Том Роббинс - Свирепые калеки
– О нет, только не это! – завопил Бобби и отчаянно замахал рукой, требуя еще «Синг Ха». Девочки попытались было к ним присоседиться – девочки из «Сафари» просто обожали Бобби со Свиттерсом, – однако мужчины поставили им шампанского и шуганули прочь. Мужчин порочили со всех сторон, им требовалось поговорить по душам.
– Есть люди, – рассуждал Бобби, – которые считают секс делом грязным и мерзким, секс приводит их в ужас, в содрогание и бешенство, они не желают иметь с ним никакого дела и другим в нем пачкаться не позволяют. А есть люди, для которых секс – явление столь же естественное, здоровое и благостное, как мамочкин пирог с яблоками; они насчет секса вполне спокойны и раскованны и развлекаются напропалую даже по воскресеньям.
– Лично я, – с достоинством отозвался Свиттерс, – считаю секс делом грязным и мерзким – и развлекаюсь напропалую. Даже по воскресеньям.
– Угу. А особенно он мерзок, когда оно все из себя мило, свежо и невинно. Ведь для тебя, Свиттерс, это так и есть?
Парадокс, как сказали бы эти ваши лингвисты-канцеляристы. Парадокс! – проорал он во всю глотку, и девочки весело захихикали. – Или можно предположить, что невинность и мерзость живут в симбиозе. В симбиозе! Для знатоков из нашего круга. А также для молодняка, который просто лопается от мерзости все двадцать четыре часа в сутки – и совершенно невинно перед нею благоговеет.
– Вы неуравновешенная личность, капитан Кейс. Вы одержимы темными силами, которые я не могу одобрить, и в логическом их обосновании тоже участвовать не стану.
– Ну да, конечно, только не забывай, на кого мы работаем. Если бы мы с тобой не подгоняли логику под все на свете, пока задницы не треснут, мы бы и в зеркало не могли взглянуть, пока бреемся.
– Ты, между прочим, не брился уже неделю.
– Не имеет отношения к делу. К чему я веду – а веду, между прочим, ради тебя же и в твою защиту, поскольку мне никакой защитник не поможет, – к тому, что старое доброе траханье по обоюдному согласию, без изнасилования, само по себе никакой профанации не содержит, даже если речь идет о совсем молодых особях.
– Зачастую это – вопрос культурного контекста.
– Вот именно. Посмотри на здешних дам – тут, в зале. – Бобби принялся яростно жестикулировать стайке шикарных девочек у бара, сбившихся вокруг музыкального автомата. Те захихикали, замахали в ответ. – По крайней мере половина их, не меньше, невинны, как розанчики.
– Потому что разум по-прежнему исполнен любопытства, а сердце чисто.
– Вот именно. Разумеется, тень гигантской Алой Буквы витает над ними, как личный вертолет Смерти; и, разумеется, бедняжкам приходится мириться с постельными манерами пьяных служащих из «Sony» и тому подобной жалкой дряни, а если спишь с подонками, сердце того и гляди зачерствеет. И все же избыток траханья их не травмировал и даже не опошлил – ни этих милых дам, ни кого другого, разве что в злополучных пуританских кругах, где к телу вообще относятся настороженно. Вопрос в том, как посмотреть.
– Опять же культурный контекст.
– Вот именно. Я читал где-то, что в древности, когда девушка достигала определенного возраста – половой зрелости, по всей видимости, – ее посвящал в тайны секса один из дядюшек. То же о мальчиках, только здесь призывалась тетушка. Что соус для гусыни, то соус и для гусака. Считалось, что это – исключительной важности опыт в познании мира; дядюшка с тетушкой выступали в качестве учителей и наставников, и семейная обязанность эта воспринималась весьма серьезно, хотя наверняка с улыбкой. И, знаешь, нет никаких свидетельств того, что этот практический подход к сексуальному воспитанию приносил что-либо, кроме пользы, или наносил хотя бы крошечную психологическую травму.
– Ну что ж, то в старину, а то теперь. Сегодня за такое детишки угодят к психотерапевту, а взрослые – за решетку. В обоих случаях – на десятилетия.
– Иной культурный контекст, да будет мне позволен этот авторский окказионализм. Вот поэтому нам и должно избегать Америки, точно свинки. Таиланд просто идеален для парня вроде меня, который практикует медитацию и не прочь побыть дядюшкой для любой племяшки; и просто идеален для кота вроде тебя, который в глубине души «прикалывается» к невинности.
– Ага, в такой потаенной глубине, что я и сам об этом не знаю. Пожалуй, приятель, тебе стоит рассмотреть вероятность того, что ты, чего доброго, выдвигаешь заведомо ложную гипотезу.
– Гипотезу! – заорал Бобби, вызывая все тот же восторженный ответный отклик. – О'кей, сынок. Забудь, что я говорил. Ты не ценишь моей поддержки. Я лишаю тебя таковой. Не будем осквернять ночь Патпонга[53] какими бы то ни было гипотезами.
Некоторое время друзья молча потягивали заиндевелый «Синг Ха». Затем Свиттерс обронил:
– В том, что касается моих личных наклонностей, ты генерируешь изрядную белиберду. – И сей же миг взревел: – Наклонности! Белиберда! – голосом еще более громоподобным, нежели у Бобби. А затем кивнул другу и вполголоса пояснил: – Дабы облегчить тебе жизнь.
– Благодарю вас, вы – истинный джентльмен. Благодарю за себя и за дам.
– И тем не менее, – продолжал Свиттерс, – должен признать, что ты прав, предполагая, будто утрата девственности никоим образом не равнозначна утрате невинности. Если, конечно, не определять «невинность» как «неведение».
– В этом случае, – подхватил Бобби, – каждый сукин сын в штате Техас невинен, как снежинка. Делюсь с тобой этой истиной как с земляком-техасцем.
– Ни в одном документе моего резюме ты не найдешь названия «Техас».
– Только потому, что ты основательно подправил свои треклятые файлы. Полузащитник[54] в команде средней школы имени Стивена Ф. Остина.[55] Или я тебя путаю с каким-нибудь другим парнем, поздоровее?
– В Остине мы прожили каких-нибудь два года. И оба раза на летние каникулы я уезжал к бабушке в Сиэтл.
– Так, прикинем-ка: в процентном соотношении к твоему возрасту получается, что ты – техасец на одну восемнадцатую. Прискорбно мало, признаю; с другой стороны, отсюда твоя смазливая внешность.
– И мое пристрастие к острому томатному соусу.
– Хвала Господу! – потребовал Бобби еще пива. – Кстати, давно собираюсь спросить: а отчего ты в колледже футбол забросил?
– Ох, даже не знаю. Такое ощущение, что на всех кампусах, куда я попадал в ходе… э-э… рекрутерских разъездов,[56] все игроки без исключения говорили только о деньгах и ни о чем больше. Для них футбол был разновидностью бизнеса, даже на уровне колледжа, и единственная мечта их жизни сводилась к тому, чтобы прорваться на золотые прииски НФЛ[57] с агентом и лопатой. Ну, я и решил попробовать себя в регби. В регби крутости и азарта столько же, а развлекаловки на порядок больше, потому что в Америке по крайней мере на нем и пяти центов не заработать. Я им, верно, потому и увлекся, что регби не затронут коммерцией и рекламной шумихой. В регби ты просто-напросто парень, который подставляет под удар свои зубы из любви к спорту, а не как объект купли-продажи.
– Ага! – завопил Бобби, торжествующе ухмыляясь. – Вот оно! Ты падок на чистоту, Свиттерс! Защите нечего добавить: Свиттерс, я закрываю кейс с документами.
– Кейс, я закрываю Свиттерса, – парировал Свиттерс, и друзья закатились таким идиотским смехом, что даже девочки из бара покачали головами и отвернулись.
Бобби Кейса вскорости перевели на базу U2 на Аляске. Ходили слухи, будто после его отъезда по сточным канавам Патпонга рекой текли женские слезы. К слову сказать, хотя Бобби и охарактеризовал себя как «незрелую, инфантильную личность средних лет», он был на несколько лет младше Свиттерса, каковой факт подчеркивали двадцатисемидюймовая талия и мальчишеская копна иссиня-черных волос и опровергали лиловатые круги под глазами, блестяще-прижмуренными, как у всех летчиков. Свои последние часы в Бангкоке он провел в глубокой медитации в буддистском храме; с другой стороны, нельзя умолчать и о том, что накануне вечером он выступил перед клубом К.О.З.Н.И. с сорокаминутной лекцией на тему первой фразы «Поминок по Финнегану» (дальше в книге он так и не продвинулся).
Свиттерса отозвали домой, в Лэнгли. Свои последние часы в Бангкоке он провел в обществе девочки-подростка в прямом смысле этого слова. Он купил ей новое шелковое платье, джинсы и плейер. А затем посадил ее на автобус, идущий в родную деревню, с шестью тысячами долларов в розовой пластмассовой сумочке, кладя тем самым конец недолгой карьере проститутки. Таким образом она спасет семью от разорения и – учитывая, что секса в Таиланде не стыдятся, а Свиттерс позаботился о том, чтобы девочка не подцепила болезни, – со временем выйдет замуж за юношу, в которого была влюблена с детства, в развеселой праздничной церемонии на краю поля, где, потрескивая, созревает рис. Шесть кусков он выиграл у одного японского бизнесмена в игру «бака-бачи» – едва не спровоцировав тем самым международный конфликт. Что до прощальной речи Свиттерса в клубе К.О.З.Н.И., такого лекция о «Поминках» продолжалась вплоть до рассвета следующего дня и, говорят, завершилась тем, что он в голом виде, окровавленный, распевал «Пришлите клоунов» – члены клуба были глубоко шокированы подобной осведомленностью.
