Герберт Уэллс - Отец Кристины-Альберты
— Здешнее шабли, наверное, слишком сладкое, — возгласил он.
— Слишком сладкое?
— Как насчет поммара, Башка?
— Почему бы и не поммар, Барсук.
— Бон на шиллинг дешевле и может оказаться таким же приличным… или скверным.
— Да, таким же.
Пухлая горничная выскочила из столовой с картой в руке, прижимая палец к марке, которую он выбрал.
Тем временем под этот гвалт к столику у окна просочились две дамы, которых мистер Примби видел в салоне пьющими чай во время своего первого визита в «Петунью». Они, очевидно, были сестрами — обе довольно худощавые и высокие, с круглыми и яркими личиками на шеях-стебельках. У них были острые носики, и одна носила очки в черепаховой оправе. Следующим появился джентльмен с седыми усами, пышнее и благороднее, чем даже у мистера Примби, и в сопровождении миниатюрной быстроглазой жены. Возможно, тот джентльмен, который жил в лесах Бирмы. Миниатюрная быстроглазая жена поклонилась худощавым дамам, которые заволновались, точно камыш под ветром. Джентльмен их не заметил, крякнул, садясь, достал очки и прочел меню.
— Суп с помидорами… опять! — сказал он.
— Так он ведь очень вкусный, — сказала его жена.
— Но не трижды подряд! — сказал он. — И вызывает кислотность. Я не люблю суп с помидорами.
Столик в эркере заняла троица, явившаяся туда раздельно. Первой пришла маленькая худенькая брюнетка в сером, с сумочкой из бус, затем маленький лысый брюнет с широкими бакенбардами, которого она назвала отцом, и в заключение пухленькая, пышущая, здоровьем жена, излучавшая благожелательность, которая вплыла в столовую, находя для каждого приветливое слово.
— Вы сегодня погуляли, майор Боун? — сказала она джентльмену из бирманских лесов.
— Только до Расхолл-Коммон и назад, — невнятно ответил майор Боун сквозь усы и ложку супа. — Только до Расхолл-Коммон.
— А вы в шарабане в Крохемхерст, мисс Солбё?
Две сестры ответили в один голос:
— Ах, мы так приятно прокатились!
— Удивительно живописно, — сказала та, что в очках.
— Такой очаровательный простор, — сказала та, что без очков.
— А море вы увидели?
— Ах, так ясно! — сказала та, что в очках.
— И так далеко! — сказала та, что без очков.
— Просто будто у неба стальной край, — сказала та, что в очках.
— Совсем как серебряная каемочка, — сказала та, что без очков.
— Кха-кха, — сказал мистер Примби.
За супом с помидорами последовали небольшие порции рыбы и были поглощены в относительном безмолвии. Только маленькая вспышка разговора за столиком в эркере.
— Но это та же рыба, которую мы ели вчера? — спросила жена.
— Похожая, — сказал джентльмен с бакенбардами.
— В меню просто указана «рыба», — сказала падчерица.
— Кха-кха, — сказал мистер Примби.
— По-моему, задние шины у нас сегодня были перекачаны, Башка, — сказал молодой человек в брюках-гольф очень громким ясным голосом. — Я жутко чувствовал дорогу.
— Я жутко чувствовала дорогу, — сказала дама в желтом джемпере.
— Утром надо будет выпустить немного воздуха.
— Так будет лучше.
— Завтра утром и займусь. Сегодня возиться не стану.
— Конечно, завтра утром, Барсук. Ты ведь очень утомился от этой тряски. И ты запачкаешь руки.
Молчание. Ножи и вилки активно работают.
— Поррек так и не написал, — сказал майор из лесов.
— Наверное, он очень занят, — сказала его жена.
— Кха-кха, — сказал мистер Примби.
Кристина-Альберта мысленно искала, что бы такое сказать, дав повод отцу удачно ответить, но все, приходившее ей в голову, было слишком обескураживающим и слишком опасным. Их взгляды встретились. У него был вид человека, который вот-вот не выдержит напряжения.
Рыбу сменил ягненок.
— По-моему, дорога из Ситтингбурна просто ужасная, — сказал автомобилист.
— Да, она была ужасная, — ответила его жена.
Кристина-Альберта заметила, что лицо ее отца подергивается. Он намеревался что-то сказать.
— Кха-кха. Завтра, если погода будет хорошей, я думаю, мы пойдем утром погулять.
Ножи и вилки перестали звякать. Все прислушивались.
— Я буду очень рада погулять завтра, папочка, — сказала Кристина-Альберта. — Конечно, тут есть чудесные места для прогулок.
— Вот именно, — сказал мистер Примби. — Весьма вероятно. Этот путеводитель очень многообещающ. Кха-кха.
Лицо его выражало гордое достоинство человека, исполнившего трудный долг.
Ножи и вилки вновь активно заработали.
— Без мятного соуса этого ягненка от баранины не отличить, — сказал майор Боун.
— Никакой горошек не бывает таким вкусным, как горошек из собственного огорода, — сказала жена джентльмена с бакенбардами своей падчерице.
— Для горошка время уже позднее, — сказала падчерица.
Две мисс Солбе и автомобилист заговорили одновременно. Миссис Боун высказала мысль, что теперь хорошего ягненка найти очень трудно. Почерпнув мужество из этого внезапного вихря разговоров, мистер Примби осмелел и сообщил Кристине-Альберте, что Танбридж-Уэллс всегда его манил. Воздух такой крепкий. Пробуждает у него аппетит.
— Смотри не растолстей, — сказала Кристина-Альберта.
Вспышка обмена мыслями угасла. Печеные яблоки с заварным кремом были съедены в относительной тишине. Подошла пухлая горничная и спросила, где мистер Примби будет пить кофе — в салоне или в курительной?
— В салоне, пожалуй, — сказал мистер Примби. — Кха-кха. В салоне.
Мисс Солбе, держа стаканы с сахаром и лимонным соком, ускользнули из столовой. Компания в эркере последовала за ними. Вкушение обеда завершилось. В салоне они оказались в одиночестве. Остальные в большинстве предпочли гостиную. Джентльмен из лесов Бирмы направился в курительную, держа большую сигару, которая словно бы тоже явилась из лесов Бирмы. Она не походила на сигару из свернутых табачных листьев или набитую, она походила на сигару из старого корявого сука, который спилили с ветвистого дерева. Из ее конца торчала соломина…
Кристина-Альберта встала, созерцая пустую бездну времени — два часа не меньше, прежде чем ей можно будет пойти спать.
— О, вот это Жизнь, — сказала она.
— Весьма удобно, — сказал мистер Примби под громкий скрип, опускаясь в плетеное кресло.
Кристина-Альберта присела на столик со стеклянной крышкой и закурила сигарету. Она все видела эти два простирающиеся перед ней часа, и ей хотелось завизжать.
Пухлая горничная принесла кофе и как будто мягко удивилась сигарете Кристины-Альберты. Шепот за кулисами. Затем за занавесом из бус в конце коридора смутно вырисовалась мисс Эмили. Потом исчезала, и Кристина-Альберта докурила свою сигарету с миром. Мистер Примби выпил свой кофе. Пауза. Кристина-Альберта ритмично болтала ногами.
— Папочка, — сказал она, — давай пойдем в гостиную, посмотрим, может быть там что-то происходит.
5В пансионах былых времен общий стол служил тем центром общения, где умы вступали в соприкосновение с другими умами и взаимно полировались. Но дух отчуждения, система отдельных столиков изменили все это, и ныне рудименты светского общения — атаки, отходы, кокетство, обмен мнениями, игры и шутки следует искать в курительной или в гостиной. Однако обитатели пансиона «Петунья» не сплотились в единое общество, и сближение ограничивалось разговорами. Жена джентльмена из бирманских лесов, завладев креслом сбоку от камина, тихим шепотом повествовала о множестве слуг в своем бирманском доме бодрой жене и младшей мисс Солбе, которая вязала. Мисс Солбе в очках окопалась за столиком по другую сторону камина и педантично раскладывала на нем очень сложный пасьянс. Джентльмен с бакенбардами сидел, выпрямившись, на одном из диванов, отгородившись «Таймс», а его дочь за столиком поблизости тоже занималась пасьянсом. Перелетные Птицы, наведя справки о кинотеатрах и мюзик-холлах, отправились на поиски развлечений.
Никто не обратил ни малейшего внимания на мистера Примби и Кристину-Альберту. Несколько секунд они простояли на середине комнаты, и тут мистера Примби охватила паника. Постыдная паника, и он бросил свою дочь на съедение безмолвным неподвижным волкам.
— Кха-кха, — сказал он. — Пожалуй, моя дорогая, я пойду в курительную. Пожалуй, я пойду покурить. Вон там, на книжном шкафу, есть иллюстрированные журналы, если тебе хочется их посмотреть.
Кристина-Альберта направилась к книжному шкафу, а мистер Примби, кха-кхакая, удалился.
Она стояла, притворяясь, будто ее интересуют карикатуры, а также портреты актрис и сливок света в «Скетче» и «Тэтлере», уголком глаза она оглядывала тех, кто делил с ней кров «Петуньи», и небрежным слухом улавливала суть излияний миссис Боун о проблеме слуг в Бирме.
