Саша Филипенко - Травля (сборник)
Император немного поерзал и, сделав глоток чая из специально подогретой фарфоровой чашки, заметил, что вопрос остается вне его компетенции. Не ему, Императору императоров, решать, будет ли в полдень первого июня истреблен адвокат. Если же господину законодателю интересно мнение не Императора, но обычного, рядового гражданина, то ему да, безусловно, хотелось бы, чтобы дело было доведено до конца…
Ясным утром первого июня адвокат был прикован к столбу за одну ногу и после нескольких часов приготовлений, в течение которых безуспешно пытался вырваться, умерщвлен.
В яму запустили двух такс. Охотничьи собаки бросились на адвоката. Они кусали его за ноги и руки, которыми в первые минуты мужчина еще пытался отбиться. В прямом эфире зрители могли наблюдать за тем, как напуганный адвокат пытается справиться с двумя, казалось бы, безобидными псинами. Между тем, таксы были отлично выдрессированы, и всякий раз их клыки уходили глубоко под кожу. Собаки рычали, из проколотых рук осужденного лилась кровь. После разминки в яму запустили четырех бультерьеров. Так как челюсти этих собак можно было разжать лишь с помощью гидравлики, предполагалось, что квартет специально обученных сук вцепится в конечности и тем самым окончательно парализует адвоката перед выходом мастифов. К сожалению, произошла накладка. Если первые три собаки четко выполнили свою задачу, повиснув на ногах и правой руке соответственно, то последний бультерьер разорвал адвокату шею. Мужчина потерял огромное количество крови и уже через минуту отключился. Режиссер прямого эфира принял решение уйти на рекламу, но во время паузы врачам так и не удалось спасти осужденного. Как результат – к большому сожалению телезрителей и руководителей канала, запущенные в яму мастифы начали разрывать уже бездыханное тело. В деле последнего предателя страны была поставлена обыкновенная точка.
пауза
Перед базой дежурят несколько десятков журналистов. Щелчки затворов фотоаппаратов смешиваются с криком толпы. Пришедшие в массе своей веселы. Славин, безусловно, не тот футболист, который мог бы привлечь такое внимание, но история его попадания в профессиональный футбол прекрасна!
Как и журналисты, одноклубники смотрят на Александра с улыбкой. Уже во время разминки, хотя дело еще не дошло даже до двусторонки, становится понятно, что новичок не соответствует уровню профессионального клуба. Славин-младший медлит, далеко отпускает мяч, с трудом просочившись между препятствиями, гораздо слабее других посылает снаряд в ворота. Вратарю не составляет никакого труда поймать такое еле-еле, скорее случайно, пущенное ядро. «Ничего-ничего, – успокаивает себя Саша, – в конце концов, я защитник, мы еще посмотрим, кто кого».
Кто кого, становится понятно уже через час. Когда главный тренер делит одноклубников на две команды, «манишки», за которые выступает Александр, проигрывают первый тайм со счетом ноль-шесть. Все шесть голов забиты через новичка. Одноклубники натурально измываются над ним. Его возят, убирают, по нескольку раз за атаку прокидывают мяч между ног. После пятого пропущенного по вине Славина гола русская часть команды смеется в голос. Легионеры не совсем понимают, что происходит, но продолжают играть.
Саша входит в раздевалку последним. Переодеваясь, русские футболисты будто бы бубнят себе под нос, но каждый делает это так, чтоб Александр отчетливо услышал: «труп», «кусок овса», «маменькин сынок», «мажор». Всего за несколько секунд Саша слышит столько, что впору расхотеть играть навсегда. Иностранцы ведут себя сдержанно. Один из них, невысокий легионер, подойдя к Александру, протягивает ему бутылку с водой и, присев рядом, говорит по-французски:
– Ты ведь понимаешь, да?
– Да.
– Правда, что твой отец собирается ставить тебя в основе?
– Он сказал, что да.
– Послушай, я очень уважаю твоего отца. Он щедрый человек, предан клубу, многое сделал для нас, но если ты действительно собираешься выходить на поле – я предупреждаю, что поломаю тебя.
– Я же сказал, что не подведу!
– Ты, может, хороший парень – я не знаю, мы вполне могли бы как-нибудь погонять мяч на поляне, но я повторяю: если ты еще раз появишься здесь – я лично угроблю тебя. Я вкачусь в тебя, и мне будет абсолютно наплевать, кто твой папочка и какой самый дорогой в мире спортивный хирург будет лечить твою ножку. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю.
– Вот и хорошо, мой друг! Хорошего вечера!
Александр стягивает и бросает манишку. Снимает майку и шорты. Кидает на пол щитки. Из душа доносятся веселые разговоры. Раздевалка завалена грязной формой. Одноклубники собираются быстро, прощаются друг с другом, но только не с Александром. Когда здесь не остается никого, вместо того чтобы отправиться в душ, Саша еще раз одевается и выходит на поле. Он просит у персонала базы связку мячей и в течение часа лупит по воротам.
– Александр! Александр! Могли бы вы подойти сюда?
Из-за забора кричит какой-то парень. Все журналисты давным-давно разошлись, но этот, похоже, серьезно настроен получить комментарий.
– Да, что вы хотели?
– Здравствуйте! Меня зовут Антон, Антон Пятый. Черт, у вас тут такая охрана, что даже руку вам не пожать. Никогда бы не подумал, что футболистов охраняют, как патриарха. Впрочем, вы же почти боги!
– Что вам нужно?
– Хочу поговорить с вами о вашем отце, да и вообще о вашей семье.
– Как вы сказали вас зовут?
– Пятый, Антон Пятый.
– Погодите, это ведь вы написали о нас?
– Да-да, именно я. Я все хочу поговорить с вашим папенькой, но он так занят поднятием патриотического духа местного населения, что не находит времени на беседу со мной. По его словам, я представляю неправильное издание. Он говорит, что я подрываю устои его родины, хотя это довольно странно, ведь мои статьи не переводят во Франции. Я подумал, что, быть может, вы уделите мне минутку?
– Я не могу давать вам интервью без разрешения клуба.
– Ой, да бросьте вы! Кому вы здесь нужны? Мы же все все прекрасно понимаем! Могу вас уверить, что футбол и ваш клуб меня нисколько не интересуют. Я бы действительно хотел поговорить о вашей семье. Мне просто очень интересны такие люди, как вы. Мы можем сделать это прямо сейчас.
– Прямо сейчас мне нужно бить по воротам.
– Я могу подождать.
– Я не буду с вами разговаривать – вы хам.
– Лучше быть хамом, чем папенькиным сынком!
– Нет, не лучше. Лучше не быть ни первым, ни вторым.
– Боитесь наговорить лишнего?
– Боюсь влюбиться в вас.
– Так что, поговорим?
– Нет, идите на хер!
пауза
Центнер несколько раз подходил к нашему столику. Все напоминал, что скоро концерт. Словно муху, я отгонял его и продолжал слушать брата:
