Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
— Ты о чем?
— Насчет комиссии. Как мои дела?
— Что же ты ничего не пьешь? Пошли, выпьем и поболтаем. — И сенатор повел его холлом и по широкой лестнице в обшитую дубовой панелью библиотеку.
— Так как же? Какие новости? — спросил Кип. — Есть у меня шанс?
Сенатор задумчиво прохаживался по ярко-красному ковру.
— Добиться этого будет трудно. Боюсь, более чем трудно.
— Не хотите ли вы сказать…
— Что?
— Что это вообще невозможно?
— Обстановка такова: судья Форд заявил, что выйдет из комиссии и возбудит общественное мнение. А это опасно. Как понимаешь, опасно для нас всех. Начнется чудовищный скандал, — пояснил он Кипу.
Вид у него был печальный. Ведь двери в широкий мир, которые он раскрывал для Кипа у себя в доме, давали Маклейну возможность чувствовать себя творцом — а это чувство было ему остро необходимо; не далее как на прошлой педеле он вновь испытал его, когда один инженер принес проект такой конструкции автомобиля, при которой можно выжать восемьдесят миль в час на один галлон горючего, — просто подарок миллионам людей.
— Я, конечно, мог бы попытаться протолкнуть это дело и полностью убежден, что ты бы замечательно работал в комиссии, но пойми, Кип, для меня это будет политическое самоубийство.
— И вы дадите этому упрямцу судье вас прижать?
— Выяснилось, что против меня целый заговор. И тут бой пойдет в открытую. Что я могу сделать?
— Вот и дадим бой в открытую — дело того стоит. Все нас поддержат.
— К сожалению, я иного мнения.
— Так что же, вы разрешите этому типу над вами победу праздновать? — возмутился Кип.
В эту минуту сенатор походил на мальчугана, который выпустил воздушный шарик, чтобы полюбоваться, как высоко он взлетит, а теперь с грустью следит, как его уносит прочь.
Опустив голову, Кип сидел, беспокойно водя ногой по ковру. И вдруг, не веря себе, поднял глаза на сенатора, так, словно до него только что дошло, что все это значит. Ведь беда не только в том, что ему в работе отказывают, ему отказывают в жизни, какую он хочет себе построить, как всякий свободный человек, не дают осуществить его мечту.
— Сенатор, — взмолился Кип, — вы ведь не смиритесь, правда?
— Я хочу одного… — начал было Маклейн.
— Не ожидал я такого… — прервал его Кип. — Никак не ожидал. Я, конечно, не говорю, что… вы были так добры… тут не ваша вина…
Он подошел к окну, и перед ним открылся город, сбегающий с холма к озеру. Как он его любит… Как хочет наслаждаться его кипучей жизнью, добиться в нем заветной цели, благодаря своим способностям. Там, на холме, над высокими зданиями сияют круги света, а в темных низинах теснятся убогие, приземистые неосвещенные постройки, а дальше, за ними, поднимаются залитые огнями дома-башни. По тем улицам он гулял с Джулией и думал, что цель близка. Город сверкал, манил как волшебный, но Кип понимал: судья Форд преградит ему путь в комиссию.
— Но ведь судья… — проговорил он, запинаясь, — он заходил посмотреть на меня, как любой другой. Нам бы с ним надо приглядеться друг к другу, потолковать, разобраться, какие пружинки заставляют каждого из нас тикать на свой лад. Может, он поймет: все, что он считает таким важным, так же важно и для меня? Как вы думаете?
— Что ж, если тебе удастся уломать судью, — сенатор, пожав плечами, зажег сигару, — тогда другой разговор.
— Но вы же не чувствуете себя побежденным?
— В таких делах не бывает поражения. Это все равно что золото искать: бурят породу, не находят жилу — ищут в другом месте. Тут нет личного поражения. — Он крепко ухватил Кипа за локоть. — Пошли. Возьми сигару, и спустимся вниз.
Сенатор был так благодушен и так надежно защищен в своем большом мире, что Кип с особой остротой ощутил всю ненадежность своего положения. Он уже ничего не смог сказать сенатору, пока они спускались по лестнице. Мысли его занимали судья Форд и воспоминания о том, как тот приходил посмотреть на него, точно все другие, и их разговор. Он не заметил Эллен, которая ждала его в холле одна.
— Привет! — обрадовалась Эллен. — Я уж думала, вы исчезли на весь вечер.
Она стояла и весело улыбалась Кипу. Сенатор похлопал его по плечу, печально улыбнулся и пошел дальше. Его красная шея и пышная седая шевелюра глянцево поблескивали в ярком свете ламп.
— Вы собираетесь вернуться в гостиную и отвечать на их дурацкие вопросы? — спросила Эллен.
— Пожалуй, мне все равно. — Сейчас Кипу не хотелось разговаривать ни с кем, кроме судьи Форда.
— Ну, а когда же мне удастся поговорить с вами наедине?
— Пожалуйста, сейчас, если угодно, — вяло ответил он.
Она повела его в оранжерею, а он, идя следом, даже не смотрел на нее. Ее интерес к нему он считал праздным, она напоминала девчонку, которая бегает за знаменитостью. Они сели, и Эллен почти прильнула к нему.
— Мне было тоскливо, — сказала она. — Вот уже несколько недель…
— Что вы сказали?
— Я тосковала, а теперь нет.
— Вряд ли я сейчас могу кого-нибудь развлечь, — сказал он, не переставая думать о судье. — Просто я сейчас не в том настроении.
— Что с вами?
— Может быть, вам сгодится кто-нибудь из тех джентльменов в гостиной?
— Нет уж, спасибо… Норковая шубка у меня есть.
Она смотрела на него, прищурившись, от уголков глаз к ее вискам разбежались еле заметные морщинки. Тонкая белая ткань платья облегала высокую грудь. Но Эллен его раздражала. Он решил ее отпугнуть и рывком обнял, прижал к себе и не отпускал. Она не противилась, она лежала в его объятиях. Сердце ее стучало ему в грудь, она ему поддавалась. Кип обомлел. Эллен, казавшаяся такой недоступной. Он мог бы овладеть ею, если б только захотел. И все его прежнее воодушевление вернулось к нему, а с ним и прилив сил. Он готов был немедленно мчаться к судье Форду.
16Он вернулся в гостиницу, но спать не лег. Он сидел на стуле у темного окна, мысленно подбирая слова, с которыми обратится к судье, откроет ему всю душу. Наконец он разделся и, лежа в постели без сна, следил за бликом лунного света на одеяле в ногах. Как там Джулия, все еще слушает радио и ждет его звонка? Он встал с постели и босиком зашагал из угла в угол. И чудилось ему, что в этой залитой лунным светом комнате он и судья беседуют друг с другом, что судья подобрел к нему и сказал ему много хорошего. За окном неумолчно защебетали птицы и наступил рассвет. Он не знал, в котором часу заснул, но проснулся уже пополудни.
В вестибюле его окликнул Билли:
— Тебя спрашивал тот типчик в очках, перхотью обсыпанный, забыл, как его звать.
— Фоули.
— Во-во, Фоули. Он и вчера вечером приходил. Чего ему сказать?
— Скажи, в город ушел, к судье.
Он сел в свой автомобиль, доехал до муниципалитета, поставил машину подальше, напротив мюзик-холла, и подошел к памятнику павшим воинам. Не в силах побороть волнение, он стоял и смотрел на широкие ступени перед входом в муниципалитет. В детстве не раз он входил в эти двери, когда его водили в суд по делам несовершеннолетних. Он взбежал по ступеням, прошел по коридору к кабинету судьи и постучал. Услышав голос судьи «Войдите!», он взял себя в руки. Судья Форд сидел у окна, выходящего в колодец двора, и протирал очки носовым платком. Луч солнца, пробившийся в комнату сквозь верхнюю часть высокого окна, коснулся его седого затылка, осветил пресс-папье на столе. Лицо судьи оставалось в тени, но в проницательных серых глазах его будто что-то блеснуло.
— Здравствуйте, Кейли, — произнес он, медленно поднимаясь с кресла. — Как понимаю — ответный визит?
— Да, — сказал Кип. — Хочу поговорить с вами.
— Вот как…
— Просто поговорить, — повторил Кип. Его не оставляла надежда, что судья поймет, как он жаждет завоевать его расположение. Судья молча улыбнулся, и это ободрило Кипа.
— Похоже, вы… что-то имеете против меня… — начал он, — потому что не соглашались на мое освобождение. И… ну, не очень-то приятно, когда знаешь, что такой человек, как вы, с кем хочется быть в добрых отношениях, имеет на тебя зуб.
— Кейли, я ничего не имею против вас лично, — мягко проговорил судья. — Верно, я возражал против вашего освобождения, потому что вы всегда были необузданны и незаконопослушны.
— Да я за это на вас не обижаюсь, — сказал Кип. — Мало ли каким я был… Но нынче есть кое-что, в чем я смыслю. Взять хотя бы Комиссию по досрочному освобождению — это же великое дело и может сыграть большую роль.
— И сыграет. Верно.
— А ведь я тут большую пользу могу принести. Люди мне доверяют.
— Вы же знаете, что в комиссию вхожу я?
— Конечно. Так выходит, я чересчур высоко мечу?
— Не в том дело, Кейли, не в том, — улыбнувшись, ответил судья, словно бы жалея его.
— Послушайте, такой парень, как я…
— В тот вечер, когда я увидел вас в гостинице, я решил, что вы просто подвыпили, — так же мягко сказал судья. — Вы только подумайте, какой страшный вред все они вам причинили. Вы же утратили всякое чувство меры, — наставлял он его незлобиво.
