Илья Бояшов - Путь Мури
Домовой в отчаянии заметался под библиотечным потолком, натыкаясь на многочисленные книжные полки, летая над Аристотелем, Платоном и Ницше, отталкиваясь от Декарта, Гегеля и Ксенофонта. Книги безмолвно терпели все эти прыжки и полеты, а Мури вот что заявил:
– Ну, с какой стати ты распрыгался и распсиховался? Твой хозяин хоть чем-то занялся, а большинство двуногих, которых я встречал в пути, совершенно не знают, что им делать. Они прячут в песок голову, толкаются туда-сюда, верят в чепуху насчет приносимого котами счастья, а от этого только портят жизнь таким, как я… Да будет тебе известно, я восхищен твоим хозяином – пусть хоть он и трижды расшибется в лепешку! А экономка – обыкновенная дура!
– Помилосердствуй! – возопил домовой, которого передернуло от подобного заявления. – Как ты смеешь презирать женщину, вызволившую тебя из петли? Ту, которая принесла тебя в дом, накормила и обогрела!
– Разумеется, дура, – ничуть не смутившись, повторил кот. – Всю жизнь, словно безмозглая курица, толчется на кухне, дрожит при виде каждого порядочного самца. И весь путь ее – на ближайший рынок!
– Неблагодарный! – трясся домовой.
– Ты слишком привык к своему мирку, – снисходительно сказал Мури. – А ну-ка дом с этой твоей библиотекой разорвется в клочья, и все твои книжки полетят вверх тормашками в разные стороны… А уж я видел, как разрываются на части дома! Рано или поздно это произойдет, можешь не сомневаться. Что же ты тогда станешь делать? Бесславно угаснешь на куче разбросанного хлама?
В это время старая дева проснулась. Укоряющий вопль разнесся по дому. Экономка еще некоторое время хлопала себя руками по непривлекательным бедрам. А Мури подошел к ней и принялся похрупывать, потрескивать и тереться о ноги фрау, похожие на две хворостины в тапках. Минуты не прошло, как на кухне он уже заглатывал печенку, не слушая укоров совершенно потерянного домового, который бродил рядом, задыхаясь от негодования.
Тем временем экономка, накинув пальтишко, спустилась с крыльца и провела свое незамысловатое расследование. Она увидела, что веревки исчезли, кроме того, разглядела виляющие следы коляски, еще одни следы и, наконец, отпечатавшиеся на снегу протекторы. Фрау наконец что-то сообразила и, позабыв о распахнутых дверях, бросилась вон из дома.
Насытившись, кот закатил глаза и с непередаваемым изяществом потянулся. На его морде было написано наслаждение. Домовой продолжал его укорять, обвиняя в черной неблагодарности.
– Да, так оно непременно и будет! – ответил Мури. – Я приму и печенку, и плед и удалюсь, когда сочту нужным.
Удалившись, кот посетил город Заделен, затем побывал в Ионенрауге и, наконец, добрался до приграничного Зальцбурга.
А шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, владелец тридцати жен и пятнадцати месторождений, на этот раз разместился в кабине моноплана «Удача» (размах крыльев тридцать четыре метра), оснащенном моторами, созданными на заказ фирмой «Прайд энд Уитни» всего в четырех экземплярах (каждый тянул на миллион долларов). 10 февраля 1994 года в 10.00 по местному времени моноплан шейха, провожаемый криками журналистов и плачем безутешных жен превратился в точку на фоне безупречно чистого аравийского неба.
Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим благополучно пролетел двадцать пять тысяч миль, прежде чем над Атлантикой попал в область урагана невиданной силы, обойти который не представлялось возможным. После семичасовой болтанки Абдулле Надари Ак-Саиду ибн Халиму удалось дотянуть до африканского берега и пролететь еще добрую сотню миль в безуспешной попытке найти в джунглях хотя бы крохотную поляну. Он обрушил свой истерзанный птеродактиль на крошечную полоску в Экваториальном Конго. Высыпавшие из леса пигмеи с ужасом разглядывали груду драгоценного лома.
– О, Аллах, Великий и Милосердный, я наконец-то понял, что за знак Ты подавал мне! – вот что прошептал Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, после того как очнулся благодаря помощи местного знахаря (снадобье из листьев ягомбы). – О, Творец всего сущего, поистине я был слишком самонадеян! Себялюбец, я дал своим ничтожным творениям имена «Виктория» и «Удача». Я осмелился уповать на торжество механизмов, вместо того чтоб полагаться во всем лишь на Тебя, Отца всего сущего на земле! Поистине разум мой помрачился в гордыне! «Надежда» – вот как со смирением нареку я новое детище. Ничтожнейший из рабов, не имеющий права даже стряхивать пыль с ног последнего слуги, я даю обет посвятить Тебе, Всемогущий и Справедливый, свою единственную мечту, к осуществлению которой, клянусь любимыми детьми, стану готовиться незамедлительно…
И шейх Абдулла Надари Ак-Саид ибн Халим, смирив гордыню, возвратился в свой дворец и три дня и три ночи не выходил из мечети, проводя время в неусыпных молитвах, а когда появился в кругу фото – и кинокамер, то вновь потряс родственников и конструкторов известием о своем непоколебимом решении.
Урюпинский гусь продолжал потрясать совершенно иных специалистов. Уже через полгода после того, как Тимошу поместили в специально подготовленное помещение, в котором озонировался воздух, было полно солнечного света и первосортного модифицированного пшеничного зерна с витаминами А, В и С, он без особого труда производил операции с десятизначными цифрами. Дальнейшему продвижению мешала самая простая причина – генералам приходилось выслушивать каждый ответ в течение суток. Сам гусь, несмотря на обильную кормежку, дошел до такого утомления, что потерял голос.
«Существует иной, не менее значимый путь, известный со времен оно всем йогам и гуру. Его певцами были Будда и Рамакришна, Гете и Толстой. Этот Путь – духовный подъем, который не может не иметь и определенной задачи, – вещал Пит Стаут с трибуны съезда уфологов и парапсихологов в Осло (февраль 1993 года). – Человек сливается с Богом – вот венец самой длинной дороги! Я бы поставил вопрос еще глубже: а способно ли другое существо, кроме homosapiens, пройти этот самый «внутренний путь познания»? И отвечаю – способно…
Гусь Тимоша, дельфиниха Тони – вот ответ, который в скором времени будет экспериментально подтвержден. Должен признаться, он бы мог быть подтвержден еще быстрее, если б не упрямство и подозрительность этих проклятых русских. Господа, мне помешала политика! Но что касается Чикагского дельфинария – я думаю, он не обманет ожиданий… Meliora spero![10]»
На горной баварской дороге разыгралась метель. В «фольксвагене», у которого заглох мотор, маялась молоденькая студентка. Разумеется, в ее сумочке валялись совершенно никчемные сувенирчики, все эти крохотные пушистые белки и мыши, пакетик с веселящими таблетками, пудра, помада и так и не пригодившийся до сего времени, но вот уже два года хранимый презерватив. Но самую нужную в данных обстоятельствах вещь она беспечно оставила в общежитии. Глупышка еще раз вытряхнула содержимое сумочки на сиденье рядом с собой – однако мобильный телефон не мог появиться из ниоткуда. Единственным утешением послужила выкатившаяся подушечка мятной жевательной резинки.
Машина между тем остывала. Ноги в туфлях уже замерзли. Легкомысленно надетые чулки и платье, чуть только прикрывавшее задик, также быстро предали ее. «Мамочка! – пискнула девица то, что неминуемо должна была пропищать, когда снежный порыв залепил лобовое стекло. – Милая моя мамочка!» Слизывая мелкие слезинки, студентка уставилась в белое безнадежное стекло. Никаким «дворникам» уже не под силу было соскрести всю эту налипшую груду. «Мамочка!» – еще раз взмолилась она.
В это время ей почудилось какое-то странное царапанье. Девчонка настолько перепугалась, что открыла дверцу – и тут же нечто снежное, залепленное, с поседевшими усами прыгнуло ей на колени. «Кот!» – взвизгнула она. В свою очередь, Мури, стоило ему лишь втянуть в себя воздух, пропитанный косметикой и слезами, тотчас убедился, с кем имеет дело. Студентка не смела и пикнуть, когда Мури принялся ворочаться на ее коленях. Наконец он улегся. А метель усилилась. Еще раз перерыв всю сумочку и безуспешно попытавшись завести мотор, девица впала в настоящую панику. Психоз снабдил ее прежде немыслимым слухом. Теперь в шуме ветра студентка расслышала постороннее завывание. Скинув с колен пригревшегося было гостя, раздетая, обезумевшая, она схватила сумочку и выскочила во мрак кромешный. И, как оказалось, вовремя. Совершенно неожиданно на пустой дороге показался старый скрипучий грузовичок. Он провизжал всеми своими колесами, милосердно остановившись прямо перед носом девчонки.
Уже одного вида этой развалюхи и надсадного скрипа ее тормозов было достаточно, чтобы самым решительным образом отказаться от услуг ее владельца. Но страх девицы возвысился над остатками разума. Студентка вцепилась в распахнувшуюся дверь, готовая безоговорочно вскарабкаться в кабину к самому дьяволу.
