Анна Берсенева - Вангелия
– Уходите, отец Иона, – тихо сказала Ванга. – Не позорьте себя.
Священник помедлил мгновение, но, видимо, поняв, что оказался в глупейшем положении – ну не драться же ему с подростком! – тоже направился прочь, изо всех сил стараясь сохранить величественный вид.
У самого выхода из двора отец Иона обернулся.
– Я тебе этого никогда не забуду, – бросил он.
Скрылась за поворотом улицы его фигура. Ванга села на землю и заплакала. Любка подбежала к сестре, обняла ее, заплакала тоже. Васил бросил топор, подошел к ним.
– Ну чего ты, Ванга? – Голос его звучал расстроенно. Но не из-за испуга, а только потому, что он не мог видеть женских слез. Тем более Вангиных. – Они же ушли. Не плачь.
Он неловко погладил Вангу по голове.
– Спасибо, мой родной, – всхлипнула Ванга. – Совсем ты взрослый стал…
– Пошли в дом. – Васил помог ей подняться с земли. – Не бойся. Никто тебя не обидит.
Ванга улыбнулась сквозь слезы.
– Пока вы со мной – никто…
– Да! Ты же не одна, – для верности добавила маленькая Любка.
– Не одна, – эхом откликнулась Ванга.
«Я одна, – с тоской подумала Ольга. – Зачем себя обманывать? Я одна, и я не справлюсь».
Думая это, она не забывала внимательно наблюдать за воспитанниками, выходящими из класса.
– Будьте осторожны на лестнице, – напомнила им Ольга. – И прислушивайтесь внимательно, не пропустите звонок на следующий урок.
Дети разбрелись по коридору. И тут же открылась дверь директорского кабинета.
– Госпожа Васильцова, зайдите ко мне, – стоя на пороге, сказал Гачев.
Он посторонился, словно подтверждая Ольге свой приказ войти в кабинет.
– Зачем? – холодно спросила Ольга.
Она ждала этого. Она надеялась, что этого не произойдет, но, надеясь, понимала: произойдет обязательно.
– Вы считаете, я обязан отчитываться перед подчиненными, зачем мне понадобилось побеседовать с кем-либо из них? – усмехнулся он.
Что оставалось делать? Ольга вошла в кабинет. Директор захлопнул за нею дверь.
Он не сел за свой стол и не предложил сесть Ольге.
– Слушаю вас, господин Гачев, – все с той же холодностью произнесла она.
– А слушать вам сейчас не обязательно.
Стоило им остаться наедине, как его тон переменился совершенно – стал неприкрыто-глумливым. Да что тон!.. Он схватил Ольгу за руку, резко рванул к себе и толкнул на стол. Несмотря на ошеломляющую грубость этого жеста, Ольга сразу же стала вырываться. Да, именно этого следовало ожидать, и к этому она была готова!
Но кажется, Гачев тоже был к этому готов. Он навалился на нее всем телом, прижал ее к широкой столешнице.
– И трепыхаться… тоже… не обязательно… – пыхтя, приговаривал он.
Слово «трепыхаться» показалось Ольге таким унизительным, что сила ее удвоилась. И с этой удвоенной силой она оттолкнула Гачева.
Директор отлетел в сторону и едва удержался на ногах. Ольга распрямилась и на всякий случай отошла от стола.
– Что вы себе позволяете?! – возмущенно проговорила она.
Правда, собственное возмущение сразу же показалось ей излишним – много чести будет этому ничтожеству! – и она принялась поправлять прическу, стараясь скрыть этим обычным дамским жестом свое волнение.
А вот Гачев ничуть не пытался скрыть своей ярости.
– Это вы что себе позволяете?! – клокочущим голосом выговорил он. – Забыли, кто вы такая? Так я вам напомню! Лицо без гражданства! Без паспорта! Вы из милости живете в этой стране и из милости работаете в этом заведении! Одно мое слово, и вы завтра же окажетесь на улице! Вам непонятно, что это значит? Объясняю: это значит, то, что я предлагаю вам сделать сейчас, вы будете делать ежедневно. За очень небольшие деньги! А то и бесплатно, просто за кусок хлеба! Нравится такая перспектива?
Ольга смотрела на его разъяренное лицо и не знала, что сказать. Да понимает ли он человеческие слова вообще?
– Какой же вы мерзавец… – только и смогла произнести она.
– Советую выбирать выражения! – взвился Гачев. И зловеще добавил: – Пока – только советую. И учтите: насиловать вас я не собираюсь. Сейчас была просто минутная слабость. Пардон! – цинично хохотнул он и похлопал ладонью по столешнице. – Я уверен, вы сейчас же сами сделаете все, что положено. Ну! У нас мало времени. Перемена заканчивается.
Ольга медленно подошла поближе к столу.
– Вот так-то лучше. – Ухмылка Гачева стала еще шире. – В вашем положении не стоит быть чересчур разборчивой.
Не говоря ни слова, Ольга отвесила ему хлесткую пощечину и вышла из кабинета.
Что он шипел ей вслед, с трудом сдерживая крик, ее уже не интересовало.
Спокойствие, с которым она собирала вещи, самой ей казалось удивительным. Но она собиралась именно что спокойно, неторопливо, стараясь ничего не забыть. Впрочем, вещей у нее было так немного, что забыть о какой-нибудь из них было бы затруднительно.
Все же уместить их все в чемоданчик, который она могла бы нести в руках, было, конечно, невозможно. Поэтому Ольга положила в него лишь самое необходимое, а все остальное упаковала в большой сундук из-под маминого приданого. Это был тот самый сундук, с которым Ольга приехала несколько лет назад из Софии в Земун после того, как умерли ее родители и старая их подруга предложила ей работать в Доме слепых, в котором директорствовала.
Сундук она попросит подержать пока на складе, авось кладовщик ей не откажет, а когда устроится, то заберет его на новое место. Если найдется на всем белом свете такое место, где она сможет приклонить голову…
Ольга встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Они некстати лишают сил, и впускать их в себя нельзя.
Она взяла с книжной полки гербовник дворян Тамбовской губернии. Книга была старинная, тяжелая, и Ольга заколебалась: может, оставить ее в сундуке до лучших времен? Но тут же в ее памяти так ярко встали картины детства – просторный парк бабушкиного имения, балкон, на котором пили чай по вечерам, и вот этот старинный гербовник, который бабушка листала, рассказывая ей о соседях, и как история целой огромной ее страны, России, представлялась от этого маленькой Ольге такой близкой, словно все события этой истории происходили лично с нею…
Ольга уложила гербовник в чемоданчик поверх других вещей, захлопнула крышку и не оглядываясь вышла из комнаты.
Уже смеркалось, и аллея старого парка была полна пугающих своей загадочностью теней и шорохов.
– Ты права, Ванга, – вслух произнесла Ольга. – Не надо бояться.
И как же все-таки удивительно! Слова эти вырвались у нее непонятно почему, для самой себя неожиданно. Но стоило их произнести – и душу охватила та же необъяснимая легкость, какая охватила ее, когда Ольга увидела издалека, от поворота сельской улицы, слепую свою подругу, стоящую у калитки.
Она взяла чемоданчик и решительно зашагала к воротам парка.
Глава 21
Отец появлялся дома так редко, что иногда Ванга говорила Любке:
– Бедная ты, бедная! Как сирота растешь.
Но Любка все равно любила отца. Пусть он молчаливый, даже мрачный – не стоит на него за это обижаться, Ванга ведь сама так говорит. У отца работа тяжелая и, главное, беспросветная – это тоже Вангины слова.
Поэтому, когда хмурым зимним днем Панде вошел во двор, Любка радостно завопила, стоя на пороге дома:
– Папа!
Ванга тоже обрадовалась, но когда она обратилась к отцу, в голосе ее прозвучала и тревога.
– Папа, ты почему так рано пришел? – спросила она. – А овцы?
– Чтоб они сдохли! – в сердцах бросил он.
– Что случилось? – еще больше встревожилась Ванга.
– Пропала одна. Всю ночь искал, – ответил отец. – Хозяин сказал, чтоб была или овца, или деньги. А откуда у нас деньги, за овцу ему платить?
– Что же делать? – растерянно спросила Любка.
Она стояла поодаль, переводя взгляд то на отца, то на Вангу. Как будто кто-нибудь из них мог сделать так, чтобы овца нашлась.
– Дайте поесть, – буркнул отец. – Потом опять искать пойду. Не найду – хозяин будет думать, что я ее продал.
Любка думала, что Ванга сейчас засуетится с обедом, как это обычно бывало, если приходили на короткое время домой отец или братья. Но она замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Вид у нее стал отрешенный и пугающий.
– Ты чего? – недоуменно спросил отец.
– Сейчас, сейчас… – проговорила Ванга.
– Что – сейчас? – пожал плечами отец. – Поесть, говорю, дай!
Ванга не обращала внимания на его просьбу.
– Он ее украл, – голосом таким же отрешенным, как и весь ее вид, произнесла она, не трогаясь с места.
– Кто? – не понял отец.
– Бородатый. У него лицо… неправильное. Пятно большое, темное. Вот тут.
Ванга указала на свою щеку – так, будто это у нее было на лице темное пятно.
– Что ты плетешь? – сердито сказал отец.
Но она продолжала говорить этим странным, не своим голосом:
– Он из соседнего села, вон оттуда. – Ванга махнула рукой на заходящее солнце. – Ночью украл овцу из стада, которое ты пас.
