Ион Деген - Наследники Асклепия
Отец девочки, заведующий транспортным отделом ЦК КПУ. У меня не было сомнений в том, что больную уже осмотрели профессора из четвертого управления и предложили оперативное лечение. Так оно и оказалось. Но отец девочки где-то узнал, что подобные заболевания я лечу без операции.
Это не совсем соответствовало действительности. К тому времени у меня уже было более десяти случаев успешного лечения магнитным полем пациентов с заболеваниями, которые входили в ту же группу, что и болезнь Кенига. Но среди них не было ни одного больного с собственно болезнью Кенига.
Все это я объяснил родителям. Они продолжали упрашивать, не слыша моих аргументированных возражений. Я не соглашался. Омертвевший фрагмент уже был в сомнительном состоянии. В любой момент он мог стать суставной мышью. Операция в таком случае была бы более сложной, чем сейчас, когда фрагмент еще был прикреплен к здоровой кости. Мой научный путь по изучению биологического и лечебного действия магнитных полей не был усеян розами. Лбом приходилось пробивать железобетонные стены. При таких обстоятельствах единственное, чего мне не хватало для полноты счастья, обвинения в том, что я экспериментирую на людях, и в качестве экспериментального кролика выбрал дочь заведующего отделом ЦК КПУ. Я не соглашался.
Но тут мать и отец со слезами на глазах опустились предо мной на колени. Прелестная мизансцена: за столом сидит врач, перед ним на коленях плачущая пара, а за ними застыла девочка, не проронившая ни слова, за исключением «да» и «нет» во время обследования.
До сих пор не могу понять, как я согласился. Вероятно, Всевышний велел мне.
После двадцати процедур переменного магнитного поля клинических симптомов болезни не было и в помине. А на рентгенограммах уже отмечалось приращение омертвевшего фрагмента к кости. Сенсация! Коллеги шутили, что благодарный отец, заведующий транспортным отделом ЦК, подарит мне паровоз.
Окончание лечения совпало с началом весенних каникул в школе. Девочка очень хотела поехать на экскурсию в Ленинград вместе со своим девятым классом и умоляла меня разрешить ей, обещая, что почти не будет ходить. Вернувшись из Ленинграда через пять дней, она рассказала, что жили они в гостинице у черта на куличках, по часу приходилось стоять в автобусе, в день проходила она не менее десяти километров, а могла и больше, потому что она абсолютно здорова. Исследования подтвердили ее слова. Об этом случае с восторгом и удивлением говорили мои коллеги.
Заведующий транспортным отделом ЦК КПУ не подарил мне паровоз. Он расщедрился на блокнот «Морфлот СССР», на который он не разорился. Но мог ли даже паровоз быть эквивалентом моих чувств, когда я рассматривал рентгенограммы коленного сустава девочки до и после лечения болезни Кенига?
Сгоревшие купюры
Забавный, если можно так выразиться, случай произошел с гонораром врача, на которого в свое время накатали жалобу родители умершего ребенка с болезнью Дауна.
Был у него больной. Тяжелейший. Все считали, что безнадежный. Все свое умение, все свои знания, всю свою душу вложил врач в исцеление этого больного. Вытащил его с того света.
Мы считали, что пациент, человек очень состоятельный, найдет приемлемую форму отблагодарить своего спасителя. В данном случае это было бы вполне справедливо.
Действительно, он пришел в большую коммунальную квартиру, в которой врач занимал одну из восьми комнат, произнес трогательную речь и вручил своему спасителю букет. Как только пациент закрыл за собою дверь, разгневанный врач швырнул букет в горящую печь в коммунальной кухне и тут же ушел в свою комнату. Соседка пронзительно закричала:
— Семен Федорович, деньги горят!
Печальная картина ждала его на кухне. Из букета выпал обугленный конверт с полусгоревшими деньгами. Сгорела тысяча рублей, значительно больше оклада весьма скромно жившего врача.
С тех пор, когда кто-нибудь из врачей получал цветы, заведующий хирургическим отделением, старый профессор, улыбаясь, предлагал:
— Потрясите букет.
Нечто подобное, хотя при других обстоятельствах, случилось со мной.
В день моего дежурства в приемный покой ввалилось восемь возбужденных грузин. Они привезли своего товарища с пулевым ранением в области коленного сустава.
Я осмотрел раненого. Входное отверстие выглядело несколько странно. Словно стреляли от пола вверх.
Прежде всего следовало сообщить милиции об огнестрельном ранении. Я снял телефонную трубку, намереваясь выполнить свою обязанность. Симпатичный грузин с аристократической внешностью деликатно прижал мою руку с трубкой к аппарату.
— Простите, доктор, я хотел бы поговорить с вами конфиденциально.
— Вы можете говорить не опасаясь. Все присутствующие здесь — надежные люди.
— Нет, доктор, пожалуйста, уделите мне несколько минут.
Мы зашли в ординаторскую. Очень обстоятельно он рассказал мне, что они, группа тбилисских газовщиков, приехали в Киев осваивать опыт газификации большого города, живут они в общежитии в нашем районе. Он инженер, руководитель группы. К сожалению, среди них оказался подонок, тот самый, раненый. Он затеял скандал, перешедший в драку. Кто-то сказал или заподозрил, что у него есть пистолет.
— Во время драки у подонка выпала эта штука.
Он показал мне красивую ручку с золотым или позолоченным держателем.
— Раздался выстрел, и подонок сам ранил себя.
Я стал рассматривать ручку. Ствол пистолета был замаскирован мастерски. Спусковой механизм приводился в действие держателем.
— Если вы сообщите в милицию, этот подонок получит восемь лет тюрьмы за незаконное хранение оружия. Поверьте мне, ему следовало бы дать больше. Но у него есть семья. Трое детей. Мы его накажем по-своему, посильнее тюрьмы. Но семья не пострадает. Вы не знаете наших грузинских обычаев и традиций.
Я возразил. Сказал, что после первого ранения четыре месяца жил в грузинском селе у отца моего командира и даже выучил язык.
Сопоставив рассказ инженера с объективной картиной ранения (к этому времени я уже получил рентгенограмму, на которой пуля была видна в верхней трети бедра), решил, что могу нарушить свой долг и не сообщать о ранении в милицию.
Удовлетворенный проситель вытащил пачку денег, какую я даже представить себе не мог. Я был оскорблен до мозга костей. Как он мог подумать, что я так поступил ради денег?
— Ну, хорошо, доктор, но от бутылочки хорошего вина вы не откажетесь?
— Конечно, не откажусь.
Минут через сорок он вернулся с бутылкой отличного «напареули», которую мы тут же распили.
