Тим Лотт - Запретное видео доктора Сеймура
Боже мой, да. Вы, наверное, правы. Ужас, конечно. Бедный Алекс. Это была всего лишь шутка. Мы все его любили. Но он не устраивал сам себя — ни как врач, ни как глава семьи, ни как муж. Он смотрел эти записи, и они полностью сбивали его с толку. Бывают вещи, о которых лучше не знать. Тогда их невозможно будет понять превратно.
Он как-то отреагировал на запись с Викторией и Мейси?
Не то чтобы очевидно. Но он стал настороженней. Все время проверял, не закрыты ли двери в ее комнату, — по крайней мере, пока не поставил туда камеру. Но было еще кое-что. Он сказал это наутро после того, как, видимо, просмотрел запись. Мы все завтракали. Алекс пек блины. Как обычно, была какая-то ссора. Гай спустился в халате Виктории, утверждая, что Виктория взяла его халат и куда-то засунула. Виктория спустилась и стала требовать обратно свой халат и говорить, что не трогала халат Гая. Обычная бездоказательная неразбериха. И тут, ни с того ни с сего, уже когда спор затих, Алекс посмотрел на Викторию и сказал… Что же именно он сказал? Помню, он сказал это очень тихо, мне пришлось напрячься, чтоб услышать.
Что он сказал?
Он посмотрел прямо на нее и сказал: «Как ты могла?»
И что сказала Виктория?
Думаю, она не слышала. А я просто не знала, о чем он говорит.
Что-нибудь еще случилось тем утром?
Да. Он выглядел уставшим — как будто почти не спал. Теперь из его видеодневников я знаю, что он сам себе выписывал амфетамины или какие-то другие стимуляторы — тогда я была не в курсе, — просто чтобы дотянуть до вечера. Но в то утро он выглядел даже хуже обычного. Полли спала хорошо. Я не понимала, в чем дело. Теперь я догадываюсь, что он полночи смотрел записи. В общем, Алекс всегда действовал с оглядкой. Ему бывало сложно сразу взять быка за рога. Я особенно хорошо запомнила то утро, потому что сразу после завтрака, когда Виктория и Гай ушли наверх, он вдруг спросил ни с того ни с сего, считаю ли я его слабаком. Так он и сказал: «Ты считаешь меня слабаком?» Я была поражена. Не столько вопросом, сколько его прямолинейностью. Опять же, теперь я понимаю, почему он задал этот вопрос именно тогда.
И что вы ответили?
Я просто пожала плечами. Сказала, чтоб он не глупил. А он сказал, что случайно услышал, как Виктория говорила, что он слабак, и называла его душкой. Если бы я тогда обратила внимание, я могла бы выяснить, чем он занимался. В конце концов, это он мог выяснить только при помощи подслушивающего устройства. Это возбудило бы подозрения, и последствий можно было бы избежать.
Что вы ответили, когда он сказал, что Виктория называла его душкой?
Я сказала, что он и есть душка, но что это не делает его слабым. И тут сразу — я только что это вспомнила — он задал мне еще один прямой вопрос. Боже мой, точно. Это было так на него не похоже.
Что он спросил?
Он спросил, почему мы больше не занимаемся сексом. И я довольно грубо ответила, что он, по-видимому, на это больше не способен. И посоветовала ему прописать себе виагру. На самом деле единственная причина была в том, что меня это не очень интересовало. Потом я сказала, что больше не хочу об этом говорить. Я процитировала его собственную максиму о том, что бывают вещи, о которых лучше помолчать. «Молчание лечит», — говаривал он. Алекс всегда был из тех, кто застегнут на все пуговицы, и тут мы поменялись ролями. Он давил на меня. Все сильнее и сильнее. «Что со мной не так?», «Я больше тебе не нравлюсь?» — такого рода вопросы. Потом он снова заговорил о слабости, о том, что никто не хочет жить по правилам. И только он аккуратен, справедлив, сдержан. Он сказал, что без него семья развалилась бы и что называть его слабаком — это ни в какие ворота не лезет. В общем, разошелся не на шутку. Потом он назвал меня распустехой.
Распустехой?
Да, я знаю, я рассмеялась. И сказала: «Ты кем себя вообразил — Самуэлем Пипсом [4]?» На что он сказал, что это слово вполне уместное, что он посмотрел в словаре и что оно происходит от диалектного варианта глагола «распустить». Он сказал, что именно это я и делаю: распустила всех и вся. Мне это показалось смешным. Я сказала: «Знаешь, Алекс, не все хотят жить, как ты, подглядывая все время в словарик». Тогда он сказал: «Никто не хочет жить, как я, зато ты хочешь вытереть об меня ноги», — и все потому, что он добрый, соблюдает приличия и хочет «упорядочить хаос» (именно так он и выражался — «упорядочить хаос»). Я сказала ему, чтобы он не воспринимал себя как жертву, а он сказал, что он и есть жертва. Я сказала, что ему пора повзрослеть, и тогда… тогда он сделал то, чего не делал никогда.
Что?
Он послал меня. Я была в полном шоке. Я огрызнулась. Мне хотелось уязвить его.
Вам это удалось?
Да. Конечно удалось. Я была его женой, я знала его больные места.
Что же вы сказали?
Я очень спокойно и ровно произнесла: «Ты действительно хочешь знать, почему я больше не занимаюсь с тобой сексом?» Тут он притих и сказал: «Пожалуй, что нет». Но я продолжила. И сказала: «Потому что, когда смотрю тебе в глаза, я не вижу там никого».
Вам действительно так казалось?
Не знаю. Наверное, иногда.
И что он ответил?
Он сказал: «Там кто-то есть. И это я». И добавил, что я просто не умею разглядеть. И вышел. Конец разговора. Он ненадолго поднялся на свой чердак. Когда он расстраивался, то всегда уходил туда. Может, он снова стал смотреть в монитор, хотя в гостиной никого и не было.
Оглядываясь назад, давайте подумаем: какие именно обстоятельства могли в тот момент подтолкнуть его продолжить наблюдения? Ведь его, как вы сами говорили, по всей видимости, мучило чувство вины и страх, что его обнаружат.
Не слишком-то. Ведь он, кроме прочего, был врачом.
В смысле?
Они привыкают к этому. Совать свой нос в чужую жизнь. Выслушивать секреты. Смотреть на то, что больше никому не показывают. Это, конечно, не давало ему права на то, что он делал, однако ему переступить эту черту было куда проще, чем обычным людям. Ведь врач чем-то похож на шпиона.
А еще чем-то на Бога.
Да.
Давайте сменим тему. Когда начали поступать звонки от Памелы Джил?
По словам Алекса, через неделю после того, как он ее уволил.
Он сам рассказал вам об этом?
Только после того, как решил окончательно сознаться. Он хотел облегчить душу, рассказать все. Все эти тайны очень тяготили его. Настолько это не соответствовало его натуре.
А до этого вы совершенно ни о чем не догадывались?
Уже только задним числом. Через несколько недель после того, как он уволил Памелу Джил, ему позвонили на мобильный. Он посмотрел на входящий номер и ушел говорить в другую комнату. Потом он сказал, что это был Тоби, его брат. Я не поняла, зачем ему выходить в другую комнату, чтобы поговорить с братом, но, поскольку медицина связана с конфиденциальностью, я не брала это в голову. Но это показалось мне немного странным.
Вы не заподозрили, что это могла быть мисс Джил?
Нет. Я не могла представить, что она станет угрожать ему.
Она угрожала объявить, что у них был роман?
Она металась между обвинениями в сексуальном домогательстве и полномасштабном романе. Плюс предположение, что он домогался миссис Мадуубе. Все это ради того, чтобы заставить его еще раз встретиться с ней. Он увиливал от нее. Наверное, тогда-то он и придумал оборудовать свой кабинет. Чтобы сняться с ее крючка. Идея была в том, что, если ему удастся организовать повторный визит миссис Мадуубе, он запишет осмотр и тогда будет вне подозрений.
Но ведь скрытая запись пациента, безусловно, грубое нарушение правил БМА [5].
Я не думаю, что в тот момент он ясно соображал. Возможно, он считал, что пусть его лучше затаскают за нарушение конфиденциальности, чем за изнасилование. Он думал, что, если запись снимет с него главное обвинение, судить его, если дойдет до осуждения, будут более снисходительно. Цель оправдывает средства, типа того.
Как вы полагаете, это он все сам придумал?
У меня нет возможности узнать это наверняка. Теперь нам известно, что Шерри Томас установила жучок в его мобильном, как только он пришел в СВЦ, и можно предположить, что и тут не обошлось без нее. На записях хорошо видно, как она подводит его к этой мысли. И это делалось не с тем, чтобы защититъ его. Ей просто безумно понравилась перспектива посмотреть на пациентов на приеме у врача. Она была больная. Патологический вуайерист.
А как же Алекс? Разве он не участвовал? Сам-то он не «патологический вуайерист»?
Он не был таким, пока ее не встретил. Да и тогда тоже не стал. Но он слишком далеко зашел и уже не знал, как выбраться.
Значит, он не несет ответственности?
Он поступал неправильно. И знал это. Теперь об этом знает весь мир. Но он никому и никогда не желал зла. Он полностью признал свою вину и твердо решил остановиться. Боже мой, ведь жизнь его трещала по швам. Он был уверен, что у меня роман, что его карьере вот-вот придет конец, что его дочь занимается сексом, а сын ворует. Это была просто черная полоса.
