Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Этими способами я не пользовался: тараканов боялся, а компрессора не было. Но мне понравился иной: я залезал в ванну, выкручивал с душа распылитель и направлял сильную струю теплой воды на кукурузину, глядя на портрет любимой Ниночки, представляя, что я на ней… Большую фотографию Нины выпросил у ее сына, когда он был несмышленым, и вставил в рамку под стекло, чтоб брызги воды не испортили портрет.
Я так получал наслаждение, а один пожилой зек, рассказывал, любил заниматься онанизмом, глядя на женщин. Он залазил на штабель досок и смотрел на автомобильный мост. Если шла женщина, начинал мастурбировать, представляя ее под собой. Однажды вдали заметил красную точку и принялся за любимое занятие. Когда точка выросла, изумился: по мосту медленно двигался красный трактор…
Допоздна ходил по квартире, рисуя в богатом воображении завтрашнюю встречу, а когда лег спать, передо мной так и стояла Оленька в белом. Засыпая, хотел одного: утром проснуться в здравом рассудке.
И все же проснулся не в своем уме. Позавтракав и надев новый костюм, в волнении стал ждать Андрея: придет — не придет, обманет — не обманет?
Не обманул, пришел и сразу с порога:
— Вот молодец, Жора! А ты и в правду как огурчик! Водку и духи купил?
— Конечно!
— Пошли!
Дверь в квартире Андрея открыла Оленька. Я задохнулся от радости и вручил духи…
Мы сидели на кухне, болтая, и медленно пили водку. Я сделал всего несколько глотков. Сегодня Ольга была веселая и с прищуром, плутовато на меня поглядывала.
Бутылка распита, и Андрей, вставая из-за стола и обнимая нас, сказал:
— Ну, к делу…
К спальне мы шли втроем, и Ольга ему шептала:
— Боюсь одного: вдруг не сможет кончить и замучает меня…
— Да ну-у-у… — протянул Андрей.
Мы зашли в комнату, Ольга закрылась и включила телевизор, прибавив громкость.
У застланного дивана пьяно улыбнулась и стала снимать белый наряд. Она стремительно разделась и, нагая, с хитринкой глядела на меня.
На загорелом теле выделялись белые груди, и я не знал, на что смотреть: все было прелестно. Взгляд скользил по стройным ногам, обворожительным грудям, а на лицо не поднимался — стыдно. Я впервые видел голую женщину.
Она порхнула под белую простыню, а я робко стоял, боясь шелохнуться.
— Раздевайся… — Ольга потянулась.
Засмущался еще сильнее, но шагнул к дивану и медленно снял одежду, представ перед ней в больших черных трусах.
— Ложись… — она приоткинула простыню…
Я ощутил горячее тело и лежал, как телок.
— Не стесняйся, будь смелее…
«Буду», — подумал я и поцеловал ее, больно и длинно, в губы…
Осмелев, провел рукой по ее телу, начиная от груди, и остановился на том самом месте, куда всю жизнь так стремился. Изнемогая, расцеловал прелестные груди и, приспустив трусы, лег на нее… Она сверкнула белками, закатив глаза, будто перевернула их. Крепко обняв, переплела мои ноги своими, и из приоткрытого рта раздался гортанный звук. Приподняв голову и найдя мои губы, принялась целовать. Как только ощутил, что скользит, погружаясь все дальше и дальше, почудилось: он попал в рай! Не знаю, он ли попал в рай, но я был точно в раю. И показалось: прозреваю!
Перестав целовать Ольга опять гортанно залилась… Потом раздался клекот, будто она захлебнулась, и затихла, сдавив меня в своих объятиях, и вдруг заголосила… В этот момент стало так приятно, а в голове светло… Господи, я прозрел!..
Она повернулась и, гладя меня по голове, горячо зашептала:
— Отдохни, отдохни, Георгий…
Боже! Меня впервые назвала полным именем женщина!
В неге и ласках, невесомый и прозревший, лежал и чувствовал себя самым счастливым!..
Привстав, Ольга жгуче поцеловала меня в губы, затем в грудь и двигалась все ниже и ниже, осыпая тело поцелуями. И вновь так захотелось! Вот она приблизилась к нему и долго разглядывала. Потом, сдернув с меня трусы, спросила:
— А что на нем за выступы?
Я объяснил. Она захохотала и, хохоча, стала целовать бабуши, а потом и выше их, и смех прекратился… Затем села на меня, как наездник, и я увидел ее сияющее лицо. Двигая своим телом и полуоткрыв рот, опять закатила глаза…
На кухне Ольга сказала Андрею:
— Как и умный…
Я возвращался домой, сияя. Дурная, на время прозревшая душа пела — видно, и у дураков бывает раз в жизни настоящий праздник!
Через несколько дней в дверях раздался звонок. Я спросил: «Кто?» — и услышал радостный женский голос.
— Это я!
Отдернул задвижку — и ко мне вошла нарядная Оленька.
— Здравствуй, Георгий, — улыбнулась она.
Мы прошли на кухню, и она обняла меня.
— Соскучился?
Засмущался, не ожидав такого вопроса, и, краснея, выпалил:
— До безумия!
Поцеловав меня в щеку, достала из сумочки бутылку марочного.
— Выпьем!
Налив себе полный стакан, а мне чуть плеснув, чокнулась и стала медленно тянуть, явно смакуя. Не допив, закурила и, несколько раз затянувшись, спросила:
— У тебя чистое постельное белье есть?
— А как же.
— Неси…
Вернулся со свежими простынями.
— А теперь побрейся и искупайся.
В ванне лежали немытые бутылки. Убрав их, напустил воды…
Вышел раскрасневшийся, на разобранном диване увидел Ольгу. Она лежала под простыней и курила, откинув в сторону руку с сигаретой.
— Раздевайся, — прошептала она.
И опять предстал перед ней в семейных трусах.
— И трусы сними, — все также шепотом сказала она…
Я стоял, готовый к бою.
Глянула на него — глаза округлились, заблестели, и она соскочив с дивана, принялась меня целовать. Потом, присев на корточки, стала сдавливать его и сосредоточенно рассматривать…
Мы пали на диван, и чего только Ольга со мной не вытворяла, обучая меня, как она говорила, любви.
В короткие передышки, начинал познавать женщину… Господи, сколько лет был лишен такого удовольствия и теперь своим дурацким умом понимал: это второй день настоящей жизни.
Все, что просила Оленька, исполнял, и мы, клубок тел, вздрагивали от наслаждения, а я представлял: так страстно мне отдается любимая соседка Ниночка…
Утром Ольга распорядилась:
— Наведи порядок в кухне, ванной и вымой полы. Купи бутылку водки. Завтра вечером приду.
Навел порядок, и вечером следующего дня раздался звонок…
И опять полночи борьба на диване, и я, прозревший, с благоговением смотрел на счастливое и сияющее лицо трепетной Олечки.
Все же она уставала раньше меня и говорила мне «отдохни» для того, чтоб самой отдышаться.
