Джеймс Донливи - Леди, любившая чистые туалеты
— Потрясающе.
— Благодарю вас. В ясные дни отсюда, разумеется, целиком виден Бруклин, можно даже следить за садящимися в “Кеннеди” самолетами. Поскольку вселялись мы в это здание первыми, а владелец его — наш клиент, то мы и решили воспользоваться приятной возможностью занять здесь самые верхние этажи. Ну-с, миссис Джонс, полагаю, вы не так уж сильно удивлены тем, что мы, если позволите прибегнуть к сильному выражению, призвали вас сюда. Вы ведь, разумеется, миссис Джоселин Гвиневера Маршантьер Джонс.
— Да.
— Не стоит так волноваться.
— Ну, на самом деле, я немного спешу. Сегодня в музее “Метрополитен” последний день выставки Шагала. Мне нужно поспеть на Мэдисон-авеню, а автобусы в этот час по центру ходят медленно.
— А потом вам еще придется пересечь город и выехать в пригород.
— Да. И меня томит неспокойное, чтобы не сказать тревожное, любопытство относительно повода, по которому вы захотели со мной повидаться.
— Да, разумеется. Прошу вас, не смотрите на эти папки с таким страхом. Просто дело получилось довольно странное, вот мы и сочли необходимым проявить — перед тем как обратиться к вам — определенную осмотрительность. Впрочем, кое-какие из загадок нам разрешить удалось. Вы несомненно являетесь поклонницей искусств. Каковым был и мистер Мак-Дурбрински. Видите ли, мы не сумели найти в его бумагах ни одного упоминания о вас. И я уверен, вы не будете возражать, если я задержу вас немного, пообещав, что задерживать дольше необходимого ни в коем случае не стану. Хотя, если желаете, мы готовы перенести нашу встречу, чтобы вы могли прийти на нее с вашими юридическими консультантами. А сейчас, если вы не против, я просто предоставил бы вам копии всех относящихся к сути дела документов и ознакомил вас с самыми существенными фактами. Уверен, вам будет интересно услышать то, что я имею сказать, так что давайте перейдем прямо к практической стороне дела, и я постараюсь изложить ее как можно быстрее. Могу я предложить вам что-нибудь выпить.
— Нет, спасибо. Но что я такого сделала.
— Миссис Джонс, я сознаю, что все это может оказаться для вас потрясением, особенно если учесть объем состояния, о котором идет речь. Но, в сущности говоря, никаких причин для тревоги нет. Мы действуем как единоличные душеприказчики мистера Мак-Дурбрински. Как вам, должно быть, известно, мистер Мак-Дурбрински был джентльменом до крайности замкнутым, если не сказать скрытным, и лишь немногие знали об истинном размахе его деловой деятельности, каковая охватывала далеко не одно только швейное производство с его основными продуктами, а именно дамским бельем и спальными принадлежностями.
— Мистер Саттон, я действительно думаю, что мне следует сказать вам — я не понимаю, о чем вы говорите, и не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.
— О, но мы уже скорым шагом приближаемся к этому. Не знаю, осведомлены вы об этом или нет, однако мистер Мак-Дурбрински был также финансистом, основателем нескольких хорошо известных ныне американских компаний, в которые он вложил немалые средства, — главным образом тех, что подвизаются в электронике, британском банковском деле и компьютерной индустрии. Что и объясняет причину, по которой относительно небольшое швейное предприятие, куда меньшее, скажем, чем “Братья Митчелл”, позволило мистеру Мак-Дурбрински стать столь состоятельным человеком. Уже многие, как вы знаете, годы страдая от почечной недостаточности, мистер Мак-Дурбрински незадолго до смерти распродал почти все свои долевые паи. По счастью, это случилось в то время, когда цены на них сложились особенно высокие. Так что, к полной, возможно, для вас неожиданности, состояние мистера Мак-Дурбрински, с той точностью, с какой его пока удается определить, может исчисляться суммой, весьма значительно превышающей двадцать восемь миллионов долларов или около того — по нынешним оценкам. А мы, смею сказать, подсчетов еще не закончили. Да. Я вижу, вы сильно удивлены. Мы тоже.
— Могу ли я все-таки попросить, мистер Саттон, чтобы вы объяснили мне, о чем вы говорите. Пожалуйста. Мне, разумеется, лестно, что выбор ваш пал на меня, однако надеюсь, все ваши речи не являются прикрытием некоторой разновидности торговли белыми рабами. И мне не следует готовить себя к необходимости с криком бежать к лифту.
— Ха-ха, что ж, вот теперь я могу поверить, что вы и мистер Мак-Дурбрински были друзьями и что вы должны немало знать о его делах.
— Друзьями мы с мистером Мак-Дурбрински никогда не были. И о делах его мне решительно ничего не известно.
— Понятно. Ага. Хорошо. Конечно, он был господином более чем осторожным. И полагаю, при размерах его состояния, мог производить впечатление человека, если позволите так выразиться, прижимистого и чрезмерно консервативного. Как вам известно, найдутся люди, которые могли бы поддаться искушению охарактеризовать мистера Мак-Дурбрински в выражениях куда более сильных, назвав его, скажем, скупердяем, однако не будем плохо отзываться о мертвых. Но, как вы, безусловно, знаете, многие очень не любили его и, как вы опять-таки знаете, несколько лет назад это привело мистера Мак-Дурбрински к продолжительной и ожесточенной тяжбе с родственниками, по счастью благополучно завершившейся, хотя в ходе ее были высказаны обычного свойства угрозы и притязания, разумеется абсолютно безосновательные, что, полагаю, и объяснит вам, почему мистер Мак-Дурбрински оставил завещание столь оригинальное и, льщу себя надеждой, способное принести вам, миссис Джонс, столь значительную выгоду. По сути, тут присутствует сходство с делом, которое рассматривалось, сколько я помню, не так уж и давно. И подобные которому могут, без нашего о них ведома, втайне проворачиваться по всей Америке.
— Боюсь, что мне снова придется прервать вас, мистер Саттон. Мне ничего не известно о делах, давних или нынешних, на которые вы намекаете. Я со всем вниманием слушаю вас, стараясь уловить хотя бы намек на смысл всего вами сказанного, но на деле так и не получила ни малейшего представления о том, какое, боже ты мой, отношение имеет ко мне мистер Мак-Дурбрински.
— О, но ведь вы же были знакомы с мистером Мак-Дурбрински.
— К сожалению, нет, если, конечно, душа моя не переселялась удивительным образом в кого-то другого. Я ни разу в жизни не слышала об этом человеке и не встречалась с ним.
— Понимаю.
— И честно говоря, я вообще представления не имею, зачем я здесь нахожусь и о чем идет разговор. Насколько мне известно, неоплаченных счетов за дамское белье у меня нет. На самом деле я сижу перед вами и гадаю, что же я такого натворила и почему меня вознамерились преследовать по суду. И во сколько мне обойдется тяжба или ее улаживание. Хотя, во сколько бы она ни обошлась, у меня таких денег все равно не найдется.
— Понимаю. Ну-с, простите мне мой смешок, от судебного преследования вы более чем далеки. Как и от понесения издержек, если, конечно, не считать наших гонораров — гонораров душеприказчиков, каковые суммы будут просто вычтены из состояния в целом.
— Мистер Саттон, я уверена, произошла какая-то путаница с установлением личности и все, сказанное вами, следовало сказать кому-то другому. И, извините, мне действительно пора идти.
— Прошу вас, миссис Джонс, простите, если я настою на том, чтобы вы задержались еще ненадолго. Разумеется, вы более чем вольны уйти, но я бы вам этого не советовал. Нам очень не терпится прояснить это дело, и думаю, вы поймете, по какой именно причине, когда услышите все, что я хочу вам сказать. Впрочем, я уже понял, что обязан дать подробные объяснения. Из коих вы, не сомневаюсь, поймете, почему предполагалось, будто вы знали мистера Мак-Дурбрински.
— Да не знала же я его. И никого с похожей фамилией не знала.
— Ну-с, мистер Мак-Дурбрински был по происхождению русским евреем, а “Мак” прибавил к своей фамилии Дурбрински, поскольку желал ощущать себя в большей мере причастным к проводимому в День святого Патрика параду, за каковым он неизменно наблюдал из окон своей квартиры на Пятой авеню. Это, разумеется, шутка. Уверен, у него имелись иные причины. Простите, миссис Джонс, я вижу, она вас не позабавила.
— Нет. В самом деле, нисколько. Не потому, что она ничуть не смешна, просто я, если говорить прямо, до смерти перепугана, поскольку не могу понять, что здесь происходит.
— Прошу меня извинить. Видите ли, хоть нам и не удалось найти ничего такого, что указывало бы на какие-либо отношения между вами и мистером Мак-Дурбрински, мы все же были совершенно уверены в существовании между вами некой личностной связи. И я прошу у вас прощения за наши предположения и за внушенную ими тревогу, которая, как я теперь ясно вижу, вас снедает.
— Да. Снедает.
— Что ж, тогда перейдем прямо к делу, к конечной его, как принято выражаться, сути. За вычетом издержек, связанных с похоронами, а также некоторыми относительно мелкими долгами и расходами, вы, если исключить из рассмотрения его экономку миссис Келли, являетесь, согласно последнему волеизъявлению мистера Мак-Дурбрински, единственной его наследницей, получающей все и вся, чем он владел ко времени своей кончины, то есть всю реальную материальную и интеллектуальную собственность, какую нам удалось на сегодняшний день выявить. Видите ли, на самом деле мы должны были обратиться к вам раньше, непосредственно после смерти мистера Мак-Дурбрински, однако нам пришлось разбираться с кое-какими досадными притязаниями, плюс с еще одним именем в книге соболезнований, оказавшимся, как выяснило проведенное нами расследование, фиктивным.
