Глеб Шульпяков - Город "Ё"
В кустах, как двести лет назад, движется и не движется река Барнаулка. Впадает она в Обь, которая течет на север через Новосибирск и впадает в Ледовитый океан, которому конца нет — и не предвидится.
Улицы города, как стапели, ведут к Оби. Мутная желтая широкая река скользит вдоль бетона (надписи краской: «Долой ФСБ! Власть НБП!»). На противоположной стороне шумит осока, плавни.
На тот берег тянется огромный мост — германский проект, апофеоз геометрии семидесятых. С моста прыгают. В дни особых торжеств (или по пьяни) местная молодежь добывает адреналин, сигая с высоты в обскую стремнину.
Выныривая через неделю под Новосибирском, скажем.
Блуждая по улицам Барнаула, замечаешь, что конторы ритуальных услуг встречаются в городе чаще обычного. Но, как выясняется, с мертвечиной тут история вообще старая, темная.
Раскопки показали, что городище находилось под холмом у самой реки, где базарная площадь. Древние жили внизу, а своих мертвецов хоронили на видном месте сверху. При Советах в порядке борьбы с прошлым на холме устроился парк культуры. И каждое воскресенье жители стали ходить на погост — на карусели и пострелять в тире зайцев. Иногда, после сильных дождей, с песчаного склона намывало пригоршню позвонков или лопасть лопатки.
Но на это не обращали внимания.
В Барнауле похоронен известный русский поэт-имажинист, приятель Есенина, бонвиван и насмешник Вадим Шершеневич. Он умер здесь во время эвакуации, куда попал с театром Таирова. Жаль, что сейчас об этом мало кто помнит. Мы полдня кормили комаров на старом кладбище, но все же нашли черное в синюю искру надгробие из ламбрадора.
Низкая тенистая сосна, бурьян, в траве камень, на нем надпись: «Вадим Шершеневич. Поэт».
Кто будет в Барнауле, сходите к литератору. Имажинизм, богема, столица… И старое кладбище в самом центре материка.
Тоже судьба.
5.Барнаул действительно стоит в центре материка.
До большой воды здесь во все стороны одинаково, так что перед вами не город, а евразийский центр тяжести.
Вокруг которого наслаивается воздух, искажая все, что видишь.
Например, знаменитый памятник Пушкину. Лепили его к юбилею. Начинали с головы, но когда голова была готова, кончились деньги. Пришлось остальные части тела лепить из того, что осталось. Так в городе появился маленький Пушкин с головой дауна.
Другой перл — скульптурная композиция «мишки» в городском садике. Ваял их местный умелец, но когда памятник открыли, кто-то крикнул из толпы: «А мишки-то — ебутся!» Посмотрели все и увидели, что правда «ебутся».
И художник тоже увидел.
А увидев, с горя запил и помер.
Но памятник в народе так и называют: «Ебущимся мишкам».
Ну и последняя химера, памятник Ленину на главной площади. Вождь революции изображен здесь в движении. Втянув голову в плечи, мелким, но энергичным шагом, каким обычно ходят в уборную, когда приспичит, Владимир Ильич семенит через площадь.
Но где та уборная?
6.В Барнауле есть старый дом, в котором одно окно заложено кирпичом.
«Что такое? Почему?»
«О-о, — скажут вам загадочно аборигены. — Это старая история… Возьми пару „Ворсинского“, я расскажу тебе, как было дело.
Случилась эта история в те времена, когда Барнаул был самым богатым и благополучным городом во всей Сибири. Жили в этом доме два брата, и были они самыми богатыми и благополучными купцами во всей Сибири. Но однажды пробежала меж ними самая черная во всей Сибири кошка, и поссорились браться из-за француженки-гувернантки, и убил младший брат старшего, а потом закопал в подвале дома, который считался самым богатым и благополучным во всей Сибири.
Но Бог не Тимошка, видит немножко!
Не прошло и девяти дней, как ночью в окне появился призрак убиенного брата, выходил этот призрак на балкон каждую ночь и жаловался людям, как с ним обошлись. Многие люди города видели призрака, и убоялись его, посчитав дом самым нечистым местом во всей Сибири. И обходили с тех пор стороной.
Видел призрака и младший брат, да так испугался, что велел заложить окно кирпичом, но только кирпич не помог, и он все равно заболел и вскорости умер.
А окно так и осталось — заложенным».
Другая история случилась в городе по женской линии, называется она «Легенда о Голубой Даме», что закономерно: любыми химерами правит симметрия.
Поскольку с «Ворсинским» покончено, нужно разлить «Иткульскую».
Тогда рассказ продолжится сам собой.
«Жил-был в Барнауле городской голова, человек ни то ни се, пустое место. Но была у него красавица жена, чудо как хорошо игравшая на фортепьянах. И вот как-то раз встал в городе гусарский полк, и дали в честь него у головы бал. Там-то и познакомилась красавица со столичным офицером, и полюбила его всей душой и всем телом, как была, в голубом платье. Прошел месяц, и полк уехал, а хитрый муж все знал, да только медлил, и вот, прознав, что полк далеко, схватил он коварную за голубые фестоны и приковал цепями в подвале.
Там несчастная и скончалась в адовых муках.
А всем сказал, что жена померла от болезни.
Но Бог не Тимошка, видит немножко! Не прошло и девяти дней, как на лестнице из дома в сад стал по ночам спускаться призрак. И был этот призрак Дамой в Голубом Платье. Многие люди города видели ее, а некоторые даже слышали музыку на фортепьянах, которая звучала всякий раз, как эта дама в сад спускалась. И убоялись люди призрака, и стали тот дом обходить стороной. Однажды ночью увидел призрака и сам голова. И от ужаса случился с ним удар, и умер он, не приходя в сознание, тут же, на ступеньках».
Краеведы клянутся, что и сегодня эту даму можно встретить на лестнице — да! но по мне, эхо легенды не в садике, а на стенах Дворца бракосочетаний, что рядом, напротив.
Потому что стены у дворца — голубые.
7.Барнаул — давний город. Деревянные домики с резными окнами лепятся вдоль улиц, безнадежно ветшают и в один прекрасный день исчезнут, чтобы уступить место уродливым новоделам в московском стиле.
А жаль.
Потому что в этих пыльных улочках с наличниками и коноплей под забором — в этих площадях-пустырях — и кроется обаяние старого Барнаула.
Возьмите Базарную площадь с демидовскими плавильнями и старой аптекой, где Достоевский сочинил «Дядюшкин сон». Если подправить старинные фасады — расчистить в кустах Барнаулку — вымостить, в конце концов, улицы — и зажечь фонари, — получится исторический центр. Аутентичный фрагмент самого провинциального города в мире. Но кто за это возьмется?
8.Что делает Сибирь Сибирью? Пространство. Все, что не дальше полутысячи верст, считается в Сибири «рядом». Два часа по шоссе — никого навстречу! Мелькают деревни и скомканные, как промокашка, остовы иномарок на обочине.
Сростки, Суртайка (та самая). В Сибири ездят быстро, бьются часто. Отношение к жизни здесь и плевое, и героическое. В Белокурихе я познакомился с девушкой. Она рассказала мне, как работала почтальоном в соседней деревне. Как разносила пенсии и шла однажды полем без охраны. Как на нее напали, били молотком по голове насмерть — всего за тридцать тысяч рублями — и как она чудом выжила. И посадила убийц за решетку.
«С тех пор мне море по колено», — говорит она и идет на танцплощадку.
Танцует она лучше всех.
9.В Горный Алтай едут через Бийск, одну из наркотических столиц Сибири. При въезде в этот вогнутый, как тарелка, город на берегу реки Бии следует крикнуть в окно: «Здравствуй, Бийск! И Бия-мать!»
И водки выпить, конечно.
Водка, жидкая валюта, на Алтае предпочтительней твердых валют. Без нее в эти края лучше не соваться. Но водка — это еще и сибирская машина времени. Поскольку одолеть здешнее пространство, не выпив по дороге, невозможно. При мысли о том, что ехать пять часов, а за окном одни и те же виды, начинается паника. Но тут из сумки появляется водка и — ап! — стрелки часов начинают стучать в два раза быстрее.
Конечный пункт нашего путешествия — озеро Телецкое, поселок Артыбаш. Четыре часа на автобусе от Горно-Алтайска, столицы Республики Алтай.
Республика появилась в 1991 году и с тех пор неуклонно приходила в упадок. Горно-Алтайск можно считать его символом. Это город-призрак, декорации для «Сталкера». Зона. Витрины магазинов заколочены фанерой. Сквозь пустые окна заброшенного кинотеатра торчит конопля, растут березки. Улицы безвидны и пусты, остовы машин ржавеют на тротуарах. Тихо.
Меж домов видны зеленые сопки, которые стоят вплотную к городу, как в Шотландии. Сами шотландцы — то есть алтайцы — пьют катастрофически много. Пьют от безделья и нищеты, хотя пить им категорически воспрещается, поскольку алтайский организм не расщепляет спиртное, так что спивается средний алтаец в несколько раз быстрее среднего русского.
