Григорий Ряжский - Натурщица Коллонтай
Пашка кричал на меня, но придавливал себе горло и рот, чтобы получалось неслышно. Опасался соседей, особенно того негодяя, кто про нас с ним написал, что он меня домогается, а мне нет ещё положенных лет.
Гадина.
Говорю:
— Чего ты боишься, Паш, — что меня раздавят? Или не надо ходить, потому что он того не заслужил?
Он:
— Тебе даже и этого знать не обязательно, Шуранька. Любой мой ответ тебя лишь запутает дополнительно. Просто запомни, что всё, что ты делаешь без моего ведома, тебе во вред. А теперь сядь и заткнись, не то я тебя верёвкой к стулу привяжу и надену тебе на голову кастрюлю.
Я:
— А тебе, получается, всё равно, что будешь жить не проводивши?
Он:
— Как раз наоборот, не всё равно. Я буду жить лучше и радостней.
Я:
— А в чём твоя главная радость, Паша?
Он:
— Мы с тобой не раз уже об этом говорили — в гармонии мироздания. А Сталин её разрушал своими же руками, как только умел, и не будет ему за это прощения, никогда. Ни от меня, ни от всего твоего прогрессивного человечества, про которое ты так любишь поговорить. Но только это будет не сейчас, а потом, через время, когда гармония мира одолеет зверя и люди оставят себе для жизни лишь прекрасное, полностью отказавшись от любой борьбы, за что угодно, включая это омерзительное противостояние классов. Они оставят себе лишь науки и искусства. И уже дальше станут жить без подлости, зависти и негодяйства: красотой, формой, идеей и внутренним содержанием. Государство может выжить и процветать, лишь будучи органичным. Устройство жизни должно стремиться именно к органичному идеалу, есть такое понятие, ещё начиная от древних времён, понимаешь? Единство людей будет опираться исключительно на духовные ценности, а не на чуждые человеческой природе проклятые политические игры и ненависть сильного к слабому, и наоборот. А дохлый этот Сталин ваш был чистой воды диктатор и самодержец без мандата, выдающийся идеолог человеконенавистничества. Собрал вокруг себя опричников, из самых подлых, потом сам же их запугал и перессорил между собой. И начал естественный отбор, игру себе такую придумал, на выбывание, чтобы скучно не сделалось. Зверь, Шуранька, это не когда животное, а когда сатана, сын дьявола, дракон с семью головами и десятью рогами. И любимое его занятие прикинуться ангелом и праведника испытать на веру.
Как-то вроде этого сказал, бабушка. Может, не совсем точно, но твёрдо и с убеждённостью, с силой какой-то необычайной. Видно, выхлестнулось из него накопленное. Но суть саму, если честно, я не очень поняла, и раньше он так со мной не разговаривал никогда, всё больше любовался и ласкался.
Я и не пошла никуда после этих слов, убереглась. И спасибо Паше моему, а то б, может, и сама неживой сейчас была, как ты, Шуринька.
Дальше иду, а то многим ещё хотела поделиться с тобой.
А главное такое, слушай. Для меня неважно, что тебя больше нет на земле и что я теперь внучка мёртвой бабушки. Ты для меня навсегда остаёшься со мной, рядом, членом моей знаменитой семьи, нашей с Пашей семейной гордостью и главной моей по жизни советчицей после Паши. Просто я не всегда его понимаю, как я только что тебе поведала, а мне всё время нужно выговариваться с кем-нибудь родным, понимающим, добрым, пускай даже безответным, как у нас получилось с тобой.
Паша говорит, что ты меня слышишь и все письма мои, так или иначе, прочитала и пропустила через своё сердце и душу, и неважно, на земле или на небе. Я, конечно, знаю, что это утверждение противоречит учению марксизма-ленинизма, что нет на небе никакой руководящей силы, кроме невесомости, солнечной энергии, лунных влияний на отливы и приливы и вращения спутников-одиночек вокруг нашей Земли. Но, знаешь, тут я с ним, пожалуй, соглашусь всё-таки, несмотря на эти знания, — хуже не будет, зато веры в твоё присутствие рядом со мной значительно прибавляет.
Иногда закрываю глаза, часто под утро, после того, как Паша придёт на мою половину кровати, чтобы любить меня, а потом деликатно отодвинется обратно к краю, чтобы не толкать в бок культёй, и представляю картинку. Мы идём с тобой под руку. Ты старая уже, а я всё ещё молодая, как сейчас, в гармоничной паре, в органическом мире природы и окружающих её предметов и красивых простых вещей. Напротив море, которое я так хочу увидеть, а сзади нас холмы и горы, уходящие в облака. У меня на груди ФЭД, твой подарок, а у тебя все твои награды, теперь я уже про них всё прочитала: орден Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Ацтекского орла и Большой крест ордена Святого Олафа.
Идём себе, беседуем. То есть едем. Ты в инвалидной коляске расселась в свободной позе, как опытная и видавшая разные интересные виды пожилая натурщица. А я своими ногами шагаю, толкаю каталку с тобой по песку в сторону моря.
Говоришь:
— Любовные переживания для новой женщины второстепенны.
Это я тоже прочитала потом уже, после твоей смерти. И согласна лишь частично. В том случае, если на самом деле не имеется от чего нормально переживать. Мама моя, к слову сказать, переживала по понятной причине, потому что на себе самой испытывала, что Паша не достаточен для полной семейной гармонии в отношении любви к ней, что скрывает истинное лицо, выставляя напоказ одно лишь сильное мужское тело, без душевной привязанности и равного по силе ответного чувства. Тогда почему в этом случае второстепенны? Как раз первостепенны! Иначе она была бы не женщиной, а простой деревяшкой, как протез, и не мучила себя этими любовными переживаниями.
Или взять ту историю с химичкой из давлекановской школы, которая бросилась об землю с верхнего чердака нашей школы и почти убилась навсегда, ты не забыла про неё, несчастную? По твоей теории, Шуринька, она бы могла жить себе и дальше, с гвардейским красавцем капитаном, но просто плохо выглядеть, как обгорелая лицом спичка. А она не смогла, из-за любви, из сильного всепоглощающего чувства женской принадлежности для мужчины. Так или не так?
То-то и оно.
Это одна часть. А по другой — может, я с тобой и согласна: по той, где переживать необязательно, когда нет ни слитного единения тел, ни особых обязательств на эту тему. Скажем, встретились, поласкались и разошлись. Допускаю и такое, хотя сама не пробовала пока, надобности не возникало. Но вижу, как бывает.
И отношусь тоже с пониманием.
Например, один наш педагог, по живописи, всё время мучает нашу же студентку повышенной приставучестью и склоняет к взаимности. А сам женат и не думает брак свой расторгать. Это как? А все говорят — нормально, спокойно, в порядке творческих происшествий и художественных вещей. Просто потому что она сложена почти не хуже нас, кого видят и с кем сравнивают.
Если, к примеру, тебя рисуют, а он ходит и наблюдает за ними и за мной, педагог этот сластолюбивый, то вольно-невольно ему приходится сравнивать рисунок с оригиналом, то есть со мной. Но при этом он отлично в курсе, что я ему не по зубам: и как слишком красивая для него, и как натурщица по работе, на которых у них там негласный запрет, и как Пашина супруга, которого уважают за медаль, заслуги войны и шестичасовой труд держания сложных поз при недостатке точек телесной опоры.
И тогда он делает что, учитель этот мучитель? Он выбирает себе похожую на демонстратора рисовальщицу и атакует её по всем фронтам, чтобы упечь в постель и насладиться похожестью на обнажённую меня, которая у него так и застряла в голове. И плохо учит того, кто ему не поддаётся, или плохо ставит зачёт, если не добивается склонить в область своей похотливости.
И знаешь, как правило, у него получается, несмотря на мораль и нравственное чувство желания отказать ему.
А после другую выбирает и снова прикидывает по мне, насколько она будет попадать в его зловещую цель. Глаз у него присмотренный, точный, сам он прекрасно владеет законом перспективы, пропорции и падения всяческих теней, так что вычисляет на раз, безошибочно угадывает для себя жертву моей красоты.
И так не один уже год, говорят. Мы меняемся, натурщицы, и студентки меняются, уходят, приходят и защищают и диплом, и себя от него, кому удаётся охранить тело от такой напасти.
И при чём здесь переживания? Любовь обращается в обычную связь телесной близости, без подключения содроганий, нервов и счастливых открытий мира через ещё одно проникновение в любимое существо. И тут я не могу с тобой не согласиться, Шуринька, — второстепенны! Они себе ставят задачу отучиться и выйти человеком, готовым к художественной самостоятельности. Раз надо пройти через связь с нелюбимым, но образовавшим непреодолимую помеху мужчиной, то это можно осуществить просто телом, без ничего остального, что идёт изнутри. И это такая же часть женской судьбы, которая берёт начало от вечности, от древности, от согласия самки быть уступчивей и покорней в отношении дозволения самца на себя.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
