Михаил Гиголашвили - Чертово колесо
— Ладно, ладно, это больные люди... Вот, кстати, у него в карманах нашли, — указал майор на полку, где лежал допотопный десятикубовый шприц с железным поршнем, иглы и комочек бумаги, к которому Пилия начал принюхиваться.
— Не трудись. Успел все слизнуть, когда Сико увидел.
— Да, уширенный в доску!
Пилия подошел к гиганту и похлопал его по щеке. Тот отмахнулся, не открывая глаз и что-то бормоча.
— Кто ты? — крикнул Пилия ему в ухо.
Штиблеты сорок восьмого размера дрогнули. Гигант открыл глаза и скороговоркой спросил:
— Подмолота нету?
Майор развеселился:
— Вот наглый крокодил! У нас подмолотку просит! Ай, да зови дежурных, пусть унесут его в камеру. Отлежится — узнаем, что за птица. У него там в карманах нет ничего интересного?
Пилия полез в карман пиджака, но гигант грузно повернулся, придавив Пилии запястье.
— А! — выхватил Пилия руку. — Тяжелый бык. Поднять надо, так не обыщешь.
— Пусть дежурные...
Когда двое сержантов волоком утащили гиганта, майор уставился на Пилию:
— Чего тебе? Передумал? Пришел назад проситься?
— Дай немного опиума для стукача.
— Еще чего! Где у меня опиум? Ничего нет. Сам, небось, хочешь?
— Нет, я завязал.
— Ой-ой-ой, не смеши меня... Он завязал... Да тебя могила не исправит! — Майор скептически фыркнул, зыркнул, но дал из сейфа целлофановый треугольничек с марку:
— Смотри, не проглоти по дороге, — а на вопрос о чемодане загадочно ответил: — Процесс пошел. Скоро будут результаты. Твой буфетчик Карло уже сидит в Зугдиди.
— Может, лучше туда поехать, на месте разобраться? — предложил Пилия.
— Зачем? Там — их территория, тут — наша... Бои лучше вести на своей территории, чем на вражеской, как говорил генералиссимус Иосэб Бессарионович... Посмотрим... Может, и поеду... Как дело попросит...
Пилия отправился к Главпочтамту, припарковал машину в узкой улочке, выходящей на проспект Плеханова, вылез и стал осматривать угол, где назначено свидание. Все было чисто.
Вот появился Кукусик. Он плелся шаткой походкой, подтягивая сползающие штаны. По тому, как он сморкался в платок, подтирал слезы с глаз, шнупал носом, мелко дрожал и шатался, видно было, что он не врет — ломка трясла его.
— Что с тобой? Простудился? Грипп? — спросил Пилия, хотя хорошо знал, что с ним, но Кукусик, едва подошел к Пилии, вытянул шею и, воровато и пугливо озираясь и мешая слезы с соплями, принялся шепотом жаловаться:
— Гела, я умираю, мне плохо, я в ломке уже сколько дней... Где ты? Где Мака? Помогите!
— А чем тебе помочь?
— Лекарством — чем еще? Я не могу его найти! — панически зашептал Кукусик. — Куда я ни звоню и ни прошу взять, мне все отказывают! А я знаю, что есть, что они ширяются! Но меня не пускают, мне не дают!
«Быстро же они тебя вычислили!» — усмехнулся Пилия про себя, а его спросил:
— А что говорят — нету лекарства в городе? Почему не дают?
— Да лекарства в городе полно, просто мне не продает никто... и мои деньги брать не хотят... И так косо на меня смотрят — иди, мол, в другое место, где тебе подешевле дадут, Иуда, — плаксиво тянул Кукусик. — Это плохо, плохо! Они что-то узнали, что-то чувствуют! Вы никому ничего не говорили?
— Да ты что?.. Брось, не бойся, ничего не чувствуют, просто так... — успокоил его Пилия. — А сколько, кстати, грамм черняшки в городе стоит?
— Стольник! А если хорошая опиуха — и полтораста попросить могут!
Пилия украдкой протянул ему целлофановый треугольничек, в котором темнел опиум:
— На вот, здесь полграмма, съешь! Придешь в себя.
— Ой, спасибо, спасибо...
И Кукусик вначале слизнул опиум с целлофана, потом положил целлофан в рот и стал жевать, а потом сглотнул целиком, дергая кадыком и кудлатой головой. Закурил и немного успокоился.
— Ну что, я пошел?.. Я боюсь идти туда, да еще с тобой.
— Я буду в стороне. Ты тоже знал покойного? Сам сказал, что на похоронах все они будут кутковаться, кто там остался в твоем списке! — повысил голос Пилия. — Вот закроем список — и будешь свободен!
— Да? Обещаете? Оставите в покое? — Кукусик чесался все активней и курил, не выпуская сигареты изо рта.
— Конечно! Кому ты нужен? Для чего тебя держать? — искренне отозвался Пилия: кто нуждается в проданном стукаче, которого прямо называют Иудой?.. Топтунов и наседок — полгорода, больше, чем людей на улицах. — Где похороны?
— Внизу, около Дома бракосочетания...
— А, знаю, высотные дома с арками! Все шишки живут бывшие! А почему его отсюда выносят, а не из той норы, где вы ширялись? — спросил Пилия.
Кукусик, оживший после опиухи, охотно рассказал:
— Тут его родители. Его отец — известный художник.
Но он с ними жить не хотел, на той хате валялся...
Пилия прервал его:
— Сделаем так: подойдем осторожно, тихо, ты иди впереди, посмотри, кто там, и потом дай мне маяк. Мне нужны Ладо и Арчил Тугуши.
— Почему они?
— Потому что о них ты не дал никаких сведений... Других мы нашли по своим каналам, а об этих ничего неизвестно. Писал бы конкретно — не торчал бы сейчас тут. Сам виноват.
— Ладно, сделаю! — важно ответил осмелевший Кукусик.
Пилия достал из кармана шапочку, черные очки, так что лица было не разобрать. И они пошли в нескольких метрах друг от друга по спуску к набережной. Свернули направо, дошли до угла восьмиэтажки. Во дворе темнела толпа.
Кукусик остановился за кустом. Пилия стал из-за веток рассматривать людей. Седые мужские головы, женские витые прически, черные платки, бархатные накидки. Много солидной публики. Молодежь стояла в сторонке, за газонами. Там даже, кажется, кто-то сидел на корточках и набивал мастырку. Ну да, где быть наркоманам, как не на похоронах наркомана?..
— Если бы ты, дурак, дал их телефоны и данные, тебе бы сейчас не пришлось тут дрожать, — сказал шепотом Пилия в спину, которая содрогалась, как дрожжи.
— Нет, это лекарство заходит... Сейчас приду в себя... Что-то я никого там не вижу... — сказал Кукусик вполоборота.
Вдруг в этот момент мимо них прошла компания молодых людей. Кто-то узнал Пилию, поздоровался. И Пилия узнал его — это один из воронцовских[128] хулиганов и драчунов, которые часто попадали Пилии в руки. Таких он всегда отпускал, они были ему понятны, он сам дрался с детства.
Парни очень внимательно осмотрели Кукусика и отправились дальше. Едва они удалились. Кукусик шепотом заголосил:
— Все! Все! Мне конец! Они меня видели рядом с тобой! Они узнали меня! Конец! Эти воронцовские меня не простят!
— Почему?
Кукусик в панике поведал, что недавно майор, по наколу Кукусика, поручил своим людям арестовать парочку воронцовских наркуш, после чего содрал с них три шкуры в долларах и отпустил.
