Энн Брашерс - Имя мое — память
Естественно, она расспрашивала меня. Я говорил, а София удивлялась.
— Откуда ты знаешь наш язык? — в недоумении спросила она.
— Выучил, пока путешествовал, — ответил я, однако она взглянула на меня с недоверием.
Мне хотелось о многом ей рассказать, но я сдерживался. Никто не смог бы меня понять, и я это знал. София отдалилась бы от меня и перестала бы мне доверять, а я жаждал быть к ней ближе, как прежде.
Она разрешила мне переночевать, а на следующее утро я отправился в дорогу. София постелила мне то самое одеяло, под которым мы вместе спали, когда я был старше, а она моложе и когда она была женой моего брата. Я не мог спокойно вдыхать запах того одеяла.
София сидела рядом со мной на небольшом соломенном тюфяке и, словно что-то припоминая, с нежностью поглаживала мне спину. А я, совершенно одинокий в свои одиннадцать лет, но обремененный непомерным грузом воспоминаний, плакал втихомолку, надеясь, что она не заметит.
Когда я в утреннем свете взглянул наверх, то увидел приколотый к стене кусок старого пергамента с закрученными краями. Это был эскиз мозаик баптистерия, который я когда-то сделал для нее. Сад, яблоня и, конечно, змея.
— Кто это нарисовал? — спросил я, указывая на рисунок.
В то время София кормила меня завтраком, на его приготовление, вероятно, ушла часть ее припасов. Мне всегда претило задавать притворные вопросы, но на сей раз я ничего не мог с собой поделать. Она задумчиво взглянула на рисунок.
— Человек, которого я знала, — опуская голову, ответила она.
— Что с ним случилось?
Лицо Софии исказилось. Ей пришлось сжать губы, чтобы они не дрожали.
— Неизвестно. Он обещал когда-нибудь вернуться сюда, но я почти уверена, что его убили.
Я с трудом сдерживался, глядя в ее грустное лицо.
— Он вернется, — со слезами в голосе молвил я.
Она покачала головой.
— Не знаю, смогу ли я еще ждать.
И тут я осознал, что же я тогда наделал, и мне стало стыдно. Я понапрасну ее обнадежил. София поверила мне, а я ее разочаровал. Ведь она не могла увидеть всю картину событий, как я. Обещать ей что-то, чего она не могла осмыслить, было с моей стороны эгоистично.
— Он тебя не забыл. Он вновь найдет тебя, но на это может уйти больше времени, чем ты думаешь.
София посмотрела на меня как-то странно.
— Он говорил то же самое.
Последний раз я вернулся в деревню Софии, когда мне было девятнадцать. Я горел желанием доказать Софии, кто я такой на самом деле и что я действительно вернулся, как и обещал. Намеревался прожить с ней до скончания наших дней. Я приготовился развеять все ее сомнения и возражения. И подготовил слова, которые убедили бы ее, что разница в возрасте не имеет значения. На протяжении многих лет и бесконечных миль странствий я репетировал эти разговоры, мечтая, как потом мы займемся любовью.
Но, прибыв туда, я увидел, что скалистый склон холма почернел, а на месте ее домика теперь стоит новый большой дом. Часть деревни отстроили заново, и ее невозможно было узнать. В конце концов в каменной церкви, одном из немногих знакомых строений, я разыскал священника.
— У нас был страшный пожар, — объяснил он.
Я заставил себя выслушать его рассказ о том, как они потеряли почти все дома и едва ли не половину деревенских жителей.
— А София? — спросил я.
Он покачал головой.
Вернувшись на то место, где стоял ее дом, я нашел новых обитателей.
— Осталось ли что-нибудь после пожара? — в отчаянье воскликнул я.
Не осталось ничего. Я вернулся в пустыню и отправился по тому же маршруту, который мы проделали с ней от Пергама, но только пешком и в одиночестве. Пока шел, я ощущал на себе тяжкий груз воспоминаний. София умерла, и все, к чему она прикасалась, исчезло. Ее гобелены, одеяло, мои эскизы. Все исчезло без следа. От меня зависело, нести ли это дальше или дать навсегда исчезнуть.
Арлингтон, Виргиния, 2006 годДэниел устал. Слишком устал, чтобы скинуть с себя медицинский халат, прежде чем плюхнуться на кровать. Он только что отработал трехдневную смену, за время которой проспал лишь сорок минут, сидя в кресле и положив голову на стол, а в двух метрах от него орал телевизор. Показывали «Игру для молодоженов». Существовали инструкции, регламентирующие нагрузку персонала, живущего при больнице, однако на них не обращали особого внимания.
Дэниел никогда на это не жаловался. Здесь ему нравилось больше, чем дома. Он любил стариков и, поскольку специализировался на гериатрической медицине, посвящал свое время именно им.
Его домом стала квартира с одной спальней в Арлингтоне, штат Виргиния, с видом на автостоянку. Он всегда мечтал купить настоящий дом в красивом месте. Деньги у него водились, бог свидетель. Но Дэниел постоянно попадал в плохие временные пристанища с ежемесячной арендой. В этой квартире была плита с духовкой, правда, он еще ни разу ее не включал. Три встроенных шкафа, два из которых пустовали. У него был большой телевизор с плазменным экраном и кабельное телевидение, позволявшее посмотреть любой футбольный, бейсбольный, баскетбольный и хоккейный матч в любой час дня и ночи. Как и другие спортивные передачи, но это его мало интересовало. За исключением тенниса, когда среди ночи показывали Открытый чемпионат Австралии.
Он окончательно бросил колледж. Первые два курса медицинского колледжа он тоже пропустил. При своем так называемом переводе в университет Джорджа Вашингтона на третий курс он подделал академические справки из обоих колледжей. Это было примерно месяц спустя после его неудачной попытки утопиться в реке Аппоматокс. Для большинства он казался простофилей. Если бы его попытка самоубийства удалась, он потерял бы чересчур много.
В университете Джорджа Вашингтона Дэниела приняли с радостью. Удивительно, как человеку удается преуспеть в надувательстве, если у него хватит дерзости. Но он не стал бы этого делать, если бы не знал, что хорошо подготовлен.
В свое время Дэниел окончил несколько колледжей и университетов в Штатах и Европе. Медицинское образование получал не однажды. Десятки раз, если учесть все, что он узнал о травах и народной медицине в период позднего Средневековья и Возрождения. Эти знания удивительным образом помогали ему. Забавно было, как прежний опыт врачевания возрождался вновь.
Цикличность человеческой предприимчивости состоит в том, что сначала человек изобретает и обожествляет некую новую идею, затем через поколение полностью ее отвергает, далее через поколение или два снова осознает потребность в ней, поспешно преподнося ее как новую, но обычно лишенную изначальной четкости. Ученые терпеть не могут оглядываться назад.
Слепое желание обновляться всегда вызывало у Дэниела изумление. Похоже, люди не осознают, на какой тонкой грани стоят в человеческой истории и что до них каждый человек стоял на столь же тонкой грани, полагая, будто это весь мир. Если бы они оглянулись назад, то увидели бы простирающийся за ними спокойный пейзаж, но они, как правило, этого не делают.
Однажды управляющий здания наклеил на дверь квартиры Дэниела постер на тему утилизации отходов, и это вызвало у него смех. Иногда возникали взрывы энтузиазма по поводу утилизации отходов, но обычно это не доходило до сердца или ума. Все ограничивалось автомобильными покрышками или бутылками. Ну ладно, он сторонник вторичной утилизации. А если бы люди узнали, что они подвергаются вторичной утилизации? Изменило бы это что-нибудь?
Существует несколько основных понятий, которые ему хотелось растолковать людям. Вероятно, когда-нибудь он напишет книгу советов. Научит людей правилам утилизации, а также обратит их внимание на практические моменты, например на то, что не следует волноваться по поводу авиакатастроф или нападения акул на людей.
Дэниелу никак не удавалось заснуть, когда он этого очень хотел. Каким бы усталым он ни был. Мысли зацикливались в том или ином направлении. Обычно в направлении Шарлоттесвилла, штат Виргиния, где София вела, как он надеялся, мирную жизнь, спокойствие которой он не собирался нарушать, появившись в вестибюле ее общежития (о чем он иногда грезил).
Когда-нибудь Дэниел снова к ней подойдет. Он часто воображал этот момент. Скажет Софии важные слова, чтобы наверстать упущенное время. Однажды он окликнет ее стремительным вопросом, или пошлет шутливое сообщение по электронной почте, или небрежно начертает на стене ее комнаты послание, и это не приведет ее в ужас, потому что к тому времени шок от их последней встречи позабудется. «Когда-нибудь» всегда было при нем, потому что его гораздо труднее разрушить, чем «сегодня».
Сон должен был подкрасться к нему незаметно, если он вообще настигнет его этой ночью. Вот для чего ему нужны были большой телеэкран и кабельное телевидение.
