грифа, которые очень четко вырисовываются у рта младенца Иисуса/Леонардо. Одежда Марии, претерпев метаморфозу, приобретает значение символа. Она отсылает нас к чему-то отсутствующему, невидимому, но не к чистому Сущему, как складки в Боттичел-лиевой «Юдифи», а к бессознательному, вы-
тесненному и «забытому» желанию. Один «исследователь» впоследствии указал, что все рассуждение Фрейда зиждется на неправильном переводе и что «тЬЫо» в отрывке воспоминаний Леонардо по-итальянски означает не грифа, а красного коршуна. 3
Такой исследователь, как Ален Меджилл, а. а., считает, что фрейдовское «Толкование сновидений» — произведение попросту гениальное, даже если каждый вывод в нем окажется ошибочным. Также и Мирча Элиаде видит во Фрейде прежде всего писателя и мифотворца, а не ученого. В одной из дневниковых записей от декабря 1960-го он пишет: «Предлагаемые Фрейдом толкования имеют все больший успех, поскольку они принадлежат к числу мифов, доступных современному человеку. Возьмем, например, миф об отцеубийстве, преобразованный и истолкованный в книге „Тотем и табу“ („Totem and Tabu"). В примитивных религиях и мифологиях совершенно невозможно найти хоть один пример отцеубийства. Этот миф — творение самого Фрейда. И что особенно интересно: интеллектуальная элита принимает его (потому ли, что он правдив, или потому, что она его понимает? А может, потому, что он „правдив** для современного человека?)». М. Eliade. «Fragments d un journal», 1973 (M. Элиаде. «Отрывки из дневника»). Другими словами — бьггь может, Фрейд не столько раввин, сколько поэт.
6. Этого не произошло.
7. «На уровне улицы Мо мы не заметили маленькой красной штриховой линии, которая отмечала границу между двумя районами города: Ла Виллетт и Комба. Мы прошли станцию метро „Боливар", где улица Боливара образует спиралевидную кривую, выходящую на пустырь, на котором недавно появились новостройки. Там прокладывают улицу Секретен, упирающуюся в большую кучу брусчатки неподалеку от училища Жакард. Облик великих преобразователей городской жизни становится грозным, когда они приближаются к парку, где прячется городское бессознательное»… (курсив мой. — П. Корнель, имеется в виду Бютт-Шомон). L. Aragon. «Le paysan de Paris» (Л. Арагон. «Парижский крестьянин»).
8. Хумлегорден как «бессознательное города». Ср. историю болезни Эрнста Юсефсона в Уппсальской больнице в 1888 году. Его только что привезли в Швецию с острова Бреа. «По-видимому, в настоящее время галлюцинаций у него нет, но раньше были. (Он утверждает, что видел дым и испарения, поднимавшиеся в разных местах Хумлегордена в Стокгольме, и чувствовал зловоние.) Память в основном хорошая. Мысль живая, торопливая. Ложные представления: ему чудится, что его самого и других честных людей преследует лига, состоящая из масонов и серафов». 4
Лабиринты любви, в которых звучал отголосок древних магических ритуалов плодородия, должны были символизировать сложности любви. Они состояли из высоких подстриженных шпалер, расположенных концентрическими кругами, по-видимому по образцу французских церковных лабиринтов. Шпалеры предлагали подходящее убежище для поцелуев украдкой и тайники для интимных встреч. В центре лабиринта любви помещали майское дерево, как символ плодородия и напоминание о райском древе жизни. См. Г. Керн, а. а.
10. О парке как исходном пункте скитаний по городскому лабиринту см. СОУ, 1951: 21.
«Показания Нильсона привели к тому, что по представлению интенданта уголовной полиции Сеттерквиста и с согласия управления тюрьмами Нильсона доставили в Стокгольм, где 21 июня 1950 года его провели по городу, с тем чтобы он смог указать дом, где жил пастор. Прогулка продолжалась два часа под наблюдением Винберга и при участии Пауль-сона. Перед началом прогулки Нильсону был задан вопрос, слышал ли он имя пастора, о котором идет речь, и помнит ли он, на какой улице живет этот пастор. Нильсон ответил, что не помнит, называл ли пастор свое имя. Что касается улицы, он знал только, что она „расположена где-то в районе Сёдера". Маршрут, начатый в Хумлегордене, дальше был составлен в соответствии с показаниями
Нильсона, и, когда мало-помалу группа добралась до района южнее Слюссена, оказалось, что Нильсон, несмотря на тщательные поиски, не может найти дом, в котором он однажды побывал. В конце концов Нильсон заявил, будто может с уверенностью утверждать, что дом пастора был расположен восточнее Етгатан на улице, круто поднимавшейся вверх, и что на этой улице было несколько старых деревянных домов. Пастор жил на третьем этаже каменного дома, и Нильсон помнил только, что лестница в подъезде была винтовая и на площадку каждого этажа выходила только одна дверь».
«Utredning angaende myndighetemas forhallan-de i den s. k. Kejneaffaren m. m.», 1951 («Расследование, касающееся поведения властей в так называемом деле Кейне и пр.»).
11. Точнее, Шведская национальная библиотека, построенная в этом же парке. (Ср. слова Арагона: «…где приходят в движение безумные мечты обывателей».)
12. Парк как городская глушь; намекает на загадочные уличные беспорядки, так называемые Берцелиусовские беспорядки в Стокгольме летом 1951 года. Поздней ночью в парке собирались представители андеграунда, проститутки обоего пола, сутенеры и хулиганы. Здесь происходили постоянные драки, скандалы, которые привлекали любопытных из тех, кто оказался ночью на улице. «Дагенс нюхетср» сообщает о бурной ночи на 26 августа: «Потом толпа потянулась в парк Берцелиуса, где вскоре началась давка. Воздух наполнился криками и свистками, обстановка все более накалялась. Некоторые полицейские обнажили оружие и, яростно размахивая им, оттеснили толпу на маленькие улицы вокруг парка».
13. Вряд ли есть необходимость подчеркивать здесь гегельянский отзвук.
14. Без сомнения, речь идет о парке Хага. Летом 1951 года Энбум жил в гроте в этом парке.
15. Государство и пресса против Лиги Энбума. В свидетельствах, в которых дано описание Энбума, осужденного на пожизненное заключение, выявляются черты взрослого ребенка и фантазера-мечтателя:
«Прежде всего, о нем говорят, что он никогда не чистит свою одежду, что на воротнике его пиджака лежит толстый слой пыли и волос и т. д. Из-за этого он часто получал замечания от начальства и отвечал на это, что не создан быть железнодорожником. Инспектору по движению приходилось требовать, чтобы он надел чистую рубашку. „Тогда на следующий день на нем появлялась чистая рубашка, но она оставалась чистой только один день“».