Анатолий Азольский - Женитьба по-Балтийски
Кого именно — не уточнил, болезнью этой равным образом страдали и командир, и помощник, и Алныкин, который службой почти не занимался, а кружил мыслью вокруг благоустройства дома, упорством и безрассудством напоминая слепую лошадь на шахте.
Лишь на следующий день случайно выкраденная в эфире новость стала официальным известием. В Москве произошло что-то важное, Алныкина тоже касающееся, потому что из особого отдела базы прибыл майор с его пистолетом. Командир БК отсутствовал, помощник вдоволь покуражился, упирая на то, что упомянутые в расписке «и патроны к нему» следует понимать так: сорок один патрон!
Пришлось майору отправиться на «Софью Павловну» за недостающим боезапасом, метнув на помощника злобный, как в исторических романах, взгляд.
А утром он вновь заявился на катер. Под театрально громкие причитания помощника майор повел Алныкина на буксир и все четыре часа плавания не позволял ему подходить к борту. Показал командировочное предписание — лейтенанту Алныкину прибыть в Министерство внутренних дел ЭССР.
В полдень 10 июля Владимир Алныкин ступил на землю древнего Таллина, морякам русского императорского флота более известного как Ревель. Год прошел с того дня, как здесь началась его офицерская жизнь.
Черный «ЗиМ» ожидал их в гавани. Жена бригадного минера, прибывшая на том же буксире, послала Алныкину воздушный поцелуй. Хлопнула дверца, машина покатила, мимо проносились дома и прохожие. Светило солнце, сизые голуби прыгали по Ратушной площади.
Доехали до Министерства внутренних дел, майор повел Алныкина в бюро пропусков, куда-то позвонил. Пропуска не понадобилось, по широкой лестнице спустился молодой человек в сером костюме, ему майор и передал Алныкина, а новый сопровождающий слащаво спросил, как настроение у лейтенанта, обедал ли, есть ли у него претензии к майору.
Претензий не было. Алныкина ввели в комнату, размерами, количеством телефонов и стульями похожую на ту, где хозяйничал адъютант командующего флотом. Нетрудно было догадаться, что за дверью кабинета — человек, обладающий большими правами.
Им оказался Янковский, белобрысый дохляк, как называл его про себя Алныкин.
На столе — чернильный прибор и подставка для карандашей, ни папки, ни книги, ни листа бумаги. Янковский, наверное, недавно обосновался здесь и не знал еще, чем заполнить пустоту. Выдвигал ящик за ящиком двухтумбового письменного стола, и ящики, судя по трескучему звуку, не содержали в себе ничего. В самом нижнем справа обнаружился перекидной календарь, Янковский обрадовался ему, нашел в листках день текущий, пометил его какой-то записью.
Алныкин сумел подсчитать: кабинет лишился бывшего хозяина пять дней назад.
— Вы меня помните?
— Так точно, — подтвердил Алныкин и сел поудобнее.
— И я вас помню… И надолго запомню. Произошли значительные изменения в расстановке кадров после известных вам событий в Москве. — Янковский задумчиво смотрел куда-то поверх Алныкина. — Одни пошли вниз, другие вверх.
Но и вы приложили руку к тому, что я здесь, в этом кабинете. Точнее — язык ваш… — Он перевел взгляд на Алныкина. — Выдержке вашей позавидуешь.
Разговор будет доверительным, скажу поэтому сразу: жена ваша здесь, за стеной, поговорим, и вы заберете ее, пойдете с нею, не знаю только, куда пойдете…
— Леммикки, — сказал Алныкин. — Через два «м» и два «к».
— Проверим.
Янковский развернулся в кресле, открыл сейф, достал папку, прочитал.
— Правильно… По некоторым данным в Ленинграде до революции проживало триста тысяч эстонцев, русских в Ревеле было меньше. Эти две нации очень несхожи, но смешанные браки отличаются крепостью и постоянством, такие уж эстонские женщины, страна хуторская и рыбацкая, мужья пашут либо землю, либо море, и если жены не будут им верны, то какой смысл пахать? Гулящая эстонка — угроза для нации. Всю войну я прослужил в эстонском корпусе, нигде не встречал таких исполнительных радисток, с одной из них меня дважды выбрасывали за линию фронта. Она стала моей женой, так вот…
Ослабил узел галстука, достал из кармана коробку «Северной Пальмиры». Открыл ее. Закурили.
— Так вот, — продолжал Янковский, меняя ударение и тему, — о вас, лейтенант Алныкин, много чего написано, кое-что в отношении вас готовилось, но — обошлось, вам ничто не грозит, вашу личную судьбу будет решать флот, только флот, и как он решит — неизвестно мне. Одно я знаю: жену вашу в Порккала-Удд не пустят, пропуска не дадут, потому что есть вещи, которые не отменишь и не изменишь. Отец, мать, место и время рождения — это как вписано в анкету, так и останется навечно. Жене вашей не учиться уже ни в Тарту, ни в Москве, ни в Ленинграде, высшее образование она сможет получить только в краевых и областных центрах. Иных последствий не будет, дело закрыто за недостаточностью улик, с жены, однако, взята подписка о невыезде, всего лишь, но и она отменится, как только вы исправите досадную оплошность.
Янковский открыл папку и полистал ее. Палец его уткнулся в какую-то бумажку.
— Леммикки Ивиевна Алныкина… Справка из гинекологического отделения больницы в Кохтла-Ярве, где жена ваша скрывалась, пока ее искали под фамилией Йыги, и по справке выходит, что она — девушка… Сравните: 24 мая сочеталась браком, а 4 июля еще девушка. Всегда будет соблазн поднять это дело, — Янковский побарабанил по папке длинными пальцами, — и возобновить следствие по факту фиктивного брака со всеми версиями, включая умысел, преднамеренность, расчет, основанный на сговоре с кем-то. Вам следует принять меры. Срочно. Немедленно устранить вопиющее несоответствие. К этой справке должна быть приложена другая, опровергающая ее, о беременности супруги, и как только эта справка появится, подписку о невыезде мы отменим.
Так что — спешите.
— Всего один вопрос… — Алныкин смотрел на папиросу — нет, не дрожала она!
А когда-то прятал руки в карманы шинели, скрывая дрожь пальцев, сплетал их, чтоб не выдать волнения. Ни в одном кабинете отныне страха не испытает он.
Леммикки сделала его свободным человеком. — Один вопрос: о настоящем отце жены. Этот… Ральф Лаанпере — был или не был?
На вопрос Янковский ответил вопросом.
— А был ли тот офицер, который тринадцатого марта сего года подвел женщину к ресторану «Глория»? Существовал он или, что официально утверждается, не существовал, а всего лишь — злостное измышление?.. Люди, лейтенант, только тогда люди, когда они запротоколированы и пронумерованы. А женщина, якобы получившая две тысячи рублей, до сих пор в больнице, и показаниям ее доверять нельзя. Вот вы, например, офицера того видели?
Молодой человек со слащавыми глазами и слащавой улыбкой отметил в приемной командировочное предписание и вывел Алныкина в коридор. Из какой двери вышла туда же Леммикки или она стояла там, ожидая его, Алныкин не понял — как и то, дрожала ли она, содрогаясь в беззвучном плаче, или это у него набежали слезы и он будто под дождем видел мерцающие коридорные плафоны и мокрое лицо метнувшейся к нему Леммикки. Они взялись за руки, ни слова не сказав, и быстро пошли вниз, к выходу; расталкивали прохожих, стремясь неизвестно куда, и вдруг оказались в подвальчике, полном тьмы и запаха кофе. Леммикки расплакалась и сказала, что всегда знала: Володя придет с моря и ничто ей грозить уже не будет. Злые, несправедливые люди хотели ее арестовать, но нашлись и добрые, приютили.
Вездесущая подруга уже стояла рядом, сгорая от нетерпения. Отведя Леммикки подальше от нее, Алныкин на ухо предупредил: им надо стать мужем и женой как можно быстрее, в Порккала-Удд девушек не пускают, такие уж строгие правила.
«Аста», — позвала Леммикки. Втроем спустились еще ниже, попали в какое-то питейное заведение, свет пробивался из-под пола. Грядущее событие Леммикки называла мероприятием, и подруги зашептались, не подпуская Алныкина к разработке плана, но признавая за ним право слышать их, ни о чем не спрашивая. Поначалу решено было взять консультантом одноклассницу Лайму, многое на свете уже познавшую, но той дома не оказалось. Настя вышла из телефонной будки и решительно заявила, что мероприятие они проведут своими силами. Оставили Алныкина у будки и побежали в магазин. Вернулись со свертками, Алныкин уже накупил цветов и поглядывал на часы. Настя помчалась домой, Леммикки сбилась в грамматике, ее клятва могла бы насмешить и умилить.
— Если произойдет больно, я старательно улыбаться…
Он пил на кухне фруктовую воду, мучила жажда, и кончились папиросы, как в тот день, когда он познакомился со школьницей, сейчас плещущейся в ванной.
Настя носилась из комнаты в комнату, предупредила Алныкина, что в его распоряжении один час двадцать минут, вполне достаточно, отец ее за это время делает полостную операцию. От лепета двух девчонок ломило голову, Алныкин окатил себя холодной водой. Настя, кажется, уже ушла. Он приоткрыл дверь, выглянул: та сидела на лестнице, воткнув кулачки в щеки, у ног — карманные часы с откинутой крышкой. Было сильное желание — поставить девчонку на ноги и дать пинка.
