Дмитрий Тростников - Знаменитость
Алеша кивнул и поднял рюмку.
– Мы с тобой друг друга стоим, – с какой-то непередаваемой печальной лукавинкой констатировала Старкова. – Всегда так было.
Только здесь, в этой московской квартире я видел Алешу снова ожившим. Ведь о ночной истории, как приятеля Алеши Козырного порезали у него глазах, шушукался весь музыкальный Питер. Никто, ничего Алеше не говорил, но все знали, и он это тоже знал. Поэтому ходил непривычно потупившийся, утратив живость характера. И в реальность моего плана собрать деньги на выкуп он тоже не сразу поверил.
– Надо как-то не так действовать. Чтобы эти блатные отпустили Алешу Козырного – так не бывает, – Не собиралась отступать Старкова. – У них это называется «соскочить» – там за это режут. Нашли себе дойную корову, и пока все соки не высосут – не отпустят… Может плюнуть вам на все, да просто записать этот альбом, а дальше будь, что будет? У меня здесь много знакомых музыкантов и аппаратура найдется. Они, правда, рок играют, но запись все равно можно организовать?
– Мы завтра все-таки попробуем, а там посмотрим, что получится, – пожал я плечами.
– Нет уж, завтра поздно будет пробовать! Надо прямо сейчас, – возразила Старкова и посмотрела на часы. – И тогда завтра не наделаете глупости! Поехали! Может, еще успеем.
В лабиринте старых московских переулков Маша ориентировалась, как рыба в воде. Августовский вечер только набирал силу. Я не успевал уследить за Машей и после нескольких подворотен, понял, что сам бы тут безнадежно заблудился, и уже точно не найду обратную дорогу.
– Кажется здесь, – решила Маша перед ободранной деревянной дверью, которая не просто не походила на дверь жилого подъезда. Такая дверь – перемазанная известкой и наглухо заколоченная могла быть только у руин какого-нибудь пакгауза, заброшенного еще после бомбардировок великой отечественной войны. И в заколоченных окнах двухэтажного старого особняка, построенного, наверное, задолго до нашествия Наполеона, не было и намека на свет.
Тем не менее, Маша громко постучала в эту дверь условным стуком. Испачкав при этом пальцы то ли известкой, то ли голубиным пометом.
– В сторонку отойдите, здесь не маячьте, иначе не откроют, – предупредила Маша, яростно вытирая пальцы. – Вот, зараза!
Мы с Алешей скрытно отшатнулись в сторону. Загаженная дверь приоткрылась на узенькую щелку. Через щелку к нам присматривался чей-то подозрительный глаз. Наконец, послышалось бормотание, похожее на злую ругань шепотом. И дверь, казавшаяся наглухо заколоченной, со скрипом отодвинулась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться боком.
– Пошли! – Скомандовала нам Маша и пролезла в щель первая, слегка шоркнув дверь оттопыренной надписью «Deep Purple» на футболке.
Пока глаза не привыкли к полутьме, я почти ничего не различал, зато слышал.
– Ты совсем спятила? – раздраженно выпалил мужской голос. – Я же предупреждал – сегодня нельзя! Чего ради приперлась?
Я уже понемногу различал, что хамит Маше щуплый парень с козлиной бородкой и ленточкой, перехватывавшей волосы на лбу.
– Еще и чужих привела!.. – распалялся этот хмырь. – Дура, конченая!
Легкий хмель от недавно выпитой водки усилил злость, пусть даже пытались оскорбить не меня. Я испытал мгновенное блаженство, мысленно представляя, как заталкиваю его слова кулаком ему же в рот. Инстинктивно, даже не двинулся, а только чуть подался вперед. И сразу машина рука, успокаивающим движением легла мне на предплечье. Незаметно в темноте. При этом сама Старкова даже не оглянулась. Похоже, она действительно, каким-то редким чутьем понимала все. И еще интересно, что она в этом случае постаралась остановить меня, а не своего Алешу.
– Санчес! Не строй из себя Че Гевару! Ты все равно не тянешь… – с неподражаемой долей презрительного превосходства ответила Маша. –Проводи к Борису, там разберемся. Я по делу, – отрезала Маша. – Не поведешь – сами найдем!
Судя по дыханию, этот тип, мысленно обозвал ее сукой, или еще как-то. Но промолчал, видимо, почувствовав, что выпускать мелкую злость наружу безнаказанно ему больше не дадут.
– С завязанными глазами их поведу! – выставил условие он, вытаскивая из кармана длиннющий эластичный бинт, которыми спортсмены перематывают травмированные коленки.
– Прикинь, Серега, московские нравы! Но пасаран! Они не пройдут! – расхохотался Алеша Козырный. – Надо Василичу подсказать – у нас всем глаза завязывать, кто на запись случайно попадает – никогда больше не спалимся!..
Он без возражений позволил негостеприимному привратнику затянуть узел у себя на затылке. Я почувствовал, что дурацкое приключение уже веселит певца.
Дальше пришлось шагать наугад, неуверенно ставя ноги, чтобы не споткнуться и не упасть. В кромешной тьме был слышен только шаркающий звук наших осторожных шагов. Вслепую, по каким-то коридорам, поворачивая то направо, то налево. Впрочем, был в этой истории один плюс. Моим поводырем была Маша Старкова. В сумраке заколоченного особняка с завязанными глазами я понял, что ощущают слепые. Когда нет зрения – обостряются все другие чувства. Поэтому, стискивая мягкую руку, чуть выше локтя я ощущал, какая шелковистая у нее кожа. А еще мое обоняние различало еле слышный запах пряных духов. И все это вместе – получились довольно волнительные ощущения!
Поэтому, чтобы не увлечься чересчур, и думать о деле я спросил Старкову:
– А кто такой этот Борис?
– Это бог! – восторженно отозвался придурок с козлиной бородкой.
– Это очень хороший композитор и поэт, – вполголоса пояснила Старкова. – Непризнанный, конечно. Рок-музыкант, лидер группы «Паноптикум», к ним мы сейчас идем.
– А зачем этот цирк? Глаза завязанные? – поинтересовался я. – Понимаю, нужна конспирация, когда Алеша блатные песни поет. А тут-то что?
– Рок-музыку КГБ еще сильнее в подполье загоняет, – убежденно заявила Старкова.
– Так ты этого самого бога из дома выставила?! – хохотнул впереди Алеша Козырный.
Даже не видя Машу, я почувствовал, как она злится. Но тут Алеша обо что-то споткнулся, не удержался на ногах. Вокруг все загремело, что-то тяжелое полетело на пол. Я сорвал с глаз дурацкую повязку, силясь разглядеть, где я, и что происходит.
– Я же сказал, чтобы никакого шума! Запись идет! – громко возмутился переполненный властной злостью новый мужской голос.
Мои глаза постепенно начали различать, что мы уже пришли. В полутемной комнате горело несколько свечей. Их света было явно недостаточно, и низкий потолок терялся в полумгле. Стены были изрисованы какими-то странными граффити. Один угол помещения был полностью заставлен пустыми бутылками, в основном из-под портвейна и других крепленых вин.
Впрочем, пустые бутылки громоздились не только на полу. Часть их выстроилась на полках старенькой этажерки при входе в комнату. Именно за нее пытался ухватиться Алеша, споткнувшийся о порог. Точнее, он лихорадочно хватался за воздух и за все, что могло попасться на расстоянии вытянутых рук. Попалась эта самая этажерка. Хлипкая деревянная конструкция не выдержала такого мощного толчка и бутылки посыпались на пол. Именно этот оглушительный грохот и спугнул всех, и вызвал гнев хозяина территории.
Сам он сидел на корточках перед небольшим столиком. Первой бросалась в глаза огромная цветная татуировка, спускавшаяся по его руке от плеча до локтя. Безрукавый кожаный жилет, одетый прямо на голый торс не скрывал волосатую грудь. Длинные волосы висели ниже плеч, частично закрывая лицо, так, что сначала я не разглядел глаз этого гуру.
– Я же просил тишины! – властно приказал он еще раз. – Со мной интервью записывают…
И действительно, на низком столике перед этим заросшим бугаем, на маленькой подставочке стоял обычный микрофончик, шнурок от которого был подсоединен к миниатюрному кассетному магнитофону. А спиной к нам на пустом ящике из-под стеклотары сидел кто-то очень коротко подстриженный. Этот зябкий череп, покрывал ежик коротюсеньких волосиков, длиной не больше полсантиметра. И только по трогательной худенькой шее становилось понятно, что спиной к нам сидит девушка, только подстрижена она вот так экстравагантно.
– Интервью для ВВС!.. – с ноткой тревожного восторга шепотом посвятил нас козлобородый. – Журналистка из Англии. Сама нас нашла. Готовит передачу про молодой русский подпольный рок. Может быть, даже сам Сева Новгородцев в эфир выдаст в своей передаче! Теперь понимаете?..
В глазах козлобородого, направленных на своего волосатого бога, сияло подлинное обожание с оттенком священного трепета.
– Да прекратите вы греметь, в конце концов?! Хватит! – приказал «гуру».
Это Алеша ногой аккуратно подпихивал осколки разбитых бутылок под несчастную этажерку.
Востроносенькая журналистка вопросительно улыбнулась нам смущенной, деликатной, и какой-то, очень иностранной, улыбкой. Мы со Старковой поспешили тихо занять места на таких же пустых ящиках, нашедшиеся вдоль стены.
