Михаил Попов - Ларочка
— Которого нет?
— Ты очень сообразительная.
— Да. А где зять?
— Ну-у, зачем тебе?
— Значит, ушел из дома.
— Ты еще и в жизни разбираешься, не только в шмотках.
Они быстро шли по Старому Арбату, и на первом же повороте повернули налево.
— Вот еще что, Ларисочка.
— Мне не нравится, когда меня так называют.
— По легенде, ты моя девушка.
— Это и не по легенде, я ведь пришла с вами.
— Не понимаешь. Я в этом доме принят в некотором особом качестве, вернее, создал определенный образ. Я человек из артистической среды…
— А-а…
— Да, да, вокруг меня все время женские персонажи, по ним меня узнают. Так вот — ты кадр из моей новой программы, скажем, редактор.
— Какое–то противное слово, лучше я буду из кордебалета. — Она остановилась и подбросила стройную тяжелую ногу канканным движением.
Лион Иванович поморщился, напор и веселость студентки в новых джинсах ему не нравились.
— Ладно, ладно, дядя Ли, буду редактор.
— Будем считать, что это плата за своднические услуги.
— Зачем вы так?
— Пришли.
— Скажите, дядя Ли, а про евреев вы предупредили, чтобы я не удивлялась какие жадные, даже не накормят?
Лион Иванович поморщился.
— Просто у них домработница заболела. То, что они евреи, это случайность. И совсем не жадные, в том смысле, что не в этом дело — просто некому готовить.
Лариса взяла эти слова на заметку.
Квартира ее приятно ужаснула. Система темных, пыльных ущелий, доисторический паркет, протертый за века подметками, как мостовые на улицах откопанной Помпеи. Потолок теряется где–то в верхних слоях атмосферы, глупо даже тратить взгляд на его различение. Стен тоже нет, одни стеллажи, переполненные очень старыми книгами. Все вещи очень заслуженные, и немного больные — золото пообтерлось, шелк поблек, стекло помутнело. Воздух, как домашнее животное, которое никогда не выпускают на улицу, слишком здешний. Вдалеке мелькнула кухня, кафельный, со смутным рисунком пол, холодильник как в мамином госпитале в два этажа, стенные шкафы тяжело над всем этим нависают, просто таки застекленные севильские балконы.
В общем, Лариса ощущала себя неожиданной свежей новостью запущенной в голову старого маразматика.
— Нам сюда. — Сказал худой лобастый юноша, видимо внук академика, и, стало быть, тот самый, который. Лариса не почувствовала и тени волнения. Пока не смотреть в его сторону, а он пусть таращится. И тревожно промакивает свои такие ранние залысины. Одет, вообще, ничего так. Брючки серого вельвета умеренно потертые, рубашка без ворота, адидасовские кроссовки, эту информацию Лариса считала, даже не повернув головы в сторону претендента.
А вот и какая–то девица в возрасте, голова бесформенная и кудрявая, очки, тяжелая грудь в черной водолазке. Какие–то жуткие штанцы с вытянутыми по–мужски коленями, как же можно так себя запускать, милая!
— Норочка. — Запел Лион Иванович.
Она посмотрела на старичка как старшая сестра и вздохнула, ну, шали, шали.
«Норочка», усмехнулась про себя Лариса, Норочка в пещере.
— Это Лариса.
Лариса сделала иронический, как ей показалось, книксен.
— Опять я опоздала. — Вздохнула тяжелая водолазка, опять вас перехватили, когда же моя очередь? Нора шутила с таким трудом, что хотелось отвернуться. И Лариса отвернулась от этого разговора и тут встретилась взглядом с внуком. Он смотрел не отрываясь, не моргая, с выражением уже все решившего для себя человека. Это было немного комично, при его щуплой фигуре и залысинах.
— Рауль. — Сказал он.
— Кастро? — Автоматически, как в студенческой курилке пошутила Лариса, чуть–чуть жалея, что она скорей всего сантиметров на пять–семь выше него, значит туфли на каблуках под вопросом.
— Нет, я не кастрат. — Еле слышно сказал молодой человек.
— Рау–уль! — Выпятил губы Лион Иванович.
Нора снисходительно покосилась на него — каламбурщик! Лариса тоже поняла, что парень пошутил неудачно, но выразила на лице снисходительность.
— Я сейчас загляну к маман, а вы пока займите гостью. — Сказал Лион Иванович и двинулся вглубь дома.
Нора вздохнула и, не говоря ни слова, побрела в противоположном направлении, но тоже вглубь, давая понять, что не считает просьбу артиста относящейся к себе.
— Пошли на кухню. — Сказал Рауль.
Пошли. Сели к большому, накрытому когда–то роскошной клеенкой столу. Водя пальцем по длинному порезу, Лариса оглядывалась.
— А там что, дверь?
— Черный ход.
Почему–то сообщение о черном ходе ее очень развеселило. Стало совсем уж как–то все театрально, прямо баре–господа.
Рауль же продолжал поедание ее глазами, как будто она была начальство, Лариса не смотрела на него, но ощущала что–то вроде легчайшей щекотки по всему телу.
— А почему тебя так зовут, ты кубинец?
— Отец татарин. Он хотел, чтобы меня назвали Равиль. Пришли к компромиссу.
— А Нору хотели назвать Нюрой?
— Вроде того.
— Поня–ятно.
— Выпить хочешь?
Тут Лариса на него посмотрела. Ничего интересного, или хотя бы опасного в нем не ощущалось, хотя конечно видно, что господин окончательно готов.
— А что у тебя есть выпить? — Ей было абсолютно все равно, но она считала, что надо так спросить.
— Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток?
Лариса не поняла парольной фразы, «Мастера» она еще не читала, и чуть набычилась, не понимая причину внезапного перехода собеседника на «вы».
Рауль одним движением метнулся к буфету и вернулся с красивой бутылкой и двумя фужерами.
— Ты не бойся, квартира и правда большая, а Иванычу я скажу, что ты ушла. Надоело ждать, и ушла.
Однако, темп! В принципе, она не видела никакого ужаса в том, чтобы не медлить, не притворяться, и сразу скрыться в одном из многочисленных закоулков этого пыльного лабиринта с возгоревшимся хозяйским сынком. Если бы хоть чуть–чуть потянуло к нему. Даже плевать на то, что он мог бы после этого вообразить себя неотразимым. Но ведь ничего нет кроме самого пресного спокойствия внутри. И вино, ни из какой страны, не поможет. Нет, в этой ситуации разумнее всего следовать заранее утвержденному плану. Спокойно, постепенно, с прицелом на конечный результат. Она решила выйти замуж, причем здесь эротические порывы.
В коридоре послышался непонятный звук, как будто тяжелая змея ползет по старинному паркету, почему–то подумалось Ларисе. Через секунду в дверном проеме появилось инвалидное кресло на колесах. В нем сидел прикрытый клетчатым пледом старик. Седые волосы всклокочены, наверно ему что–то приснилось, и волосы торчат как впечатления. Горло замотано. На бледном, вроде бы бессмысленном лице вдруг, при виде нового человека, проявилась симпатичная, даже умная улыбка.
Рауль воскликнул.
— Вот и он, вот наша «раковая шейка»!
Академик Янтарев поклонился, больше вбок, чем вперед. Было в его облике что–то неуловимо восточное.
В тот вечер Лариса ушла с Лионом Ивановичем, и он был в великолепном расположении духа.
— Кажется, клюнул. — Сказала Лариса.
— Да, я видел. И Элеонора меня простила.
— Что?!
— Понимаешь ли, мой друг и ее муж, я о матери Рауля говорю…
— Я поняла.
— …ушел из дома с моей девушкой, с девушкой, которую привел я, и я дал обещание, что, вроде как компенсирую…
— Так мое настоящее имя — «компенсация»?
— Не сердись.
Лариса дернула плечом, сбрасывая лапку дяди Ли.
— Только я не понимаю, вы так радуетесь, как будто очень ее боялись. Она же, Элеонора эта, просто мышь белая. А дедушка мне понравился, хоть немой, а веселый.
Лион Иванович мелко–мелко засмеялся, и сказал задумчиво.
— Элеонора Витальевна не мышь.
— Мышь, мышь, зубки мелкие, мелкие.
Сводник опять засмеялся. Потом сразу настроился на деловой лад.
— Ты с него сруби побольше, я имею в виду с Раульчика. Не очень знаю, чем он зарабатывает себе на пропитание, скорей всего просто фарцует по–среднему, но связи у него есть. Я имею в виду, пусть раскошелится. Потребуй ресторан ВТО, Мишель Жар, кажется, приезжает на днях, требуй билеты. Да, скоро в ЦДРИ «Посиделки», нехай крутится. Нечего просто так ноздри раздувать. Ты должна Москвы попробовать. Я тебе со временем еще пару пунктов подкину в список, но это уже будет все, дальше сама.
— Ладно, сама.
— Ну, вот и славно.
— Скажите, а Нора, это кто, сестра? Почему только так не похожи они с Раулем?
18
План Лиона Ивановича был выполнен во всех пунктах. Был ресторан, был концерт, и не один, были «Посиделки» в ЦДРИ. Там Ларисе понравилось больше всего. Очень много знакомых лиц. Как будто в одно помещение вытрясли весь телевизор. Удивительно приятное ощущение, что не прилагая никакого усилия, проводишь время не зря, эффект звездной тусовки. Вел вечерок маленький, щекастый человек с огромными ушами и обаятельным апломбом.
