Рю Мураками - Мисо-суп
Стоило Фрэнку задать этот вопрос, и я сразу же подумал, что он, должно быть, следит за нами. Вот прямо сейчас смотрит на нас из темноты сквозь освещенные окна кондитерской.
— Жива-здорова. Надо же, ты, оказывается, запомнил, что у меня есть девушка.
— Да, я просто волновался вчера очень. Ты ведь из-за меня припозднился. В смысле домой вернулся позже, чем обещал. Я думал, она сердиться на тебя будет. Тебе здорово попало? Девчонки всегда такие скандалистки.
Откуда же он следит? Похоже, знает, что я сейчас вместе с Джун.
— К счастью, моя — не скандалистка. У нас все в полном порядке. Мы вообще-то сейчас в кафе сидим.
— Ой, как неудобно. Я вам, наверное, помешал. Ты уж меня извини.
— Пустяки. Хорошо, что ты позвонил. Ты вчера вечером плохо себя чувствовал. Я за тебя немного беспокоился.
— Все давно прошло. Вчера я и правда немного сплоховал. Но сегодня я в ударе. Прямо физически чувствую, как мой мозг обновляется. Понимаешь? Каждую новую клеточку отдельно ощущаю. Так что вечером будем веселиться. Я хочу во что бы то ни стало кого-нибудь сегодня трахнуть.
— Слышишь, Фрэнк, скажи все-таки, в каком номере ты остановился? Мало ли, вдруг мне срочно понадобится с тобой связаться.
— Зачем это тебе со мной срочно связываться?
— Ну я к примеру сказал. Если я место встречи перепутаю или вдруг вовремя не смогу прийти. Я на всякий случай хочу знать, в каком номере ты живешь. Для подстраховки.
— Ах вот в чем дело. Ну я вообще-то еще регистрацию не прошел. Только что заказ оформил и сдал багаж. Так что номера своего пока не знаю. Они сейчас как раз убирают в номерах.
— Ну ладно. Узнаешь — позвони мне, идет?
— Конечно! Нет проблем. Хотя… Слушай, я сегодня собирался целый день быть в городе, по делам, так что не знаю, смогу ли тебе позвонить…
— Хорошо, тогда я попытаюсь у администратора в гостинице твой номер узнать.
— Лучше не надо. Понимаешь, я у них там под другим именем записан. Я для них совсем не Фрэнк. Да ты, наверное, и сам знаешь все эти грязные игры — приходится все время под вымышленным именем регистрироваться. А что касается места встречи-давай договоримся на входе в баттинг-центр. Там, где мы вчера с тобой были.
— Извини, что ты сказал? — переспросил я.
— На входе в баттинг-центр. Сам баттинг-центр на втором этаже, а на первом, кажется, зал игровых автоматов или что-то в этом роде. Давай там встретимся. Классное место, мне понравилось.
— Знаешь, Фрэнк, я там никогда ни с кем не встречался. Давай лучше в гостинице встретимся, в вестибюле. Если ты не возражаешь, конечно. Можно в «Хилтоне», например.
— Не-е… я же был сегодня в «Хилтоне». Я в таких местах всегда теряюсь. Ты себе не представляешь — огромная толпа народу, шум, гам. И этот их снобизм… Не очень-то приятно. Я ведь родом из деревни и страшно напрягаюсь в такой суматохе.
«Ну и какого, спрашивается, хрена ты туда переехал?» — подумал я про себя. Ведь буквально минуту назад он сам мне сказал, что ему осталось в Японии всего два дня и захотелось пожить в первоклассном отеле.
— Фрэнк, по правде говоря, я после вчерашнего немного простужен. Поэтому я бы хотел как можно меньше времени проводить на улице. Понимаешь? Так что мне все равно, где с тобой встречаться, но лучше где-нибудь под крышей. И кроме того… — Я собирался закончить фразу словами: «в том районе очень много опасных типов», но Фрэнк меня перебил:
— Я все понял. Если ты простужен, то, конечно же, очень глупо встречаться на улице. Это абсолютно дурацкое предложение, и оно, разумеется, никуда не годится. Прости меня, пожалуйста. Просто мы вчера так здорово повеселились! Я, правда, немного расклеился в конце, но ты был таким великодушным и заботливым. Понимаешь? Я теперь, когда о баттинг-центре думаю, именно об этом вспоминаю. Веришь ли, это самое светлое воспоминание за весь вчерашний день. И я очень хочу, чтобы ты это понял. Но так как ты нездоров, то все это совершенно неважно. Давай встретимся в каком-нибудь другом месте. Только, ради бога, не в «Хилтоне»!
— Хорошо. Встретимся там же, где вчера. В той же самой гостинице. Во-первых, это недалеко от Кабуки-тё, хотя… если ты не собирался идти в Кабуки-тё, то, наверное, эта гостиница не очень подходит.
— Подходит-подходит. — И Фрэнк принялся уверять меня, что уже успел полюбить эту затрапезную гостиницу всей душой.
— Ну что же, тогда в девять вечера на том же месте. — И я уже собирался нажать на кнопку, как вдруг Фрэнк сказал:
— Может, вместе со своей девушкой придешь?
— Что?! — Я невольно повысил голос. Джун сидела прямо передо мной. Я машинально взглянул на нее — она помешивала ложечкой густую молочную пену в чашке. За все это время Джун не выпила ни глотка. С обеспокоенным лицом она, почти не отрываясь, следила за мной, пока я говорил с Фрэнком по телефону.
— Фрэнк, может быть, мне послышалось, но ты вроде предлагаешь, чтобы я пришел сегодня вечером вместе со своей девушкой?
— Ну, предлагаю. Втроем-то веселее. Что за проблемы? Тебе не понравилось мое предложение?
На мой взгляд, психически здоровый человек ни при каких обстоятельствах не предложит своему сопровождающему (напомню — сопровождающему по веселым кварталам), чтобы тот привел с собой свою девушку. С ума сойти! Наверное, он подумал, что раз я уже обо всем рассказал Джун, то надо ее убрать. Убить прямо на входе в баттинг-центр.
— Моя девушка никуда не пойдет, понял? — еле сдерживаясь, сказал я.
— Понял, — сухо ответил Фрэнк и повесил трубку.
Первым делом я выпил немного кофе, затем пересказал Джун наш с Фрэнком разговор. Я рассказывал очень обстоятельно, стараясь ничего не упустить. Особенно все, что касалось переезда из отеля в отель — слишком много было там противоречий. Если говорить сбивчиво, Джун, чего доброго, спишет эти противоречия на мою манеру рассказывать. А мне очень хотелось, чтобы она поняла, почему я заподозрил Фрэнка. Когда я закончил, Джун сказала:
— Нда-а… Подозрительный типчик. — И пригубила капуччино. В ее голосе мне послышалось беспокойство. — Может, все-таки заявим на него в полицию?
— И что мы им скажем? — спросил я.
В ответ Джун тяжело вздохнула. Капуччино окончательно остыл, пузырьки молочной пены один за другим бесшумно полопались, и теперь в чашке подрагивала коричневая жидкость, большее всего смахивающая на болотную жижу.
— Можно сказать, что мы знаем человека, который убил школьницу и бомжа… Правда, у нас никаких доказательств нет. А если просто сказать, что мы знаем одного гайджина по имени Фрэнк, который очень странный парень и к тому же все время врет? В полицию ведь и позвонить можно, вовсе не обязательно самим идти…
— Джун, я ведь даже не знаю, где он остановился! И насчет его имени я совсем не уверен. Он же врет не переставая. Ну заявим мы на него в полицию, где они его искать будут? Между прочим, вовсе не факт, что вчера он ночевал в «Принце». Знаешь этот отель, в Синдзюку? Ну, неважно. Я ведь его до комнаты так и не проводил и даже не видел, брал ли он у администратора ключ. Кроме того, я даже ни разу не звонил ему в номер. То есть мы вообще о нем ничего не знаем.
— Интересно, почему он захотел меня увидеть?
— Понятия не имею.
— Слушай, может, тебе не ходить сегодня?
— Я уже думал об этом. Но очень жалко денег — он ведь мне еще не заплатил.
— Да ну их, эти деньги.
— Вообще-то, дело вовсе не в деньгах. Просто Фрэнк уже в курсе, где я живу, понимаешь? Я ведь не знаю, что он предпримет, если я не приду вечером в «Принц». И, честно сказать, я его боюсь ужасно. Может быть, он попросил меня прийти сегодня вместе с тобой, чтобы выяснить, что я тебе о нем рассказывал. — Я не стал говорить Джун о том, что Фрэнк, возможно, хочет ее убить.
В этот момент в кондитерскую зашла женщина лет тридцати с двумя детьми — мальчиками младшего школьного возраста. Втроем они подошли к витрине и принялись радостно выбирать пирожные. Оба мальчика были очень опрятными и вели себя на удивление воспитанно. Женщина, одетая в элегантное пальто, под которым виднелся не менее элегантный костюм, вежливо, тихим голосом сделала заказ. Джун вполоборота наблюдала за вошедшими. Неожиданно она встретилась глазами с одним из мальчишек, и тот ей улыбнулся. Мне в голову пришла мысль, что еще совсем недавно подобная сцена вызвала бы у меня раздражение.
Мне часто кажется, что я обладаю каким-то особым чутьем на ту самую «злую волю», о которой я уже говорил. Так что, если интуиция подсказывает мне, что Фрэнка нужно опасаться, значит, он действительно опасен. Злую волю порождают одиночество, тоска и гнев. Эта недобрая троица разрушает человека, лишает его чего-то очень-очень важного, выедает из него сердцевину, и в конце концов в образовавшейся внутри человека каверне, то есть пустоте, возникает «злая воля». Я не заметил за Фрэнком особой жестокости или, скажем там, садистских наклонностей. Он не производил впечатления патологического убийцы. Но пустота внутри него была абсолютной. Бездна, заключенная в телесную оболочку, — вот что представлял собою Фрэнк.
