Лебедев Andrew - New-Пигмалионъ
Сперва побегать, и лучше не по механической дорожке, а по погоде, выбежав на стадион, что был тут же во дворе. Километр, не более, то есть два круга в среднем темпе. Потом потянуться в полу-шпагаты с Игорьком – помощником Рафика, он должен помочь погнуться – размять спину, погнуть позвоночник, показать последовательность упражнений. А потом, на любимые железки – на тренажеры, качать мускулюс бицепс, мускулюс трицепс, и прочая, прочая, прочая.
С удовольствием побегал по стадиону.
Потом погнулся с Игорьком.
Игорь классический Греко-римский борец, силища у него ужасная.
Принялся помогать Дюрыгину наклоняться в положении сидя, нагибая его подбородком к коленкам и далее – носом к пальчикам ног, да так, что Дюрыгин взмолился, – сломаешь меня, чёрт!
Терпи, Валера, если не хочешь скорой старости и остеохондрозов.
Скорой старости и остеохондрозов Дюрыгин не хотел.
Погнулся, потянулся.
Потом снова побегал, на этот раз на бегущей дорожке.
Затем перешел в зал, где мужчины гремели железом.
Там, на тренажерах подсел под штангу для жима лежа.
Мальчик ассистент спросил, сколько блинов навесить?
Дюрыгин заказал штангу в шестьдесят килограмм.
В самый раз.
Рядом качался известный актер и кинорежиссер Стёпа Нахалкин.
Поздоровались.
Степа кряхтел, выполняя норму в сто сведений и разведений на большую грудную мышцу.
Ему надо хорошо выглядеть.
Ему уже шестьдесят два и он женился в этом году на молоденькой актрисочке.
– Людочки твоей не видать, Валера, – сказал Стёпа, переводя дыхание.
– А ты не слыхал? В аварию попала, сейчас дома отлеживается после сотрясения.
– Да ты что? Какая жизнь! Не знаешь где пропадешь…
– Это точно, – философски согласился Дюрыгин.
– А ты Лёву Мартенсона знаешь? – спросил Степан, – из Вахтанговского театра.
– Ну – Так его на прошлой неделе в парадной какие-то отморозки так отделали, что тоже с сотрясением лежит, а он у меня снимается.
– Может это не отморозки, а рассерженные поклонники таланта за плохо сыгранную роль? – пошутил Дюрыгин.
– Дурак ты, – отмахнулся Степа.
Нахалкин отер полотенцем пот с волосатой груди и пошел в раздевалку.
– В Сад Семирамиды пойдешь? – в спину ему крикнул Дюрыгин.
– Не, прямо в павильон на съемки поеду, – не оборачиваясь ответил Нахалкин.
В Сад Семирамиды пришлось идти одному.
– Нельзя изменять традиции, – решил Дюрыгин.
Да и нравилось ему после больших нагрузок расслабившись, послушать пение экзотических птиц.
Место здесь было элитно-тусовочное.
Вот и теперь в этот весьма ранний для Москвы час, здесь сидели и известный эстрадный певец с какой-то девушкой, и депутат Думы с известным – вечно небритым скандальным журналистом…
Дюрыгин кивнул депутату и журналисту, проигнорировав певца, хотя певец узнал его и напрягшись, явно ждал, что тот поздоровается с ним. Но Дюрыгин решил не баловать и не удостаивать. Разные у них весовые категории. И тусовки разные.
– Вам как всегда? Кофе эспрессо и минеральную воду "виталь" со льдом? – спросила официантка Сонечка.
– Пожалуй, – согласился Дюрыгин и принялся изучать свежий номер "Коммерсанта".
Раскрыл на той полосе, где писали про телевидение и культуру.
Ага…
Вот как раз про их телеканал пишут.
Пишут, что сетка осенью поменяется, и что в сетке будут новые программы, и среди премьер ожидается новое шоу Зарайского с Ирмой Вальберс…
Ни чего себе, это что уже решенный вопрос?
Откуда у них такая информация?
Это кто же такой пишет?
Ага, обозреватель и телекритик Ольшанская.
Это что же, главный с Ольшанской встречался и ей такого наговорил?
А как же тогда относиться к его обещаниям и заверениям, данным Дюрыгину, что у него есть шесть недель, чтобы найти ведущую?
Ведь шесть недель еще не истекли.
И ведущая у него будет.
Революция, а не ведущая!
И шоу у него будет, не шоу, а воплощенная Парижская коммуна…
И Агаша с голой грудью и французским триколором на баррикаде, как на картине Делакруа…
Дюрыгин снова усмехнулся, набежавшему образу.
А что?
Надо будет этот образ использовать и обыграть.
3.
Монахов был недоволен сценарием.
Агаша принялась рассказывать про то, как приехав из маленького подмосковного городка в столицу, она встретила богатого, но очень пожилого человека и полюбила его…
– Стоп, стоп, стоп, – закричал Монахов, – кто писал этот текст?
В руках он держал сшитый сценарий, где каждая страничка была положена в отдельный тонкий полиэтиленовый чехольчик.
– Кто писал?
– Александр Александрович писал, – ответила ассистентша с изможденным лицом.
– Надо к черту переписать, – сказал Монахов, – здесь не вяжется с общей концовкой и вообще, Агаша немного по имиджу не подходит, пусть Сан-Саныч перепишет на больного олигарха, а Агаша была медсестрой, ну и там как всегда…
– Это пол-часа переписывать, – сказала ассистентша.
– Нормально, а мы пока снимем эпизод с Никифоровым.
Агаша, тяжело вздохнув, что ее работа осложняется переписыванием сценария, а соответственно и переучиванием роли, пошла на трибуну, присев среди массовки.
Монахов объявил следующего гостя своего шоу, и публика по сигналу послушно принялась хлопать.
Никифоров – известный театральный артист, игравший в амплуа этаких блаженных и отвязных, которым ничего не стоит неожиданно заорать благим матом "ой, мороз-мороз" , хвастался теперь на Монаховской программе тем, что у него в его семьдесят шесть теперь вот родился ребенок от юной жены.
Агаша, хоть и не была умудрена большим жизненным опытом, а и то внутренне понимала, как это вообще то стыдно хвастаться тем, что в семьдесят шесть лет ты зачал девушке ребенка. Ясно ведь, как божий день ясно, что артисточка из провинциального театрика очень хотела в Москву. Любыми средствами. Ну и решила, что можно будет пожертвовать тремя-четырьмя годочками молодой жизни, да выйти за старика. А там он глядишь кА ты – и помрет, да и оставит кой-чего. Квартиру дачу…
Да и почетный статус вдовы.
Но этот откровенно хвастался.
Вон он какой – герой, штаны с дырой!
С женщиною молодой спит и трахает ее.
Жену свою восемнадцатилетнюю.
В свои семьдесят шесть.
Ну, не позор ли это?
Хоть подумал бы о жене, если о себе не думает?
Ей то это разве не позор? Так заострять на том, что прежде, в благопристойные времена стыдливо прятали, а не выставляли с гордостью на показ.
– Есть такая Картина художника Василия Пукирева, – говорил в микрофон Монахов, – Неравный брак. Висит эта картина в Третьяковке.
Агаша ее видела, когда в шестом классе их возили из Твери в Москву на экскурсию.
– Вот что думает об этом жена артиста Никифорова, давайте похлопаем ей, этой мужественной женщине, она согласилась придти к нам на наше шоу.
Массовка снова зашлась аплодисментами.
По лесенке на сцену спускалась худенькая длинноногая девушка, спускалась и внимательно глядела себе под ноги, чтобы не упасть, потому что была в тесной мини-юбке и на высоких каблуках.
Ассистентка шепотом позвала Агашу.
– Пойдем, Сан-Саныч ваш текст переписал.
Агаша вышла в коридор.
Сан-Саныч – немолодой уже дяденька в несерьезных джинсах и кожаной безрукавке с множеством газырей и кармашков улыбался круглым своим лицом и шустро сверкал очками.
– Вот, ознакомьтесь.
Агаша углубилась в чтение.
Теперь она как бы приехала в прошлом году из Твери, не поступила в первый медицинский и чтобы готовиться на следующий год, пошла работать в Склифасовского санитаркой. И там познакомилась с олигархом Иваном Ивановичем, который лежал на реанимации попав туда с инфарктом…
Что то подсказывало Агаше, что все написанное Сан-Санычем это такая банальщина и такая туфта, от которой даже скулы зевотой сводило. Такое она и сама бы могла придумать.
– Мне это учить? – спросила она.
– Учи, – кивнула ассистентша, – Монахов уже читал.
***
На роль олигарха-инфарктника пригласили какого-то по-спортивному бритого наголо статиста, одетого в черные, обтягивающие его джинсы и черную футболку, обнажавшую загорелые накаченные бицепсы.
На умиравшего от инфаркта он был так же отдаленно похож, как артист Никифоров на юного Ромео.
– Молодость моей юной любовницы вернула мне сердечное здоровье, – по складам прочитал бритоголовый партнер Агаши по сценарию Сан-Саныча.
– И не стыдно этому очкастому такую туфту гнать? – снова подумала Агаша, – мы бы с Абрамом Моисеевичем на свадьбе в сто раз лучше бы текст придумали, ей Богу !
4.
Джон наставлял Натаху Кораблеву.
– Молодостью, молодостью должна добрать того, чего по талантам не имеешь. Гость на молодость должен прельститься, а ты ему должна в этом помочь. Выставиться, показать себя. Заинтриговать, распалить. Вон, Розка как умеет, талант от Бога!
