Толераниум - Огородникова Татьяна Андреевна

В ту пору Максим Земляков и стал Масиком. Наташку записали в его невесты, а Вася открыл маленький салон боди-арта, ставший самым популярным в городе. Под скромной вывеской совершались всякие чудеса, потому что Василий, как настоящий художник, считал свое искусство безграничным. В салоне делали любые татуировки и перекрытия, шрамирование, разрезы, тоннели, пирсинг и даже подвесы. Подвесы Вася не любил – много возни, а красоты не видно. Зато подвесы дорого стоили и реально помогали людям. Клиентов на процедуру было немного, правда, платили хорошо. «Пускай висят, если им от этого легче», – изрекал Василий, но в глубине души считал этих любителей повисеть на крюках, продетых в дырки на коже спины, ненормальными. А вот татуировки Василий обожал: он безошибочно выбирал пигмент, делал самые модные рисунки и даже применял обезболивание.

Василий никак не ожидал, что в его салон заявится Грек собственной персоной.

– Ну что, брат, ты же не держишь на меня зла? Баба твоя любого в койке охмурит. Вот и я не сдержался, – нагло поводя хищным носом, сообщил Грек.

Вася еле совладал с собой, но почти придумал план мести.

– Да на здоровье! Кто старое помянет, как говорится… Что, татуху хочешь?

– Ага, – ответил Грек, презрительно улыбаясь. – Хочу, чтобы прямо вокруг бедра с заходом на живот была красивая надпись. На латыни. И со смыслом.

Грек достал из кармана бумажку. На ней латинскими буквами была написана фраза из четырех длинных слов.

Василий прочитал по слогам:

– Fortunam suam quisque parat… Звучит красиво. А что это значит, Грек?

– Свою судьбу каждый находит сам, – перевел Грек, назидательно глядя на Василия.

Вася и бровью не повел, хотя понял, что Грек намекает на Верку.

– Отличная тема! Сделаю, Грек, без проблем. Я сегодня тебе со спины набью, а через пару дней – вокруг живота. Лады? Сначала нарисую буквы, чтобы ты одобрил, а потом за пару часов прострочу сзади. Сдюжишь?

– Строчи как хочешь, я тебе доверяю. – Нос кивнул головой, и туловище, спустив штаны по колени, примостилось на кушетке.

– Постой, надо одноразовую простыню постелить, – заметил Василий. – Мало ли что… – Он скорчил такую гримасу, что Грек вскочил с места как ошпаренный, обнаружив весьма несущественный размер мужского достоинства. Василий довольно улыбнулся, узрев, что размер носа не всегда соответствует размеру детородного органа. Художник тщательно расправил на лежаке одноразовую голубую пеленку, а затем включил музыку, накрыл голову клиента полотенцем и принялся творить. Грек спокойно сопел в полудреме и вздрогнул от неожиданности, когда Василий громко объявил:

– На сегодня все! Пластырем заклеил, чтобы инфекция не попала. Дома увидишь. Ровно через четыре часа можно снять пластырь и водкой продезинфицировать. Иди отдыхай, братан! Доделаю через неделю.

Греков послушно встал и натянул штаны.

Они увиделись в тот же день. Грек накатал заявление, в котором обвинил Васю в нарушении своих потребительских прав и нанесении морального ущерба. Василий послушно явился в отделение по просьбе участкового майора Прилучного.

Прилучный встретил визитера сидя за столом, нахмурив брови и прикрыв ладонью рот.

– Ну что, Художник, по нарам соскучился? – Приветствие могло бы прозвучать устрашающе, если бы майор не давился от смеха.

– А что я такого сделал? – наивно спросил Вася, переминаясь с ноги на ногу.

– К тебе гражданин Греков с какой просьбой обратился?

– Ну, он показал буквы – иностранные! Потом сказал: строчи как хочешь. Я и настрочил.

Прилучный, не отнимая ладони ото рта, глотнул воздуха и крикнул:

– Греков, зайди!

В кабинет вошел злобный, взъерошенный Грек, ноздри его крючковатого носа раздулись до ушей.

– Какую татуху ты заказал Художнику?

– Fortunam suam quisque parat… – отчеканил Грек.

– А он что написал?

Грек замялся.

– Показывай! Не девочка! Обвиняешь творца в преступлении против личности! – Майор чуть не лопался от сдерживаемого смеха.

Грек неуверенно повернулся задом к Прилучному и приспустил штаны. На крепких ягодицах огромными синими буквами было выведено: «ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ». Из глаз майора покатились слезы. Он больше не мог сдерживаться. Всхлипывая, но изо всех сил стараясь оставаться строгим и серьезным, Прилучный спросил:

– Что, Художник, это и есть ФОРТУНАТУМ?

Василий глубокомысленно заметил:

– В каком-то смысле – да!

Тут майор вскочил и выбежал вон из кабинета, не в силах сдержать дикое ржание. Грек, с ненавистью сжав зубы, натянул брюки. Минут через пять майор вернулся, собравшись с мыслями.

– А в каком это смысле? – продолжил он допрос с серьезным видом.

– Ну, он сам мне сказал – строчи что хочешь! – развел руками Василий. – И так мне захотелось написать от души… Ну и написал: «Здесь был Вася».

Прилучный начал икать. В промежутках между икотой он умудрился спросить:

– Свидетели есть?

– Конечно, товарищ майор. – Вася достал мобильный и пригласил свидетеля.

В кабинет майора с трудом протиснулся Масик. Открытая майка обнажала глаза тигра и рога быка. Огромные плечи перекрыли дверной проем.

– Вызывали, товарищ участковый?

– Вызывал, Земляков, вызывал. Ты видел, как Греков делал заказ?

– Не то слово, товарищ участковый! И видел, и слышал! Он сказал: «Пиши все что хочешь!» – Масик развернулся к потерпевшему. – Да, Грек? – спросил он и уставился на носатого заявителя. – Или, может, ты Верку в свидетели приведешь? – Масик скрестил руки на груди так, что огромные бицепсы наполовину закрыли две разъяренные головы: быка и тигра.

Греков как-то суетливо захлопотал.

– Я все понял. Я согласен!

– На что согласен? – спросил Прилучный.

– На все! – молниеносно ответил Грек. – Можно забрать заявление?

– Забирай, Фортунатум.

Майор Прилучный вздохнул.

– Жениться бы вам, ребята. Детей родить. Заодно и у меня проблем станет меньше.

Вскоре Максим Земляков сделал предложение Наташе и до сих пор не разочаровался ни разу.

16

По дороге домой Миша сделал вывод, что день выдался какой-то странный, он как будто снова оказался в стороне. Ни новой прически, ни очков, ни походки не хватило, чтобы вызвать восхищенное почтение. Миша не успел расстроиться по-серьезному, на крыльце его перехватил Виктор.

– Ого! – восхитился он. – Вот это уровень! Если бы я тебя не знал, не осмелился бы подойти.

Миша понимал, что Виктор преувеличивает, но было приятно. Они решили прогуляться до Мишиного подъезда.

– Знаешь новость дня? У нашей Черепановой съехала крыша, и ее забрали в психушку.

Виктор ничуть не удивился.

– Жалко, – ответил он. – Жалко, что забрали. Столько талантов погубили этим лечением. Врубель, Спесивцев, Мусоргский… Кто знает, что было бы, если бы их не лечили. Им в своем мире лучше. Они там и творят.

Миша поддержал тему:

– Они просто с самого начала не поняли своей миссии. Жалко, конечно, но сами виноваты. Со многими так происходит. Люди ведь боятся признать свою ничтожность или, наоборот, величие, – задумчиво сказал Миша. – Надо признать и жить с этим.

– Видишь, из огромного числа людей только ты это понимаешь. Остальные борются неизвестно за что. Кому-то уже венки траурные заказаны, а его все капельницами спасают. И, заметь, человека не спрашивают. Возвращают насильно к боли, страданиям и ненужным надеждам. Хотя уже давно известно, в какой момент люди испытывают ни с чем не сравнимое счастье…

Виктор пнул ногой круглый камешек, попавшийся на пути.

– Свобода не такое простое понятие. Любой поступок совершается с оглядкой на чужое мнение. А мнение может быть только одно – твое собственное. Я лично не понимаю, например, зачем тебе ходить на все лекции, если можно взять свободное посещение? СВОБОДНОЕ!!!

Миша вошел домой с желанием перевернуть все с ног на голову. Они жили неправильно. Реальность другая. Нужно переходить на новый уровень. От этой мысли Миша испытывал невероятный эмоциональный подъем. Он охотно отвечал на вопросы Софочки про универ, про слабаков, которые с похмелья не явились на занятия, про Черепанову, угодившую в клинику… Лаура посматривала на Мишу с плохо скрываемым удивлением. Наконец она не выдержала: