Джошуа Феррис - Безымянное
— Впрочем, ваша честь…
Слушатели на деревянных скамьях по обеим сторонам от прохода удивленно смотрели ему вслед.
— Что здесь происходит? — спросил судья.
Тим прошел мимо пристава и толкнул дверь.
— Мистер Крониш, в чем дело?
Крониш, отвернувшись от судьи, провожал взглядом Тима Фарнсуорта, выходящего из зала. Только когда дверь мягко закрылась, он уставился на вопрошавшего. Открыл рот, но не смог произнести ни слова.
Проснулся он в уединенном закутке «KFC» в Квинсе. С трудом поднял голову со стола. К щеке прилипла салфетка. Бекка сняла ее, заодно поправив съехавший набекрень шлем.
— Ты что здесь делаешь? — удивился он.
Бекка шла за ним от здания суда через Бруклинский мост. Солнце припекало. Не останавливаясь, он на ходу скинул пиджак и рубашку, совершенно не заботясь о том, как выглядит в глазах окружающих — шизик, и все. Бекка подобрала сброшенную одежду и последовала за ним в глубь квартала. Она держалась чуть позади, готовая среагировать на любое фальшивое движение, на мельчайший признак симуляции, но он не замедлял шага и не присаживался отдохнуть. Зной колыхался между бетонными стенами. От домов шел жар, переулки плавились, блики слепили. Выхлопные газы и бесконечные мили раскаленных тротуаров довершали картину адского пекла. Но он не останавливался. Наконец на глазах Бекки он ввалился в «KFC» и рухнул за стол.
Теперь она не смогла удержаться от слез.
— Прости, что я тебе не верила…
23Лесные пожары охватили несколько квадратных миль, вынуждая перекрывать дороги и эвакуировать жителей. Засушливое ветреное лето превратило заросшую кустарником границу между округами в отличную растопку, вспыхивающую от первой же молнии. Выжженные проплешины казались следами от врезавшихся в землю комет. Спасателям удалось загнать почти весь огонь за противопожарные полосы, и теперь он постепенно выдыхался, пожирая доступное топливо. Власти созывали специалистов по встречным палам, брали в аренду пожарные вертолеты и назначали круглосуточный сброс воды на горящие участки, стремясь уберечь от огня заповедник и расположенное в опасной близости жилье. Перепуганные горожане, едва успевшие оправиться от бешеных весенних паводков, спешно осваивали новую науку, превращая в заградительные полосы даже поля для гольфа. Напасть, знакомая прежде лишь западному побережью, мигрировала на восток, словно растревоженный зверь, сбитый с толку причудами погоды. В довершение всего загрязнились водохранилища. Но в конце концов, хотя очаги все еще тлели, кордоны с дорог сняли и большинству жителей разрешили вернуться.
Он запустил ладонь в ее волосы и собрал в конский хвост. Губы их встретились и прижались друг к другу. Подхватив под спину, он уложил ее на траву, снял с нее брюки прямо через туфли, чтобы не возиться с пряжками. Она почувствовала его поджарое, натренированное ходьбой тело — ноги, состоящие будто из одних мышц, и торс без единой жиринки на ребрах, как у мальчишки. Взяв ее руки в свои, он растянул их крестом в высокой траве. Колени уже слегка саднило от твердой земли. Сплетя пальцы, они сжали их крепко-накрепко, чтобы сама смерть не разлучила, пока они смотрят друг другу в глаза под дымным небом. Им почти не нужно было двигаться, чтобы предаться тому, чем раньше они занимались так часто и что почти приелось перед обострением, а теперь ощущалось как в первый раз. В воздухе пахло гарью, лица обдавало жаром. Они лежали неподалеку от медленно затухающего очага, который добивали едва различимые голоса. Вдоль деревянной изгороди чуть поодаль шествовало коровье стадо.
Потом они лежали в тишине, и тела их словно звенели. Он досадовал, что продержался так недолго. Слишком давно ничего не было, и уже через минуту-другую он не смог противиться тому, что рвалось изнутри.
— Пожалуй, ради такого стоило попоститься немного, — сказала она.
— Прости за скорострельность.
— Это обратная сторона.
Застегнув пуговицы и «молнии», они поднялись и пошли к машине, высоко поднимая ноги в траве. «Как-то слишком быстро уходим», — подумалось ему. Он хотел снова ощутить этот порыв, это неоспоримое, от самого тела идущее доказательство, что они нужны друг другу на всю жизнь. Неужели без долгого, изнуряющего похода, окончившегося в этой глухомани, и уже привычного для Джейн накручивания миль по сонным дорогам, в которое превратилась для нее его болезнь, не случилось бы лучшего секса за последние годы?
— Нам нужно назад, — сказал он.
— Куда назад?
— Туда.
Она оглянулась и увидела только огороженную полосу пограничной земли и сухое поле.
— Зачем?
— Чтобы еще раз…
Она, кажется, поняла.
— Нет, будет уже по-другому.
И тут она отскочила, с визгом задрыгала ногами и, метнувшись ему за спину, вцепилась обеими руками в плечи.
— Что такое?
— Змея!
Он застыл, прикрывая жену собой, и всмотрелся в заросли травы.
— Не вижу.
— Как ты ее проглядел?
— Все, она уползла.
— Не уползла. Она где-то впереди, это не значит, что ее нет.
— Да она тебя еще больше боится, чем ты ее.
— Это она сама сказала?
— Хочешь, я тебя понесу, бананчик?
— Не люблю змей, — выдохнула Джейн.
Остаток пути она прошла, не отрывая от земли взгляда, в котором читался страх пополам с решимостью, стараясь ступать на менее заросшие места. Они с Тимом перелезли через деревянную изгородь. Машина стояла на противоположной стороне шоссе. Табличка на заборе гласила: «Проход запрещен. Фермерское хозяйство „Каменистый лог“».
Они покатили прочь от пожарищ по тем же проселочным дорогам, которые и привели сюда Тима и следом за ним Джейн. Дальше пошла более густонаселенная местность — оголившиеся, покрытые слоем пепла дома, тупики с обугленными машинами, словно из хроники городских беспорядков. Ранчо с полусгоревшими столбами веранд напоминали древние развалины. Однако большинство домов стояли нетронутыми, и от этого пострадавшие выглядели случайными или, наоборот, неспроста выбранными жертвами неумолимого рока.
— Вживую это еще страшнее, чем по телевизору, — сказала Джейн.
— И что ты думаешь?
Она ответила не сразу, какое-то время молча глядя на дорогу.
— Либо это просто жизнь, идущая своим чередом, либо что-то такое, о чем мы прежде не подозревали.
Они ехали долго. Тим сидел на пассажирском сиденье в шлеме, с монитором в руках, гадая, что же зафиксировал прибор во время похода, который теперь заставлял их глотать милю за милей в обратном направлении.
24— Пусто, — проговорил доктор Багдасарян. — Мне жаль, Тим.
Томограммы не показали ничего. Ни подтверждения психического расстройства, ни отрицания органической болезни. Все по-прежнему, в точности как он и боялся, только теперь прибавилось растерянности, исчез очередной клочок твердой почвы под ногами и сломалась последняя преграда перед бескрайним простором для умозаключений. Теперь его можно считать кем угодно — хоть чокнутым, хоть жертвой, хоть шизиком, хоть загадкой природы. Он ожидал такой развязки с того самого момента, как взял шлем из рук Багдасаряна, и все же досада, с которой он, казалось, сроднился, резанула по живому. Он и не представлял, как буйно, оказывается, расцвела в душе надежда. Вот ведь идиот… Неизлечимый, топчущийся по граблям идиот. Он почувствовал на себе взгляды Джейн и Бекки. И обернулся к ним с улыбкой.
Доктор пытался как-то объяснить неудачу. Напомнил, что прибор всего лишь прототип, что датчики улавливают лишь нейронную активность и что на следующем образце можно будет не только повысить чувствительность датчиков, но и добавить к ним учет биотоков и гормональных изменений, течения крови и других биологических жидкостей. Он настоятельно рекомендовал им обратиться к конструкторам и заказать усовершенствованный прибор.
Джейн покачала головой.
— Мы зря на это пошли. Я сама виновата, что надавила на него. — Она нащупала руку мужа. — Тим, прости.
— Раз уж мы все равно начали… — принялся уговаривать Багдасарян.
— Нет, доктор, спасибо, — отказалась Джейн. — Думаю, на этом и закончим.
Тим обернулся к ней.
— Давай дадим еще попытку. Посмотрим, что можно усовершенствовать.
Ночью, дождавшись, когда заснут Джейн и Бекка, он спустился в подвал. Уселся на скамью тренажера и сунул в рот дуло пистолета. От холодного металла усилилось слюноотделение. Он упер дуло в нёбо, целя насквозь, в мозг.
Когда-то он сказал доктору Дитмару, обласканному журналом «Нью-Йорк» психологу, что предпочел бы смертельный диагноз. Дитмар на это безапелляционно назвал Тима наивным позером и предложил представить себя на месте какого-нибудь Лу Герига, который сгорел за три месяца. Разве лучше лежать в земле, чем ходить по ней? «Нет, — ответил тогда Тим. — Лучше понимать, что с тобой такое». — «То есть болезнь Лу Герига для вас проста и понятна?» — парировал Дитмар.
