Лесли Уоллер - Банкир
– Ты слышишь? – спросил Бернс, обращаясь к Вирджинии.
Он положил полотенце со льдом на лоб и поморщился.
– Ты слышишь, о чем именно он сожалеет? О том, что потерял свое проклятое протестантское самообладание. О том, что показал нам, каков он на самом деле.
– Рука у него будет ныть еще долго после того, как твоя челюсть заживет,– отметила Вирджиния.– Почему бы тебе не успокоиться и не попытаться забыть всю историю?
Бернс помрачнел.
– У меня шишка величиной с…– Глаза его расширились.– У меня огромный синяк.– Он застонал и сдвинул полотенце со льдом на щеку.
– Просто чтобы поднять себе настроение,– добавил Палмер,– посмотри, целы ли у тебя зубы. Изо рта шла кровь.
– Где? Где?
Палмер показал на ковер:
– Пощупай языком. Бернс поспешно сделал глотательное движение. Палмер мог заметить, как язык Мака двигается под одной щекой, потом под другой, осторожно ощупывая зубы.– Ты никогда не забудешь сегодняшнего вечера,– заявил Бернс, покончив с обследованием. Ты конченый человек в этом городе. Теперь я не согласился бы иметь с тобой дело, даже если бы ты встал на колени и лизал мои ботинки.
– Мак, пожалуйста,– попросила Вирджиния.– Постарайся взять себя в руки.
Бернс засопел.
– Я взял себя в руки.– Он встал и побрел к застекленной стене, медленно, как старик. Долго глядел в окно. Потом его рука, придерживающая полотенце со льдом, опустилась. Спина выпрямилась. Он отвернулся от окна, почти проворно подошел к бару и бросил полотенце со льдом в деревянный резервуар. Повернулся к Палмеру: – Тебе лучше уйти.
Палмер встал.
– Я сожалею лишь о том, что потерял самообладание. Но я получил удовлетворение, ударив тебя.
– Давай ударь еще раз.
Палмер кивнул:
– Удовлетворение было и кое в чем другом.
– В том, что разбил в кровь?
– Получил возможность – уникальную возможность – услышать от тебя правду. И наконец-то узнал, как ты в действительности относишься к некоторым вещам.
Бернс повернулся к Вирджинии:
– Слыхала? Разве это не chutzbah? [Наглость, нахальство (идиш).]
– Правда, немного грустно осознавать, что нужно, чтобы извлечь из тебя правду,– сказал Палмер.– Ты только и делал, что лгал мне и ломал комедию с первой же минуты нашей встречи. Коечто из твоего вранья я разгадал. О каких-то вещах я, наверно, никогда не узнаю правды. Лишь один раз, один-единственный раз, именно сейчас, я наконец открыл настоящего Мака Бернса. И взгляни, что потребовалось для этого открытия.
– Тебя ждет еще немало открытий,– пообещал Бернс.– Хотел бы я, чтобы завтра был рабочий день, Палмер. Но в понедельник утром ты увидишь настоящего Мака Бернса, во всей красе.
Палмер сел на софу и надел туфли. Вышел в переднюю, взял из ниши свое пальто, надел и снова заглянул в гостиную.
– На твоем месте,– сказал он Бернсу,– я поинтересовался бы, насколько обязывающим может быть соглашение между такими протестантами, как Джет-Тех, и такой личностью, как ты.
– Коварным Мстителем из Бейрута,– вставила Вирджиния.– Мак, все это так глупо! Он сейчас уйдет, и заваренная вами каша начнет разлагаться. Так не надо.
– Очевидно, надо,– сказал ей Палмер.– Этот человек уже не способен действовать разумно.
– Ты слышишь? – обратился Бернс к Вирджинии.– Разве я не сказал chutzbah? Есть ли более сильное слово? Сначала они доводят нас до белого каления, потом сами же обвиняют нас в неразумности.
– Мак,– сказал Палмер,– я не могу стереть последние двести лет. Но меня нельзя будет обвинить в сообщничестве. И я не позволю тебе оправдывать свои козни воплями о том, что протестанты осуществляют дискриминацию. Ты заслужил пощечину. Я лишь недоволен собой: не сдержался и ударил тебя.
– Уходи. Убирайся.
– Вирджиния, разрешите подвести вас?
– Кого, меня? Блудницу Марию Магдалину? Вклад отдела рекламы в организованную проституцию?
Секунду Палмер взирал на нее. Потом повернулся к двери.
– Обращаюсь к вам как американский гражданин к двум своим соотечественникам,– заявил он,– катитесь вы оба к черту!
– Вудс!
Он еще раз оглянулся.
– Хотите, чтобы я вас подвез или нет?
– Я немного задержусь и попытаюсь успокоить этого парня.
Он снова повернулся к двери и остановился в нерешительности.
Какие-то образы и обрывки мыслей расплывались в его сознании на грани реальности и фантазии. Действительно ли он подозревал ее? Как мог он ее подозревать? На чьей стороне она была? Были ли вообще какие-либо стороны? Или все это было обычное, движущееся по кругу месиво, которое снова и снова выплескивалось к его ногам.
– Я сожалею также и еще кое о чем,– сказал он наконец, не глядя на Вирджинию.– О высказанных мной умозаключениях. По крайней мере мне кажется, что я сожалею.
– Кажется и не можешь отважиться,– поддразнила она.– Штрейкбрехер. Иди домой.
– Я поговорю с тобой в понедельник. Или еще когда-нибудь.
– Или еще когда-нибудь.– Она взяла его под руку и провела к входной двери.– Мне придется утихомирить этого идиота,– прошелестела она Палмеру в ухо.– Он избит вполне достаточно для того, чтобы обрушить весь храм на голову себе, всем врагам и всем вообще.
– Предупреди его,– сказал Палмер, повысив голос, чтобы Бернс услышал,– что ему следует беспокоиться в отношении его предполагаемых друзей не меньше, чем в отношении его предполагаемых врагов.– И шепотом: – Если ты задержишься ненадолго, я подожду тебя где-нибудь.
Она покачала головой.
– Разве ты не заметил, за какой угол мы свернули сегодня? – спросила она тихо.– Отныне и впредь мы просто друзья.
– Что-о?
– Спокойной ночи. Иди домой. Спокойной ночи.
– Подожди, я…
Она прикоснулась кончиками пальцев к его губам.
– Спокойной ночи, Вудс.
– Что я сделал…
– Не ты,– прошептала она.– Ничего ты не сделал, хотя сделал более чем достаточно.
– Тогда почему же?
– Просто потому…– Она замолчала. Потом открыла ему дверь и легонько вытолкнула его на лестничную площадку.– Не передавай Эдис от меня привета,– пробормотала она.– Спокойной ночи.
Глава пятьдесят восьмая
Водитель такси гнал машину во всю мочь вверх по Третьей авеню. Он не придерживался двадцати двух миль в час, той скорости, с которой было согласовано переключение светофоров, а вырывался вперед и резко тормозил на каждом перекрестке, чтобы несколько секунд ждать зеленого света.
Палмер был буквально зачарован удивительной неспособностью водителя извлечь хоть какой-нибудь вывод из того факта, что он регулярно попадал на красный свет, который лишь чуть погодя сменялся зеленым. Палмер уже собрался было объяснить водителю это явление, но решил промолчать. И как бы отплатив Палмеру за его нерешительность, водитель рванул на ужасной скорости, передачи протестующе взвыли. В результате машина примчалась к очередному красному свету, настолько опередив цикл переключения, что прошло целых пятнадцать секунд, прежде чем зажегся зеленый сигнал.
