Эльфрида Елинек - Пианистка
Толпа, сидящая по кругу, прилежно массирует и обрабатывает себя, а ее, в свою очередь, непрерывно и тщательно перемешивает огромная невидимая мутовка. Десять маленьких насосов работают на полных парах, кое-кто тайком разогревает себя еще до начала, чтобы не потратить слишком много денег, добиваясь, когда наконец потечет. Дама на подиуме при этом составляет всем компанию.
В примыкающих друг к другу кельях насосы со стуком и скрипом освобождаются от своего драгоценного груза. Скоро они вновь наполнятся, и придется снова идти сюда, чтобы утолить желание. Приходится потратить сорок—пятьдесят шиллингов, если вдруг случится задержка при заряжании. Особенно тогда, когда за созерцанием забывают трудиться на собственном прокатном стане. Именно для того, чтобы отвлечь клиентов, здесь часто меняются женщины. Некоторые идиоты только глазеют себе и ничего не предпринимают.
Эрика смотрит. Объект ее созерцательной страсти в этот момент снует рукой между бедер, показывая, что получает наслаждение, о чем свидетельствует рот, образующий маленький овал. Объект, восхищенный тем, что на него смотрит так много глаз, закрывает глаза, затем снова открывает их и закатывает под самый лоб. Объект поднимает руки и массирует соски, чтобы те напряглись и затвердели. Объект садится поудобнее и сильно раздвигает ноги, так что теперь в женщину можно заглянуть с «лягушачьей» перспективы. Она игриво играет с волосами на лобке. Она соблазнительно облизывает губы, в то время как перед ней то один, то другой стрелок направляет в цель свой резиновый шланг. Всем выражением лица она демонстрирует, как здорово было бы, если бы она была только с тобой. Однако это, к сожалению, невозможно из-за большого спроса. А так получают свое сразу все, а не только кто-нибудь один.
Эрика смотрит очень внимательно. Не для того, чтобы научиться. В ней по-прежнему ничто не шелохнется и не пошевелится. И все же она смотрит. Для собственного удовольствия. Каждый раз, когда она собирается уйти, что-то сверху энергично пригибает ее головку с милой прической к отверстию, и она продолжает смотреть. Вращающийся диск, на котором сидит красивая женщина, едет по кругу. Эрика ничего не может с этим поделать. Она смотрит и смотрит. Она сама для себя табу. Щупать не разрешается.
Справа и слева от нее слышны стоны и радостный гогот. «Я лично не совсем это понимаю, — возражает Эрика Кохут. — Я ожидала большего». В перегородку между кабинками ударяется плевок. Стенки очищать легче, у них гладкая поверхность. Справа на стенке какой-то из посетителей по всем правилам немецкого правописания любовно нацарапал слова «Святая Мария — пьяная проститутка». Не часто клиенты пишут на стенках, потому что их внимание сосредоточено на другом. Часто с грамотностью дело у них обстоит плохо. Свободна только одна рука, но чаще и она занята. Да и монеты надо все время бросать.
Раскрашенная под рыжего дракона леди выставляет на всеобщее обозрение свой жирноватый зад. О ее мнимый целлюлит дешевые массажисты за многие годы стерли себе пальцы до крови. Однако мужчины за деньги получают от нее больше, кабинки справа уже видели эту женщину спереди, теперь ее фасадом предстоит полюбоваться кабинкам слева. Одним больше нравится оценивать спереди, а другим — сзади. Рыжеволосая двигает мускулами, которые обычно работают при ходьбе или сидении. Сегодня она с их помощью зарабатывает деньги. Кроваво-красными длинными ногтями правой руки она массирует свое тело. Левой рукой она мнет себе грудь. Острыми накладными ногтями она оттягивает сосок от тела, словно резиновую ленту, и затем отпускает его. Сосок торчит, словно чужеродное тело. Рыжая в этот момент на основании своего опыта знает: кандидат набрал 99 очков! Тот, кто не сможет сейчас, тот не сможет никогда. Тот, кто сейчас в одиночестве, останется таким надолго и без всякого удовольствия.
Эрика натолкнулась на определенную границу. До этого места и ни шагу дальше. «Это заходит слишком далеко», — говорит она, как говорила себе уже не раз. Она поднимается. Она давным-давно установила себе границы и обеспечила их безопасность нерасторжимыми договорами. Зато ей доступен вид с высокой башни на все внизу, и она видит далеко-далеко. Хороший и дальний обзор есть непременное условие. Эрика и на этот раз не хочет узнать, что расположено за границей. Она отправляется домой.
Она отодвигает в сторону стоящих в очереди клиентов одним только своим взглядом. Кто-то сразу жадно устремляется на освободившееся место. Образуется коридор, сквозь который Эрика проходит и удаляется прочь. Она идет и идет, почти механически, точно так же, как перед этим смотрела и смотрела. Все, что Эрика делает, она делает на полную катушку. Никакой половинчатости, — всегда требовала мать. Никакой неопределенности. Художник не потерпит в своем творчестве ничего незрелого, ничего половинчатого. Иногда произведение остается незаконченным, потому что художник умирает молодым. Эрика бредет по дорожке. Ничто не разорвалось, ничто не потеряло цвета. Ничто не выцвело. Ничего не достигнуто. Здесь нет ничего, чего бы здесь не было прежде, и не прибавилось ничего, чего бы здесь прежде не было.
Дома упреки матери струятся мягкими лучами по стенкам теплого инкубатора, в котором они обе обитают. Хорошо, если Эрика не простудилась во время поездки, о цели которой она что-то наплела матери заранее. Эрика сразу надевает теплый халат. Эрика и ее мать едят сегодня утку, фаршированную каштанами и прочей начинкой. Это праздничная еда. Каштаны лезут наружу изо всех швов утки, мать явно переусердствовала, что ей свойственно. Солонка и перечница частично серебряные, вилки и ножи полностью из серебра. У ребенка сегодня здоровые красные щеки, чему мать радуется. Надо надеяться, румянец не вызван высокой температурой. Мать губами проверяет лоб Эрики. За десертом температуру еще раз меряют градусником. По счастью, никакой температуры нет. Эрика совершенно здорова. Эту рыбку хорошо кормили в околоплодных водах матери.
Потоки неонового света ледяным холодом заливают кафе-мороженые и танцевальные залы. Над площадками для мини-гольфа на изогнутых мачтах висят гроздья гудящих ламп. Ослепительный поток холода. Посетительницы одного с НЕЮ возраста, наслаждающиеся приятным уютом привычного удовольствия, восседают за овальными столиками перед стеклянными бокалами, в которых плавно покачиваются длинные ложечки, словно стебли замерзших цветов. Коричневое, желтое, розовое. Шоколадное, ванильное, малиновое. Свет, струящийся с потолка, окрашивает дымящиеся разноцветные шарики в почти одинаковый серый цвет. Сверкающие порционные ложечки застыли в сосудах, наполненных водой. На поверхности воды разводы от мороженого. Силуэты молодых людей, свободно и без всякой нарочитости радующихся жизни, замерли перед замками из мороженого, из которых торчат разноцветные бумажные зонтики.