Тома Лелю - Меня зовут Жанн Масс
– Я не знаю. Мне кажется, это не мое. Столько насилия. Столько лицемерия. Ты ведь знаешь, я романтик.
– Ты хочешь, чтобы мы стояли с протянутой рукой? А кто будет покупать мне Gucci? Кто будет водить меня в ресторан пить густое вино?
– Здесь я никогда не буду счастлив.
– Что ты предлагаешь?
– Я думал отправиться в Гваделупу, открыть там блинную.
– Ну да…
– Вечером будем организовывать посиделки и слушать диски с антильским зуком,[94] а днем – купаться голышом среди рыб-попугаев.
Я заключаю ее в объятия. Она приятно пахнет. Я ласкаю ей волосы, затем затылок. Мне еще хочется заниматься с ней любовью. Мы улыбаемся друг другу. Она говорит, что надо идти к остальным, у них там праздник. Мы принимаем душ и одеваемся. Открыв дверь, мы видим в коридоре людей. Какой-то тип в берете делает насмешливый жест в наш адрес.
Глава следующая
Толпа собралась невероятная, очень пестрая, прямо как на дне газеты «Юманите»[95] или в приключенческом фильме с плащами и резиновыми шпагами.
Мы с трудом протискиваемся вперед, по пути я жму две-три руки и закуриваю сигару. Нам удается пробраться на кухню, где мы надеемся найти бодрящие напитки. Я откапываю бутылку рома, лимоны и готовлю ти-пунш. Мы чокаемся и глотаем получившуюся смесь. Она значительно улучшает действительность.
Кухня – исключительно приятное место, даже если липнет пол. Мне хочется в туалет, куда я и направляюсь. По счастью, там не занято, и я сразу же вхожу.
В спешке забываю закрыть дверь на щеколду, и как только я собираюсь отлить, ко мне врывается какая-то абсолютно пьяная девушка. Она жалуется на тошноту. Я предлагаю ей подождать, но она отвечает, что ждать не может, тогда я начинаю писать, а она наклоняет голову и начинает блевать.
Ситуация длится довольно долго, пока я не опустошаю свой мочевой пузырь в непосредственной близости от ее лица и волос. Это зрелище спустя несколько минут после наших упражнений с Сабриной, кажется, разбудило мой орган, и у меня на какое-то время появляется желание мастурбировать прямо у нее на глазах, но в силу ряда причин я отказываюсь от этой мысли.
По телу пробегает дрожь, когда я вижу Сабрину, болтающую с высоким усатым блондином, и я бегу к ним. Сабрина знакомит меня с ним. Он широко улыбается. Он работает на телевидении.
Я не слушаю их разговор, потому что мне не нравится общаться с усатыми людьми, более того, мне совсем не нравится, как он смотрит на Сабрину. Она обнимает меня и говорит мне: «Прекрати», но я киплю. Ненавижу таких типов, которые считают себя неизвестно кем, и все потому, что у них под носом усы. Тут я наливаю себе еще пунша и увожу Сабрину на танцевальную площадку, где вся толпа суперhappy.
Музыка – высший класс, и алкоголя в изобилии. Мне очень хочется танцевать, и, так как Сабрина немного скованна, я показываю ей, как двигать корпусом. Я говорю себе, что меня все любят… Мужчины, женщины, животные, предметы. Я говорю себе, что все они хотят спать со мной. Я боюсь, и я счастлив. В заднице я видал Стивена Сигала! Я Спектромен, я Жан-Жак Гольдман, я – Человек-слон! Я весь в музыке, из музыки, я сам – музыка, я реклама Wanadoo, и я вспотел под мышками.
Бенж вытащил Leica, подаренный как-то Казимиром. Он фотографирует всех подряд, особенно Клода Берри,[96] исподтишка. К Клоду подходит с приветствием Виктор Харрис,[97] который дарит ему бутылку Chateau Margot`98, поздравляя с днем рождения; Виктор объясняет, что они были в кафе Rue и накатили перед тем как прийти сюда, и именно поэтому у них отсутствующий вид.
Я спрашиваю у Бенжа, нельзя ли раздобыть коки: экстра или чего-нибудь еще. Бенж протягивает мне бокал с MDMA,[98] и я делю его с Сабриной, потом мы уходим с танцевальной площадки, потому что там рекламисты импровизируют на тему пого.[99]
В углу развлекает публику Арно, и мы подходим к нему. Я щипаю его за ухо в знак приветствия. Арно тоже здоровается с нами и продолжает дискуссию с двумя рыжими девушками:
– Кто лучший в спорте? Кто лучший в музыке? Кто приносит больше всего бабок? Blacks! К тому же они самые высокие и веселые.
– Что за пургу ты несешь, – замечает одна из девчонок.
– Ты так говоришь, потому что сама не негритянка, но подожди несколько лет и увидишь. Как только появляется сила, в чем-то нас превосходящая, мы сразу боимся. Сила черных намного превосходит белую культуру, которая зиждется на школе, морали, на принципах и, безусловно, заслуживает внимания, тогда как blacks растут в условиях более богатых и сложных традиций, чем наши. Культура тела, магия и искусство – все это получило у них большее развитие. Отсюда и большая способность к преодолению собственного «я», повышенная чувствительность и мечтательность. Блин, да почитайте Клода Леви-Стросса![100]
Девушки уходят, а я обращаюсь к Арно:
– С какой из них ты хотел уйти?
– Я не клею их, я обмениваюсь мыслями.
– А, так значит, теперь тебе нравятся черные?
– Мне надоело быть белым.
– Не, у меня… Черные не моя фишка. У меня скорее теннис.
– Ты расист, что ли?
– Да, но в хорошем смысле этого слова.
– Мне рассказывали, что в Литве есть один бельгиец-мусульманин.
– Не понимаю.
– С сегодняшнего вечера я решил изменить цвет.
– Так ты типа Мишель Либ[101] для публики попроще?
– Именно… А ты вроде Пьера Башле[102] -девственника.
– У тебя не найдется К?
Мы ищем Джозефа, а он «пудрит себе нос» на углу стеклянного столика. Он предлагает нам полоску коки, и, поскольку кока отменная, мы затягиваем ее в наши носовые пазухи и чувствуем, что вставляет по полной программе. Джозеф – административный директор в журнале мод, он super clever.[103] У Джозефа красивейшие глаза. Я чувствую чью-то руку на своем плече и оборачиваюсь. Мне что-то пытается сказать Бенжамен, но я ничего не слышу. Он орет мне прямо в уши, что только что приехал Человек-невидимка.
Я говорю ему, что чувствую себя паршиво. Он улыбается. Я хочу съесть пирожное-мадленку от Commercy, но у меня не получается. Мадленка выскальзывает благодаря пластиковой упаковке.
Сабрина танцует в одиночестве, далекая и красивая. Слишком красивая. По моим вискам стекает пот, похожий на желе. Мне кажется, что я пустая баночка из-под «Нутеллы».
Отступление«По департаменту наши показатели составили более 50,6 %. Это значит, что проголосовали 35 315 из 70 000 зарегистрированных граждан. Если рассмотреть данные по каждому округу, то можно отметить следующее: в первом округе 56 % приняли участие в выборах, во втором – 39,17 %, в третьем – 49 %. В прошлом году общий показатель по департаменту был менее 36 %».
Глава следующая
Я бегу к выходу, размахивая пилочкой для ногтей, и понимаю, что блондин по имени Майкл Двин Фаер Страйкер пытается от меня сбежать. Коридор ведет прямо на кухню, а кухня выходит в парк. Я не позволю ему вот так взять и смыться! Он бежит передо мной на расстоянии десяти метров и благодаря своим кроссовкам Nike легко преодолевает стену. Я следую за ним и падаю в яму. Моя щиколотка производит странный звук. Я издаю крик, но потом поднимаюсь, несмотря на боль.
В тот момент, когда я поднимаю голову, на полной скорости подъезжает автомобиль и со всего размаху наезжает на беднягу Майкла. Его отбрасывает метров на пятнадцать. Машина останавливается. Слышно, что в ней слушают Херби Хэнкока[104] по МРЗ-плееру. Водитель снова отправляется в дорогу и исчезает в ночи, как Зорро, показывая палец в окно.
Небо разряжается крупными холодными каплями дождя, а я ковыляю к телу, лежащему на шоссе в странной позе. От удара, должно быть, сломался позвоночник.
Дождь и кровь стекают в яму, образуя небольшую канаву. У человека открыты глаза, он вроде бы дышит. Я пытаюсь поговорить с ним:
– С рыбалки?
– Мне больно.
– Что ты несешь?
– Я умираю!
– Нет…
– Я подыхаю, помогите мне, вызовите скорую!
– Вызовите что?
– Скорую!
– Зачем?
– Чтобы отвезти меня в травмпункт, идиот! Куда еще можно меня везти?
– Слушай, думаю, нам лучше остаться здесь, а? Вдвоем, как влюбленная парочка. Думаю, ты уже натворил достаточно глупостей.
– Я ничего не сделал!
– Хочешь жвачку?
– Да… Неплохо бы.
– Открой рот.
– Спасибо.
– Жуй хорошо… Почему ты так на меня смотришь?
– Мне больно.
– Мне тоже больно, я свернул лодыжку.
– Я не хочу умирать.
– Как так?
– Ну не хочу умирать, и все!
– Никто не хочет умирать.
– Почему? Я знаю таких людей.
– Да, а кто? Перечисли имена, посмотрим.
(Он думает.)
– Фабрис.
– Кто это такой?
– Не знаю. Честно говоря, я просто так сказал: «Фабрис», но на самом деле не знаю его.
