Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный
– Так этого всего не было?
– Нет, конечно.
– А откуда же тогда взялось куриное дерьмо у меня на плече? – озадаченно пробормотал Витек. – Перья опять же? И блохи куриные по мне до сих пор прыгают.
– Какие блохи?
– Ладно, это я так, проехали. Чекушку нацедишь?
– Пятьдесят рублей.
Витек протянул деньги, и Лупоглазый наполнил ему емкость с завинчивающейся крышкой.
Профессор тем временем спрятал тетрадь в чемодан и подозвал Витька:
– Как у тебя с обходом? – спросил он.
– Никак, – мрачно ответил Витек.
– Что так?
– Пидор один мешает.
– Тот самый?
– Он, зараза! – с досадой сплюнул Витек.
– Не отстает?
– Такой отстанет!
– Что же ты ему такого сделал?
– В том-то и дело, что ничего. Его другой омоновец по башке дубинкой ебнул, а он думает, что это я. У него крыша от этого удара сильно поехала – хочет меня поймать и к своему начальству притащить. А его отряд уже давно вернулся в свой регион. Дурак – он и есть дурак, что с него взять?
– Дурак-то дурак, да мешает.
– Житья нет, – согласился Витек.
– Н-да, что же теперь делать? – задумался Профессор.
– Ума не приложу.
Он не стал рассказывать Профессору, что хотел застрелить надоевшего преследователя, но не смог.
– Его бы вылечить, – мечтательно сказал Витек, – он бы и уебал к себе.
– Хорошо бы, – согласился Профессор. – Но пойдет ли он к врачу?
– Добровольно – нет. Если только его поймать…
– Кого? – удивился Профессор. – Амбала этого? – он засмеялся. – Как говорится: «Дай бог нашему теляти волка забодати».
– Погоди веселиться! – в голове у Витька уже начал созревать план действий. – Есть у меня одна задумка.
– Я в этом не участвую! – поспешил откреститься Профессор.
– А твое участие и не требуется, – успокоил его Витек. – Тебе нужно обеспечить вторую часть операции.
– Какую это часть?
– Привести врача. Ты же должен знать кого-нибудь по прежней жизни?
Профессор задумался.
– Был у меня один невропатолог знакомый, – неуверенно сказал он. – Сто лет уже не виделись. И нет никакой гарантии, что он захочет помочь.
– Спроси, а? За спрос денег не берут.
– Хорошо, – сказал Профессор, – поищу его завтра. Голос Профессора, как всегда, успокаивал Витька. Когда он его слушал, возникала уверенность в правильности того, что он делает. Жалко только, что тот не всегда был рядом в нужную минуту.
Постепенно собрались все члены шалмана. Их позвали перекусить. Лупоглазый опять разлил желающим синий напиток. Профессор от него отказался и попросил себе водки. Его не стали уговаривать.
Он незаметно толкнул локтем Витька:
– Много не пей, – сказал он тихо. – И вообще кончай с этой отравой.
Витек кивнул. По тому, как уважительно общались с Профессором другие бомжи, он понял, что тот имеет здесь какое-то влияние и к его слову прислушиваются. Впрочем, так было и на решетке. Он считал, что это естественно. Почему бы и не учесть мнение умного человека в некоторых ситуациях?
Он выпил свои полстакана синего шнапса, закусил и стал собираться. Надо было кое-кого навестить, чтобы подготовить операцию по захвату Ивана.
17
К знакомым Витек в этот день так и не попал, а вместо этого оказался на глухой заводской окраине. Он и сам не смог бы объяснить, как это произошло. Вот, казалось бы, только что, минуту назад был в центре, а тут вдруг раз – и окраина.
Он долго блуждал по разбитым дорогам, петляющим между угольными складами и автоколоннами, пока не набрел на трамвайные пути и очень им обрадовался. Рельсы привели его к остановке. Минут через сорок подошел громыхающий трамвай. В связке было два ободранных красных вагона. На каждом снаружи была нарисована по всему периметру узкая черная полоса. Витек не обратил на нее внимания и вскоре понял, что совершенно напрасно.
Открылась только передняя дверь первого вагона, похожий на перевозчика Харона водитель уставился на него немигающим взглядом и Витьку пришлось сунуть в турникет заначенный на особый случай талон. Сейчас и был этот самый особый случай – он заблудился. В салоне сидели человек пять невнятных пассажиров, некоторые дремали.
– До метро доеду? – спросил Витек у сидевшего перед ним.
Тот молча кивнул.
Миновали несколько плохо освещенных остановок. Одни пассажиры выходили, другие заходили. Голос в громкоговорителе рекламировал услуги какого-то ломбарда, до которого оставалось еще пять остановок. Витьку нечего было заложить в ломбарде, разве что свою почку, но ее было жаль.
Он решил повременить с почкой до крайней надобности.
Вдруг на очередной остановке в трамвай внесли закрытый гроб, а следом вошла похоронная процессия и музыканты духового оркестра.
– Е-мое! – присвистнул Витек. – А это что еще такое?
– Обычное дело, – обернулся сосед спереди, похожий на большой кокосовый орех, заросший растительной волосней поверх бугристой коричневой оболочки. – На этом маршруте такое часто случается – трамвай-то ритуальный.
– Ритуальный? – озадаченно переспросил Витек.
Он про такие еще не слыхивал.
– Ага! А ты че, черную полосу не видел?
– Видел.
– Тогда мог бы догадаться.
И он издал скрипучий неприятный смешок.
Гроб поставили на задние сиденья, а процессия расположилась вокруг. Один из них прошел к водителю и отдал ему какую-то бумажку.
Вскоре водитель объявил в микрофон:
– Уважаемые пассажиры! Сегодня наш ритуальный трамвай везет в последний путь очень хорошего человека, безвременно ушедшего из этой жизни. Вечная ему память!
«Угораздило же меня сесть сюда, – с досадой подумал Витек, не любивший участвовать в похоронах. – Что стоило подождать следующий? Уж если не везет, так не везет во всем». Он забыл что и это-то трамвай пришлось ждать сорок минут.
– А кого хороним? – раздались нетерпеливые возгласы.
Водитель прокашлялся.
– От нас ушла, – сказал он и голос его почти натурально дрогнул, – птичница Анфиса из Тамбова. Ее история печальна и поучительна. На прошлой неделе она приехала в Москву, чтобы бомжевать, и привезла с собой свою любимую одноногую куру Пеструху. Надо сказать, что она специализировалась на разведении одноногих кур. Но она не смогла уберечь куру и та от нее сбежала. Анфиса всю ночь искала свою любимицу на Садовом, а под утро, по неизвестным пока причинам, ее застрелил киллер. Мир ее праху!
– Куру? – спросил кто-то.
– Анфису! – укоризненно ответил водитель.
Все заплакали.
«Так это меня, что ли, хоронят? – сообразил Витек. – Ведь это я был прошлой ночью птичницей Анфисой. Но только киллер застрелил не меня, врет он все!»
– Проводить Анфису пришли и ее питомцы, – продолжал водитель. – Оглянитесь назад и вы увидите, что второй вагон целиком занят одноногими курами, которых вырастила Анфиса.
Витек оглянулся. Задний вагон действительно был набит курами, словно мешок крестьянина в базарный день. Куры уже успели изрядно обгадить стекла своим белым пометом. Рябая кура важно и одновременно печально смотрела в переднее стекло. Она узнала Витька и подмигнула ему, а потом ее лицо опять приняло скорбное выражение. Витек поспешно отвернулся.
Тут в трамвай зашли контролеры. Они проверили у всех билеты и стали спорить с похоронной процессией. Гроб Анфисы занимал три сидячих места, и они требовали три талона, а сопровождающие пробили только один, на том основании, что и Анфиса одна. Мнения присутствующих о том, кто прав, разделились. Спор вышел ожесточенный, и вскоре все перекрикивали друг друга, начисто забыв об Анфисе и факте ее кончины.
Витек пригляделся к пассажирам, которых заметно прибавилось, и, к своему изумлению, обнаружил много знакомых лиц. Здесь были все бомжи из шалмана Лупоглазого, почти все бомжи с вентиляционной решетки, был Профессор, была Василиса с хреном и даже тот мужик с демонстрации, который оставил ему пива в банке. Не было только Ивана.
На остановках стояли одноногие клерки с венками. Когда трамвай останавливался, они вешали свои венки на специальные крючья снаружи, поправляли ленты и отпрыгивали в сторону, смахивая платочками скупые слезы. «Птичнице Анфисе от одноногих клерков ЦАО», – прочел Витек на одном венке, который еще не повесили. «Дорогой Анфисе от одноногих клерков с Садового», – было написано на другом. Появился даже венок от не пойманного пока киллера, хотя никто не видел, кто его принес и укрепил на трамвае. Он висел спереди заднего вагона, как раз под рябой курой. «Анфисе от киллера с любовью», – было написано на нем.
«Как же все меня любили при жизни, – подумал Витек, – а у меня часто и похмелиться было нечем, не говоря уже про пожрать».
Водитель объявил, что для желающих проститься с Анфисой трамвай будет курсировать по городу всю ночь и завтра до полудня. А затем гроб с Анфисой опустят на волны Москва-реки и торжественно подожгут – такова была воля покойной, записанная в ее завещании.
