Валентин Черных - Женская собственность. Сборник
— Довольно многие рожают и в шестнадцать.
— Зачем ты мне это говоришь? Ты должен был бы мне сказать: вы такая молодая и выглядите не на сорок, а на двадцать девять. На такие комплименты покупаются все женщины, даже такие умные, как я.
— А чем вы занимаетесь?
— В основном живу.
— Я имел в виду профессию.
— Иметь в виду — это канцеляризм, интеллигентные люди избегают подобных выражений. А по профессии я философ. Ну, чего ты вытаращил глаза? Я закончила философский факультет университета.
— И работаете философом?
— Работаю я преподавателем истории партии и научного коммунизма в Новосибирском педагогическом институте. А ты чего на танцы не ходишь?
— Не успел еще. Два дня как приехал.
— Можешь уже опоздать. В санаториях и домах отдыха как? На первых же танцах присматриваются и быстренько определяются, с кем проводить весь срок. Но кое-кто еще остался. Советую обратить внимание на мою соседку за столом. Двадцать семь лет, замужем, поэтому никаких осложнений, очень хочет завести роман, потому что, кроме мужа, никогда не имела ни одного мужчины. И главное ее преимущество — живет в одноместном номере, большинство живут в двухместных, а это всегда надо соседа или соседку просить пойти погулять…
— Я живу тоже в одноместном.
— Значит, кто-то с тобою может провести почти медовый месяц. Ты женат?
— Не женат.
— Никому об этом не говори. К женатому меньше претензий, к тому же некоторые женщины брезгливые. Если не женатый, то спит со всеми подряд, от такого можно что-нибудь и подхватить.
— А если женщина очень понравится и отношения захочется продолжить?
— И продолжай.
— А она с женатым романа не захочет. Есть же очень нравственные женщины.
— Если очень нравственная, значит, дура. Если женщине нравится мужчина, ей плевать, женат он или не женат. Женатого можно развести. Извини, у меня массаж.
— Никогда еще не делал массажа.
— Какие твои годы! Все еще будет. Здесь массажистки скорее просто гладильщицы. Но за неимением лучшего пусть хотя бы погладят.
Вечером он увидел ее на танцах. Как только включили магнитофон и зазвучал вальс — почему-то во всех домах отдыха и санаториях танцы всегда начинались с вальсов, — еще крепкий ветеран войны сразу направился к Лоре. Рядом с нею стояла, вероятно, ее соседка по столу. Соседка напоминала сразу всех женщин, которые работали на строительстве домов, дорог, стояли у конвейеров. Широкогрудые и низкорослые; может быть, только женщины с такими фигурами могли выносить физические нагрузки, с которыми не справлялись и многие мужчины.
Он осмотрел отдыхающих. В несезон путевки, вероятно, давали старикам-пенсионерам, работницам со стажем и специалистам вроде него, которым весну, лето и осень положено быть на своем месте, на сельхозработах.
Танцевали и молодые девицы, может быть из местных.
На следующий танец он опередил ветерана войны и пригласил Лору.
— На мою соседку обратил внимание? — спросила Лора.
— У меня в подчинении таких теток с десяток, и никогда не возникало желания завести с ними роман.
— Почему?
— Мне кажется, есть женщины для тяжелых физических работ, а есть для легких романов.
— Женщина для тяжелых физических работ — это извращение. И для легких романов тоже.
— Возможно, — согласился он. — Но в жизни так. А вы уже определились?
— Я в растерянности.
— Так много претендентов?
— Претенденты есть. Но в основном старики. Наверное, они не считают меня старухой, но более молодые им если не во внучки, то уж точно в дочери годятся, а я для них и не старая, и не молодая. Такой вроде бы можно предложить переспать, и она не должна обидеться. Конечно, я бы должна их отблагодарить, что крошкой во время войны осталась в живых, потому что они меня защитили, но их родина благодарит каждые пять лет на очередном юбилее победы, выдавая очередные медали. У меня отец был на фронте и вернулся с двумя медалями: «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией», а сейчас у него восемь медалей, за тридцать лет прибавилось еще шесть юбилейных.
Ветеран войны сделал еще одну попытку пригласить Лору на танец, и хотя стоял с нею почти рядом, но он и на этот раз оказался проворнее ветерана.
После танцев он пригласил Лору в свой номер.
— Не зайдете ли ко мне на чашечку кофе?
— Зайду не только на чашечку…
К коньяку он подал домашний осетинский сыр и мандарины, купленные на рынке. Лора взяла со стола русско-английский словарь. Он знал довольно много слов по-английски, но у него было чудовищное произношение. Когда Лида однажды услышала, как он говорит по-английски, она долго смеялась и заявила, что выправить его псковское произношение невозможно. Лора спросила его по-английски о каком-то пустяке, он ответил, она удивилась знанию английского и похвалила его.
— А произношение? — спросил он.
— Чудовищное, — ответила она. — Но ты же не собираешься работать в разведке и маскироваться под англичанина. Главное, чтобы ты понимал и тебя понимали. Но ты говоришь очень медленно, мекаешь, долго подбираешь слова.
— А ты язык так хорошо успела изучить в университете?
— Язык я изучала на лондонских улицах. Второй мой муж был физиком, собственно, он и сейчас физик. Его пригласили в Оксфорд на стажировку, я поехала с ним.
— И сколько вы прожили в Англии?
— Я два года, а он живет до сих пор.
— А ты сколько раз была замужем?
— Официально три раза и два неофициально, то есть я собиралась за них выйти замуж, но они на мне не женились.
Двадцать четыре дня отдыха прошли быстро. Лора запомнилась на всю жизнь, как все, что происходит впервые. Еще до того, как он увидит через несколько лет оральный секс на видеокассете в порнофильме, он узнал от нее, что нежность женщины, как и нежность мужчины, без орального секса — не полная нежность.
За эти двадцать четыре дня он почти бегло заговорил по-английски, не обращая внимания на ошибки и не думая о произношении. Что-то в нем за эти дни изменилось. Никогда еще рядом с ним не было такой естественной женщины. Даже во время любовных ласк она требовала:
— Скажи по-английски, о чем ты сейчас думаешь.
— Я не думаю, я трахаю тебя.
— А что чувствуешь?
— На твоей попке очень нежная кожа.
В английском у попки, как и в русском, были более грубые и, может быть, более точные синонимы.
— Откуда ты знаешь такие выражения? — спрашивал он.
— У меня был любовник докер.
— Англичанин?
— Ирландец.
— А разве ирландцы не англичане?
— Не скажу.
— Почему?
— Сходи в библиотеку, возьми соответствующую книгу и почитай.
Она сводила его в городскую библиотеку и научила, как пользоваться каталогами, чтобы найти нужную книгу.
Они загорали с ней на пляже, перед обедом она забегала к нему в номер, и он понял, что любовью можно заниматься всегда и везде, вне зависимости от времени и места.
После обеда она спала, восстанавливая силы, и приходила к нему вечером. Рядом с ней он вспоминал Марину, иногда Лиду; кого вспоминала она, он никогда не узнает, несколько раз в забытьи она называла его Вадиком.
Его беспокоило, что Марина, не получая от него писем больше двух недель, могла заказать телефонный разговор с уведомлением, в коттедже у него телефона не было. И совхозные телефонистки могли ей сказать, что он в доме отдыха в Сочи, телефонистки ведь не дают клятв не разглашать чужих секретов, да и то, что он в доме отдыха, они не считают секретом, какой секрет, если об этом секрете знает весь совхоз, состоящий из нескольких деревень.
С Лорой он не вел откровенных разговоров, но однажды она все-таки спросила его:
— Чего ты хочешь добиться в жизни?
Они говорили по-английски, и поэтому у него было время, чтобы оттянуть ответ.
— Повтори вопрос, — попросил он.
— Кем ты хочешь стать? — уточнила она. — Ты так гордо поправил меня, что ты не механик, а старший механик. А какой дальше может быть механик?
— Главный.
— А потом генеральный механик?
— Генеральных механиков не бывает.
— Тогда о чем мечтает главный механик?
— Главный механик может стать директором совхоза.
— А что это за люди, которые мечтают стать директором совхоза? Вот ты мечтаешь стать директором совхоза?
— Я об этом не мечтаю.
Он не мечтал стать директором совхоза, но не исключал этой должности как промежуточной в своей жизни. Но он никогда и никому не говорил о своих планах. Когда-то он сказал матери Лены, что будет работать в Москве, и был высмеян. Он спланировал свои последующие пять лет, и в эти пять лет в его планы женитьба не вписывалась, может быть не во все пять лет, но в ближайшие два года абсолютно точно. И совсем необязательно жениться в двадцать четыре года. Но две женщины хотели, чтобы он женился на них.
