Александр Анянов - Рожденные ползать
Я начал натягивать брюки, соображая, где бы мне переночевать. В это время голоса за дверью, становились все громче и громче. Наконец, я, уже не прислушиваясь, мог различать отдельные фразы:
— Все, надоело! Надоело, говорю тебе! — возмущенно звучал женский голос.
Адам что-то неразборчиво шептал в ответ.
— Нет, не пойду! Хватит таскать меня по гостиницам. Я тебе что — шалава?
Опять, в ответ горячий шепот.
— Нет, пока не узаконим наши взаимоотношения, лучше не подходи!
Хлопнула дверь. Затем раздался удаляющийся стук каблучков по коридору. В комнату заглянул раздосадованный Гулянюк и зло бросил мне:
— Повезло тебе — отбой полетам. Спи спокойно, командир.
Все еще не до конца проснувшись, я пытался понять, что происходит. В углу раздался громкий шорох — это шевелили обои клопы.
* * *Был обыкновенный день полетов. Обыкновенный, для всего полка, но не для меня. Несколько дней назад я получил допуск на самостоятельное обслуживание авиатехники и, сегодня, первый раз в жизни самостоятельно выпускал самолет в воздух. Это историческое событие, такое не забывается. Моя «20-ка» стояла готовая к вылету и держалась молодцом, чего нельзя было сказать обо мне самом. Я нервно расхаживал взад-вперед, теребя в руках переговорную таблицу. Не забыть бы, не упустить чего-нибудь. Тут еще, как на грех, ни одного человека вокруг. Даже Панин в столовой — время обеденное. У меня самого подвело желудок от голода, но график, есть график. Через десять минут — взлет. Надо терпеть.
Переживая, я не сразу заметил, как подошел летчик. Служил он в третьей эскадрилье. Виделись мы только на полковых построениях, лично знакомы не были. После короткого обмена приветствиями, я доложил о готовности. Тот удовлетворенно кивнул и поторопил:
— Только давай побыстрее. Метеорологи сообщили — погода ухудшается. Идет грозовой заряд.
Он пошел вокруг самолета, делая предполетный осмотр. На защитном шлеме летчика красной краской была аккуратно написана фамилия: «Лиепиньш». Я обрадовался, похоже, земляк. Это — хорошая примета.
Пока пилот глубокомысленно заглядывал в сопло двигателя, появился начальник группы САПС, капитан Прихватько. Его группа отвечала за авиационные средства спасения, или, говоря нормальным языком — за катапультные кресла. Неторопливо поднявшись по приставленной к кабине стремянке, он для вида подергал за заголовник кресла. Затем, также не спеша, спустился, поставил размашистую подпись в журнале и подмигнул мне:
— Чего такой кислый? Гляди веселее!
— Я не кислый, просто немного волнуюсь. Все-таки первый вылет в жизни.
— Первый? — протянул капитан. — Поздравляю…, — и тут же осекся. — Подожди, ты, что же тут один? А где Панин, где остальные?
— На обеде все.
Прихватько переменился в лице:
— Да, что ж они совсем с ума сошли! Погоди, погоди. Я сейчас. Самолет, только в полет не выпускай! Слышишь? Не выпускай!
Неожиданно для своей солидной комплекции, он припустил рысцой в сторону столовой.
Я остался в растерянности. Не выпускать? Почему? И сколько ждать? И чего? И как объяснить это летчику?
Тот, между тем, закончил осмотр и уже поставил ногу на первую ступеньку стремянки. Решение пришло само по себе.
— Скажите, вы из Латвии? — спросил я.
— Да, а что? — у летчика удивлено поднялась бровь.
— Нет, ничего, я просто сам из Риги.
— Мир тесен, — без особого энтузиазма отозвался Лиепиньш и поставил на стремянку вторую ногу.
— А вы там, в каком районе жили?
— В центре.
— А я, в Плявниеках.
Летчик бросил быстрый взгляд на часы.
— Да, Рига, Рига — красивый город…, — и поднялся еще на ступеньку.
— А вы знаете, там ведь сейчас реставрация Старого Города идет. Поляки делают.
— Слышал, — отрезал тот и стал подниматься наверх в кабину.
Пытаясь как-то исправить положение, я выпалил:
— А что это у вас такое?
— Где? — обернулся летчик.
— Вот, сзади. То ли пыль, то ли известка, не разобрать. Сейчас мне кресло перемажете. Дайте-ка отряхну.
— Только быстро. Говорю же тебе — время. Вылететь не успею!
— Сей момент, — заверил я его и стал выбивать пыль из его чистой куртки.
Бедолага терпеливо сносил мои издевательства. Между тем, понимая, что на одном месте столько грязи, физически быть не может, мне приходилось постепенно опускаться все ниже и ниже. Однако после того как я ласково потрепал его по заднице, летчик мигом взлетел наверх и запрыгнул в кабину.
— Все, спасибо, хватит! — решительно отрезал Лиепиньш. — Ты так волнуешься, как будто это твои личные «Жигули» без чехлов. Где ты там есть? Куда пропал?
— Нога болит, еще с утра. Ходить тяжело.
Медленно, подволакивая ногу и отдыхая на каждой ступеньке, я поднялся по стремянке.
Однако, наверху, мне сразу стало веселее. Отсюда хорошо было видно, как со стороны столовой, чередуя пробежки с быстрым шагом, несся к моему самолету инженер эскадрильи. Еще через полминуты дверь пищеблока отворилась и, оттуда пулей вылетел Панин. Теперь, по крайней мере, мне стало ясно — чего, а главное — кого, я должен ждать. С улыбкой на все тридцать два зуба, я протянул руки к летчику, который в этот момент, застегивал ремни кресла.
— У вас тут ремешок перекрутился, давайте расправлю.
Лиепиньш вздрогнул:
— Что ты меня все время, как девку лапаешь? Лучше включай АЗСы!
Тихонову оставалось до цели всего метров двести, но было видно, что его солидное брюшко дает себя знать — он начал заметно выдыхаться. Зато мой
старший техник увеличил скорость. Лавируя и прячась от инженера за стоящими в ряд на ЦЗ самолетами и спецмашинами, он уверенно догонял своего начальника.
Мои пальцы стали, не спеша щелкать выключателями на панели, расположенной за спиной летчика. Панин в это время успел обогнать инженера.
— Все? — раздался нетерпеливый голос Лиепиньша. — Давай, на связь. Запускаю.
Я посмотрел на него и открыл, было, рот. Видя, что этот медлительный техник опять собирается сказать что-то, летчик поспешно надел кислородную маску, как бы ставя окончательную точку в разговоре.
Мои коллеги были уже рядом.
Неожиданно, даже для самого себя, я протянул ему руку и пожелал:
— Счастливого вам полета и мягкой посадки!
Такое теплое прощание настолько выходило за рамки принятого в полку, что Лиепиньш протянул в ответ свою. Сделал это он не столько для рукопожатия, сколько защищаясь от возможного последующего трехкратного поцелуя. Я воспользовался ошибкой и, вцепившись в его руку, продолжал разглагольствовать:
— Чтобы все поставленные задачи были выполнены!
Панин был уже возле соседнего самолета.
Летчик мычал что-то сквозь маску и, крутя белым горшком защитного шлема, пытался освободиться от рукопожатия.
— Всего вам самого доброго. Здоровья, благополучия и счастья в персональной и личной жизни!
Мой тезка, нагнувшись, ловко проскочил под брюхом «двадцатки», схватил лежащий ЖПС и сделал вид, что стоит здесь уже добрых полчаса. Я кубарем скатился по ступенькам. Позади тут же щелкнул закрывающийся фонарь.
Едва я подключился к внутренней связи, как появился красный запыхавшийся Тихонов. Еще на бегу, он начал орать Панину, что вобьет его по пояс в бетонку, если тот еще раз оставит без присмотра техника, который первый раз выпускает машину в полет.
Заработал двигатель самолета. Теперь мне уже не было слышно, о чем эмоционально спорили старший техник с инженером. Держа перед собой картонку, с наклеенной на ней переговорной таблицей, я начал проверку работоспособности самолетных систем. Тихон и Сашка, наконец, прекратили разборы и теперь вместе ходили вокруг самолета, внимательно наблюдая за процессом.
Наконец, все проверки были закончены. Я вытащил массивные стояночные колодки из-под колес, и поднял вверх большой палец правой руки, показывая, что все в порядке. Краткий кивок шлема в кабине, поднятая в знак приветствия рука в черной перчатке. Самолет вырулил, направляясь к ВПП.
Никогда еще время не тянулось для меня так медленно. Казалось, что стрелка часов стоит на одном месте. Но вот, наконец, свершилось! МиГ с бортовым номером «20», плавно снизился, коснулся земли. Сзади заполоскался цветной купол тормозного парашюта. Все внутри меня ликовало. Мой первый в жизни самостоятельный вылет, а точнее выпуск в воздух, прошел успешно.
От перевозбуждения, я даже не сразу заметил, что задул холодный порывистый ветер. Пока мой самолет заруливал на стоянку, раздались крики: «Отбой полетам! Чехли машины и по норам». Я посмотрел на небо. Северная часть горизонта была затянута черными тучами, которые быстро неслись в нашу сторону.
День прошел успешно, слава богу! Завтра у меня день рождения. Устрою себе маленький расслабон. Приду на стоянку и даже пальцем не пошевелю. Не буду делать ничего. Абсолютно!
