Гийом Мюссо - Потому что я тебя люблю
По правде говоря, было бы слишком глупо погибнуть прямо сейчас, не успев отомстить.
* * *А самолет все катился, катился и катился…
С верхней палубы открывался потрясающий вид на взлетную полосу. На высоте более 12 метров пассажиры возвышались над огромным крылом и, казалось, парили над взлетным пространством.
«Что-то здесь не так, — поняла Элисон. — Этот чертов самолет уже должен быть в небе».
Ее как раз перспектива несчастного случая не пугала. В конце концов, смерть могла бы разрешить все ее проблемы — и конец страданиям. Она избавится от стыда, чувства вины и страха, которые беспрестанно разъедали ее изнутри. Конец всему…
Уже несколько раз она пыталась с этим покончить, но всегда что-то мешало осуществлению ее замысла: недостаточная дозировка снотворного; неглубоко порезанные вены или слишком быстро спешащая на помощь «Скорая»…
Пока ей не удалось достичь цели.
Пока.
* * *Марк с беспокойством ощущал, как вибрирует полоса под двадцатью колесами основного шасси. Вспоминал ли он случаи, когда самолет невероятно долго катился по взлетной, не отрываясь от земли?
В кармашке перед ним лежала брошюра по техническому описанию аппарата, с гордостью напоминавшая, что мощность турбореактивных самолетов равна мощности шести тысяч автомобилей.
— Если ты такой мощный, что же ты тогда не взлетаешь?
Беспокойный взгляд Марка встретился с глазами девушки, сидящей у иллюминатора, в конце их ряда. Было видно, что она тоже нервничает. И только Лейлу, сидящую между ними и погруженную в чтение, казалось, не занимало происходящее вокруг.
— Взлетай! Ну, взлетай же, наконец!
* * *Остановившись в конце полосы, гигант воздушных пространств, казалось, одно мгновение пребывал в нерешительности, прежде чем оторвать свои пятьсот шестьдесят тонн от земли. «Уф!» — с облегчением выдохнули пассажиры.
* * *В гробовой тишине аппарат менее чем за шесть минут преодолел первый подъем в 15 тысяч футов.[44]
Марк вертелся на сиденье словно в лихорадке. Руки дрожали, на лбу выступили капли пота, по спине текло. Ужасная мигрень сковала голову, ему казалось, что мозг полностью опустошен.
Марк знал причину этого недомогания — алкогольная зависимость. Ни капли спиртного в течение 36 часов — и это начало давить на него. Вчера вечером, да и сегодня утром у него возникало непреодолимое желание опустошить минибар в номере отеля. Но он так радовался, видя рядом дочь, что сумел остановиться. Улица превратила его в алкоголика. Он был уверен, что сможет сам выбраться из этого ада, но… со временем. За годы врачебной практики ему приходилось наблюдать алкоголиков в период воздержания, и он знал, чего можно ожидать, если он прекратит пить: нарушение координации, бред, судороги, зрительные и слуховые галлюцинации.
Лейла рядом с ним оторвалась от книги и осторожно посмотрела на него. Делая вид, что на самом деле все в порядке, Марк старательно подмигнул ей и ободряюще улыбнулся. Но что-то подсказывало ему, что дочь не обманывалась насчет состояния его здоровья.
— Вы хорошо себя чувствуете, сэр?
Об этом его спросила девушка, сидящая около иллюминатора. Марк внимательно посмотрел на нее: еще не женщина, но уже не ребенок, грязные обесцвеченные волосы, несовременная, с хорошими манерами, и в то же время обиженная: в глазах усталость, говорящая о жизненном опыте, полном испытаний, несмотря на юный возраст.
— Нормально, — заверил он ее. — Как тебя зовут?
Она подумала, прежде чем ответить. Всегда эта подозрительность, въевшаяся в ее плоть!.. Но что-то в этом человеке внушало ей доверие. Его теплый взгляд напомнил ей доктора, которого она встретила три месяца назад накануне Рождества и которого не смогла забыть. Она почувствовала, что была как-то странно близка ему, но постаралась не показать ему этого за то короткое время, что они были вместе. Но часто в моменты сомнений и одиночества она удивлялась тому, что думала о нем. Страх становился слабее, и смутная надежда на более спокойную жизнь проносилась в ее сознании…
— Меня зовут Эви, — ответила она.
— Я Марк Хэтэуэй, а это моя дочь Лейла.
— Привет, Лейла, — сказала Эви, обращаясь к девочке.
— Она не… не разговаривает, — объяснил Марк.
Эви посмотрела на руки Марка:
— Это потому что вам необходимо принять алкоголь?
— Что?
— Вы пытаетесь бросить пить? Вы поэтому дрожите…
— Нет! — соврал доктор, внезапно почувствовав себя слегка задетым. — Почему ты так говоришь?
— Из-за моей матери, с ней было то же.
— Послушай, это не так просто, — начал было Марк.
Он остановился и только затем продолжил:
— А что стало с твоей матерью?
— Она умерла.
— О!.. Простите.
В этот момент сигнал «пристегните ремни» погас, указывая пассажирам, что они могут покидать свои места.
Эви предложила:
— Если вам надо выйти, я могу присмотреть за вашей дочерью.
— Спасибо, пройдет, — ответил Марк, вдруг почувствовав недоверие к ней.
— Я думаю, что, если вы прямо сейчас что-нибудь не выпьете, вам будет очень плохо.
Марк подошел к этому предложению рационально. Это правда, он чувствовал себя все хуже и хуже. Внезапно распрощавшись с жизнью бомжа, он с трудом возвращался к прежним ориентирам. А главное, прежде чем сесть в самолет, ему надо было как следует подумать о последствиях резкого отказа от алкоголя.
Он посмотрел на Лейлу. Можно ли ее оставить на несколько минут с этой Эви, которую он не знал? А как отреагирует дочь? С другой стороны, если он хочет помочь ей, ему необходимо выпить один-два стакана, чтобы вновь овладеть собой.
— Послушай, дорогая, папа вернется через пять минут. Ты посидишь здесь спокойно с этой девушкой, ладно?
Потом он повернулся к Эви:
— На верхней палубе, в центре, есть бар. Если у тебя возникнет хоть малейшая проблема с Лейлой, тотчас же беги за мной, поняла?
Эви кивнула головой в знак согласия.
Марк встал и направился сначала к туалету. С пересохшим горлом и пылающим лицом, он в одно и то же время был обезвожен и истекал потом…
Он вошел в маленькую кабину, всю из хрома, керамики и зеркал. Даже в этом интимном месте огромный иллюминатор предлагал взору панораму небес. Туалет был роскошен и безупречен, его портили только занимающие большую часть стены граффити-бомбы.[45] Марк узнал их: три обезьяны, символы мудрости. Он имел возможность видеть их в буддийских храмах, когда был на семинаре в Японии. Первая обезьянка лапками закрывала глаза, вторая — уши, третья — рот. Под гравюрой стояла надпись — пояснение.