Ирина Дедюхова - Время гарпий
— Да, Геракл вот тоже всех победил, а правил совершенно несправедливо его ничтожный сводный брат Еврисфей, — ответила Каллиопа. — Но не он, а Геракл остался в веках! Время всему выставило свою цену. А Геракл — как само время, которое всех победит и каждому определит цену. А теперь пусть Клио расскажет о тех часах, которые постоянно таскаются за Эвриале.
— А почему это я? — растерялась Клио.
— А потому, что я их почти не помню, — ответила Каллиопа. — Я их видела один раз в какой-то коммунальной квартире. Они говорили намеренно под музыкальную шкатулку, почти ничем себя не проявляли. А в последний раз… была не совсем, как стеклышко.
— О! Сейчас бы вы их не узнали! — заметила Эвтерпа. — Сейчас они такое вытворяют!
— Помолчи! — одернула ее Урания.
— Постараюсь быть краткой, — прокашлялась от волнения Клио. — Начнем с того, что мы — музы своего времени, наши мысли, чувства, выпадающие на долю испытания — неразделимо связаны со временем. Наша задача, восстановить связь времен. Древние философы говорили, что человеку по-настоящему принадлежат только три вещи: душа, тело и время. Во всех мифах говорится, что до начала творения не было времени — «как не было верха и низа, как не было того, что существует, и того, что не существует».
— Цицерон сказал: «И в мыслях даже не вмещается, чтобы было когда-нибудь время, когда никакого времени не было», — добавила Эвтерпа.
— У меня это тоже не очень помещается, — призналась Клио. — Время — одно из трёх первоначал, из которого появились огонь, пневма и вода. Время — как начало всех процессов изменения. Что-то измениться может лишь во времени или со временем. Поэтому роль музы истории еще и в том, чтобы не позволять вносить изменения задним числом, переписывать историю, приписывая кому-либо заслуги не по праву или грехи не по справедливости. И все это делается, чтобы вынести из времени ложные уроки истории.
— А зачем это надо? — поинтересовалась Урания. — Ведь прошлого уже нет, как еще нет будущего.
— Все исключительно точно совпадает с нашим назначением! — пояснила Клио. — Мы должны пробудить в людях лучшие чувства, помочь им выстоять в жизненных невзгодах и изменить мир к лучшему. И при этом душа человека должна быть открыта всему миру. А те, кто начинает переписывать историю — вносит несправедливость в настоящее. Ведь больше всего человеческая душа страдает от несправедливости. При этом они делают все в точности так же, но… только для себя.
— Помочь только себе преодолеть невзгоды, изменить только свой мир к лучшему? — попыталась развить ее мысль Эвтерпа. — Но это означает, что они из общего мира выделяют свой мирок, изолируют его от общества… — И от своего времени! — закончила Клио.
— Главная мысль любого эпического произведения — это борьба Добра со Злом, — сказала Каллиопа. — Как ни крути, а это всегда так. Лорд Честертон вывел замечательную аксиому: «Добро — всегда добро, даже если ему никто не служит. А зло — всегда зло, даже если все кругом злы». В каждый конкретный промежуток времени добро и зло имеют какие-то свои выражения. Если на счет добра, блага, в принципе, все понятно, то зло подстерегает нас в разных обличьях. Оно рядится в идеологии, в ярлыки и штампы, каждый раз утверждая, будто именно они определяют «наше тяжелое время» или «переходный период», по сути, безвременье. Но по своей природе любое недоброе намерение заключает в себе желание остановить время. Это как в сказке, когда зима наступила, но время остановилось, и Рождество никак не может наступить.
— Значит, все, чему мы противостоим, связано со временем? — уточнила Урания.
— А тебе ли это не знать? — рассмеялась Эвтерпа. — Говорят же: «Время — деньги!»
— Ну, помните Безумного Шляпника и Мартовского Зайца из «Алисы в стране чудес»? — спросила Каллиопа. — Они убивали время, и оно на них обиделось. Наверно, все эти сказки о поисках бессмертия и вечной жизни, — тоже попытка изолироваться от времени. А свое время человек должен потратить с пользой, а не пытаться от него уйти. Вспомним последний, двенадцатый подвиг Геракла! Он добыл золотые яблоки бессмертия по приказанию своего никчемного брата Еврисфея. Но тот преподнес их своей покровительнице Афине-Палладе. Афина вернула яблоки гесперидам, чтобы вечно оставались они в садах, чтобы смертные знали, что бесконечного времени им никто не даст.
— Время именуется нестареющим Хроносом и изображается в виде юноши, ведь каждый день к нам приходит новым, юным, — продолжила Клио. — Но также оно зовется всепобеждающим Гераклом, но только этот мощный, умудренный опытом Геракл (или на римский манер Геркулес) держит в руках косу, он — Вечный Жнец.
— Да, сколько за день слышишь «пришло мое время» или «еще не время», не говоря об этих вечных заботах о будущем, — в раздражении заметила Урания. — А за всем этим стоит такое пренебрежение к людям, к жизни, к времени… Какой садизм: взять у своих современников средства и просто отправить из по заграничным банкам, заявляя, будто это для «будущих поколений россиян», а самим-то пока живущим хотелось бы что-то полезное оставить после себя, а не кучку обесценившихся бумажек! Правильно заметила Эвтерпа, все накопители депозитов считают, что лишь их жизнь бесценна, а с чужой жизнью, с чужим временем можно творить что угодно.
— Шекспир говорил, что время для разных лиц идет различно, — сказала Каллиопа. — Значит, для кого-то его можно ускорить, а для кого-то замедлить. В принципе, это ведь чисто литературный принцип. У кого-то приключения, но они потому и интересны, что время там включает множество событий.
— Я знаю, это нынче называется «экшн», переводится как «действие», — пояснила для всех Эвтерпа.
— Бывают «герои своего времени», — вставила Клио. — Только они все… ненастоящие.
— Самозванцы! — поддакнула Урания.
— Вот-вот, — согласилась Каллиопа. — Значит, мы определились с героями нашего времени?
— Определились! — хором ответили музы.
— А я так и не могу определиться с финалом! — призналась Каллиопа. — Мне же надо к нему стремиться, а я не могу! Глупость какая-то крутится в голове.
— Какая? — с нескрываемым любопытством спросила Эвтерпа.
— Да меня просто достала песенка про гусей! — с раздражением ответила Каллиопа. — Стыдно признаться! Говорим о высоких вещах, а в голове все время зудит песенка: «Жили у бабуси два веселых гуся!»
— Это очень странно, — заметила Урания. — Причем здесь гуси?
— А я откуда знаю? — расстроенно сказала Каллиопа. — У меня финал стал навязчивой идеей! Как теперь сочинять счастливый конец, если в голове эти дурацкие гуси? Как это вообще получилось?
* * *— Как это вообще получилось? — тихо спросил удивительно прекрасный молодой человек у своей собеседницы в прокурорском кителе.
Они вновь сидели на втором этаже в ресторане «Азия» на большой Дмитровке. На молодом человеке были белые джинсы и мягкая рубашка-поло нежного кремового цвета, оттенявшая ослепительно белую кожу лица.
Агата Викторовна Келайно посмотрела на него сквозь полуопущенные веки и вновь опустила прекрасные миндалевидные глаза.
— Келайно, скажи, как это получается? — уже настойчивей спросил ее собеседник.
— Не знаю, наверно, мы упустили время, — тихо ответила она. — Даже когда все пошло по второму запасному варианту, чтобы зацепить парня Талии, за него опять уцепились все музы…
— Я говорю вот об этом, — сказал красавец, подавая ей распечатку с выделенными маркером абзацами.
Игнатенко рассказал, что объяснял Загоруйко, какие проблемы ждут его дочь в большом балете — большие нагрузки, интриги в театре, рассказал ему о том, как Мылин кричал в своем кабинете на Галину К., народную артистку СССР, как она плакала от «хамского поведения Мылина», а заступиться за нее было некому. Кроме того, Игнатенко поделиля подробностями конфликта Мылина с руководителем канцелярии балетной труппы Ларисой В. По его словам, худрук будто бы хотел поставить на ее место своего человека и поэтому свалил свои ошибки на прогоне на бедную женщину, за которую тоже некому было заступиться и которой в конце концов пришлось написать заявление об уходе.
Игнатенко попросил Загоруйко передать Мылину коллективное письмо с просьбой предоставить финансовый отчет о кассе профсоюза. Сам Мылин мог письмо у него не взять. Он вообще болезненно воспринимал любые коллективные обращения, отвечая на них угрозами судебных разбирательств с подписантами и отстранения их от участия в балетных постановках.
– Загоруйко спрашивал у меня, почему же ты просто не дашь ему в морду? Я отвечал, что в этом случае Мылин добьется моего увольнения, а затем расправится с моими друзьями и гражданской женой, потому что он очень злопамятный. Я сказал ему, что мой способ борьбы — возглавить профсоюз, — рассказал следователям Игнатенко. — На это Загоруйко ответил, что тогда он сам «даст Филину по морде».
