Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2007)
Вкрадчива и тиха…
Сбились сухие листья
В рыжие вороха.
Сами сгнить не успели?
Вовремя не сожгли?
Вон их злые метели
Снежные замели.
Ветром злым выметает
С улиц и площадей.
Их, бедолаг, мотает
По свету, как людей.
* *
*
Радость дарящий,
ты будешь однажды забыт —
после тебя дарящие радость
пустботы заполнят.
Болью даривший,
ты призываем вечно
к спору ревнивому,
взыскан к суду оправданий,
к гневным упрекам востребован —
боль неизбывна.
Экскурсовод
Могу признаться, это не беда,
А также никакое не открытье:
Я сочиняю эти города,
Угадываю, чую по наитью.
Минуя переулки и дворы
И скрытые глухие переходы,
Перемещаюсь из одной поры
В иные — ощущаемые — годы.
Куда толпою суетною прем?
Какие времена за поворотом?
У спутников моих поводырем —
Приветный жест пошлю стрелковым ротам.
Вот злобного тирана обману,
Мучительно прикинувшись придурком,
Там рыцарство в бараний рог согну,
Здесь подмигну по-свойски ловким уркам.
Слетела с плахи чья-то голова —
Мы отшатнулись. Мы чуть-чуть устали.
Что, спутники мои, — слова, слова?
Важны не сами факты, а — детали.
С небес струится вечная вода,
Но можно и ее услышать внове...
Я сочиняю эти города.
На жесте их ловлю, на полуслове.
* *
*
Птица ринулась в воду.
И — в самую глубину.
Ощутила свободу —
Гуляет себе по дну.
Там — кораллы, пещеры
И скал голубых оскал…
Там седые галеры
Тех, кто славы себе искал.
Неподъемные глыбы
В подводных лежат лесах…
Посмотри ты: а рыбы
Привольно летят в небесах!
Смотрят сверху сквозь воду —
Ликуют, клекочут, поют.
Ощутили свободу —
Распахнут воздушный приют!
Там — небесные боги,
Здесь — наяды не знают утех…
И завистник двуногий
На этих глядит и на тех.
Люди и вещи
Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году. Закончил филологический факультет МГУ. Автор книг прозы “Испытания”, “Заложники”, “Та страна”, “Фата-моргана”. Постоянный автор журнала.
Обнаженная натура
Они почти не встречаются. Верней, встречаются, как не встретиться в их сравнительно небольшой двухкомнатной квартире с общим, естественно, санузлом и кухней, но это даже встречей трудно назвать — случайное пересечение, столкновение, они совсем как чужие, все молчком. Да они и стараются избегать друг друга, чтобы не произносить лишних слов, чтобы ненароком не вступить в более личный контакт…
Они — муж и жена, впрочем, это уже, похоже, чистая формальность. Нет, они не разведены, но расселина между ними все шире и шире, это даже не расселина, а почти настоящая пропасть.
Он в своей комнате или на работе, то же и она. Только кошка Милка еще не поняла, что произошло, и курсирует где хочет, мяукает, прося есть как у нее, так и у него, в зависимости от того, кто в данный момент ближе к холодильнику, где хранится ее любимое яство — рыба. И ласкается она, мурлыча, к каждому, в зависимости от настроения. Вообще-то она живет у Раи в комнате, но если ей удается проскользнуть в комнату Сергея, то она может оставаться там довольно долго, а если захочет выйти, то сядет возле двери и мяуканьем попросит, чтобы он ее выпустил.
А как все хорошо начиналось! Знакомые говорили, что более гармоничной пары они не встречали. Даже и внешне: он — высокий, широкоплечий, она — тоненькая, стройная, чуть пониже его. Но главное, конечно, не это. Главное, ясное дело, — взаимопонимание. Ну и всякое прочее. И сблизились они на такой изящной почве, как искусство. Собственно, и познакомились они на выставке — на вернисаже приятеля Сергея, тоже художника, дизайнера и фотографа. Картины, выпивка, закуска, разговоры — в общем, как обычно, потом встречи, споры об искусстве, хождения по выставкам и мастерским художников, близость вкусов и общие интересы.
Рая, хоть и закончившая технический вуз, тоже мечтала стать художником (заветное), как раз тогда она тоже увлеклась фотографией, они обсуждали ее снимки, которые Сергею нравились, просто нравились, хотя, конечно, до профессионализма и уж тем более до искусства ей было далековато. Но Сергей хвалил ее снимки, она восхищалась его работами, а это, естественно, не могло не сближать.
И потом, когда уже жили вместе, обсуждения продолжались. Так совпало, что чуть ли не с самого начала их совместной жизни Сергей начал быстро расти. Посеянное раньше дало сильные ростки и стало плодоносить, первая его выставка прошла на ура, ему стали заказывать работы, а вскоре предложили место арт-директора в одном из крупных глянцевых журналов. Это был успех, который Сергея не только обрадовал, но и заставил еще серьезней заняться совершенствованием своего мастерства. Иногда Сергей радостно прибегал к жене, если она была дома, и говорил:
— Ты только посмотри, как здесь ложится тень, с ума сойти, сразу совсем другой эффект. — И он протягивал ей разные изображения — с тенью и без тени.
В другой раз его восторг мог вызвать неожиданный ракурс, который он долго искал и не находил, а потом вдруг снизошло.
Короче, он становился не просто профессионалом, но и настоящим художником.
Случалось, конечно, что и спорили, даже довольно яростно, вплоть до ссоры, но всегда в конце концов находили почву для примирения.
Рая меж тем стала его основной фотомоделью.
Сергей и раньше нередко работал с обнаженной женской натурой, считая ее необыкновенно важной для любого художника, сулящей самые неожиданные находки. Он любил цитировать пастернаковское: “А я пред чудом женских рук, спины, и плеч, и шеи и так с привязанностью слуг весь век благоговею”. В красоте женского тела, говорил Сергей, есть нечто особенное, поглощающее без остатка, приоткрывающее какие-то очень тонкие сферы. Она вызывает благоговение и в то же время желание освободиться, жажду предаться ей безраздельно и в то же время подчинить себе, увековечить и в то же время разрушить. Перед ней чувствуешь себя беззащитным, но и она вызывает — при всей своей могущественности — жалость своей хрупкостью, уязвимостью перед всем, перед чем уязвимо человеческое, — перед временем, болезнями и всякими неурядицами. Любая обнаженная натура — это почти всегда своего рода роман для художника, независимо от того, близки они с натурщицей или нет. В нем бывают и восхищение, и ревность, и протест… Любил он поговорить на эту тему.
Она же еще в первые дни их близости, когда он с восхищением пропел хвалу совершенству ее тела, не без кокетства сообщила, что ей уже не один раз предлагали позировать обнаженной.
“Правда?” — спросил Сергей рассеянно и потом дня два ходил мрачный.
Предлагали или позировала? — вот вопрос, который его некоторое время мучил — по себе знал, чем такие предложения обычно заканчиваются.
Впрочем, Рая утверждала, что только предлагали. Соблазн, признавалась, для нее, конечно, был, что-то новое и неожиданное в жизни, экзотика, риск, острота, но она так и не отважилась. Все время ее что-то останавливало — либо тот, кто предлагал, не внушал доверия, либо настроения не было — все-таки раздеться перед кем-то чужим, тебе совершенно не близким, это уже нечто серьезное. Сергею хотелось в это верить, но то, как она это сказала, почему-то вселяло сомнение.
А сложена она действительно была хорошо, хотя и не без некоторых изъянов (плечи чуть широковаты, а бедра, наоборот, узковаты), но ведь женская красота — это не только пропорции, тем более для, так сказать, увлеченного человека.
Сергей снимал ее и нагой, и в разных одеяниях, которые она изобретала сама, находя приложение своему эстетическому чувству и тем самым становясь как бы соавтором. Потом он показывал снимки ей, а она говорила, чтбо ей нравится больше, чтбо меньше, а что-то решительно отвергала.
