Василь Ткачев - На всё село один мужик (сборник)
– Врешь? – не поверил Егор и зло плюнул. – Врешь! Откуда они знают о тебе? Откуда, ты вот скажи мне? Ты кто такой?! Кто?!..
– Знают как-то же.
– А почему тогда меня не побеспокоили? Я что, в тюрьме сидел или, может, вредил где в другом месте? Ответь!
– Этого, братка, я не знаю, – парировал Петро и тайком улыбнулся. – Почему ты вышел там, в городе, из доверия, сказать не могу. В книжке ведь и твой телефон имеется. А не позвонили. Значит, не заслужил.
Егор, ничего не сказав больше соседу, вдруг решительно потопал завтракать. На столе уже стояла сковорода с поджаренной аппетитной курятиной. Маруся прикрыла ее крышкой, чтобы не остыла совсем, а картофель подала к столу сразу, как только показался на пороге старик.
– Что там Петро делает? – поинтересовалась, как бы между прочим, жена.
– Врет! – Егор подсел к столу, взял ложку, подержал ее в руке, а потом резко положил на прежнее место. – «Не заслужил». Вы слышали такое, люди? Это я не заслужил? Я? – Немного успокоившись, спросил: – Ты это, старуха, последним временем никаких звонков не принимала?
Маруся подняла на Егора глаза:
– Нет, никто не звонил. А почему это ты спрашиваешь? А? Даже мне интересно стало.
– Отстань хотя ты!.. А ему, видите ли, из самого Минска был звонок, говорит! – не мог успокоиться Егор. – Врет! Как думаешь – врет, негодяй?
Жена пожала плечами:
– Почему же не могут быть звонки? Вполне могут. Там у него сын и дочка. Тарабанят часто. Ешь давай, не сиди! Или тебя кормить надо, как малого ребенка?
Еда не лезла в рот старику. Он толкал ее и так и сяк – давился. Голова была забита другим. Егор начинал верить Петру, понемногу смирился с тем, что его якобы в самом деле обошли опросом, и он начал вспоминать, где бы действительно мог так навредить, что даже сейчас, в такое ответственное время, когда решается вопрос с химзаводом, на него махнули рукой: сиди и не рыпайся, ты не заслужил. Ругался с председателем колхоза? Было. За правду бился. Ну, вырвался мат, так рот же не зашьешь. А больше?.. Так больше и нет, кажись, погрешностей. Одни плюсы: принимал, участвовал, создавал…
Позавтракав, Егор решил сходить к деревенскому примаку Цуцику, тот недавно вернулся с зоны. Если уж и у него интересовались, рассуждал старик, то надо принимать меры. Немедля. Сегодня про химзавод не поинтересовались, завтра на выборы не пригласят… Совсем сядут на голову. Заклюют.
– Куда это ты? – встретилась старику во дворе Маруся с охапкой дров.
– Тебе все знать надо! – надулся Егор. – Народный контроль. Что, и выйти нельзя? А тут, дома, ты меня зажимаешь. Ну и дела! Со всех сторон агрессия. Пропусти, не стой поперек!..
Егор исчез за калиткой, поковылял на дорогу, а старуха все еще слышала его хрипловатый голос:
– Возьмите мой процент. Нате. Держите. Я разве против? Только сперва спросить надо… У таких, как я, людей… А то вы, городские, там напроцентите… Не пожалею… Отдам… Конечно, у Петра сын в городе, дочка… Конечно… Я разберусь… Но и я ж знаю, куда свой процент приткнуть… С какой стороны… За кем за кем, а за Егором не станет… Так что имейте в виду, мои дорогие!..
Эстет
Пивоварчику двадцать лет, а не скажешь: бородка, которую он отрастил «для солидности и важности», как сам признается, больно уж реденькая, длинная и узенькая книзу, заметно старит молодого человека. Однако он этого, похоже, или не понимает, или не замечает, дома же ему подсказать некому: Степан живет один. А дом его – это небольшая комнатушка в общежитии строительного треста, которую выбил ему руководитель студии «Дизайн-арт», где сегодня Пивоварчик числится специалистом по интерьерам офисов. Да-да, офисов. Если уж брать, то широко. Масштабно. Где еще он может показать себя так, как не там, средь крутых парней и не менее крутых девушек. Одна из них, в общем-то симпатичная молодая барышня, как-то сама напросилась в гости к Степану, он не смог отказать (хотя внутреннее сопротивление было) и привел девчонку в свою комнатенку, а та взяла и в ладоши захлопала, приятно удивляясь:
– Да тут же, мама моя, жить можно! Такая красота!..
Другого Пивоварчик услышать и не ожидал: все же он дизайнер, а не лишь бы кто, и для себя постараться считал первым делом, чтобы не говорили потом: сапожник без сапог. Нет, так не скажешь: комнатку он действительно превратил в райский уголок – залюбуешься. Хоть и на втором курсе всего лишь учится в институте, заочник, а сразу понятно – голова у парня имеется.
А девушка продолжала:
– Можно, Степан Павлыч, мне пожить у тебя? А то ездить далеко. Не тебе говорить – знаешь, где живу… Да! Если не знаешь, могу сказать…
– Я не против – живите. Для гостей у меня раскладушка предусмотрена. Выдерживает свыше ста килограммов. Но что по этому поводу муж скажет?
– Он не бросится меня искать.
– Как это?
– Просто. Сказал, чтобы не приходила. Вот я и не приду. Ну, что ты молчишь, Степан Павлыч? Растерялся, вижу?
Хозяин уютной комнаты не растерялся, он посмотрел, что есть у него в маленьком холодильнике, потом притворив дверку, спокойно изрек:
– Два дня продержимся. А там – аванс. Ну, устраивайтесь, будьте, как дома.
– Как дома – не хочу! – сделав губы трубочкой, притворно-наигранно сказала девушка. – Дома мне плохо. Неуютно. Я жажду, я желаю, чтобы мне было просто замечательно тут, у тебя, а, Степан Павлыч? Может, не будем выкать? Мы же не на работе? Давайте, а? А то мы выкаем и тыкаем как-то сразу – перепрыгиваем с одного на другое. Между нами, как это несложно заметить, существует какое-то расстояние, натянутость. А в такой, хотя и уютной, но довольно все же тесной комнатушке, да еще на «вы»? Ерунда получается. Согласен?
– Можно… будем… – пробубнил Пивоварчик, хотя сам не мог понять до конца, чего вообще хочет от него эта девушка.
– Ура-а!
– Потише, у нас тут у соседей малые дети. Возможно, спят…
– Я также мечтаю о ребенке, – девушка томно потянулась, обнажила икры, коротенькая юбочка поднялась вместе с руками. – Угу. Для того и замуж выскочила, а мой категорически не хочет ребенка. Дурак потому что. Не смотрит вперед, как вот ты… Государство бы нам денег заплатило больше, чем я получу в своей шарашке за те три года, что была бы в декрете. Теперь за первенца подбросят хорошо денежек, не говоря уже про второго. Но куда же, однако, я разогналась, дуреха? Хотя бы одного… пока. Когда-то же надо начинать. А ты, Степан, о ребеночке не мечтаешь?
– Как-то не думалось…
– А я только этим и живу…
– Тогда… тогда не по адресу, наверное?
– Почему же?
– Хочешь, чтобы признался?
– В чем?
– У меня еще не было девушки. Никогда.
– Врешь! Ну, врешь же!
– Вовсе нет. Не бы-ло!..
– А когда же предвидится она у тебя, девушка?
– В двадцать два я только начну о ней думать.
– А не поздно?
– У меня все рассчитано, все разложено по полочкам: где, что, когда, как.
– Интересно, однако!.. Первый раз встречаю такого человека. Такого ископаемого. Не веришь?
– Верю. Нас таких мало. Но есть. Вот что… Я… мне надо в город по делам. А ты раздевайся, отдохни. Если захочешь поклевать чего, найдешь в холодильнике. Запомни: все, что в холодильнике, можно брать. Только там. Нигде больше. Ну, так я пойду?
Девушка помахала ему пальчиками, а потом кокетливо поднесла пальчики к своим губам, чмокнула их, а сама смотрела на Пивоварчика так, вроде бы он совсем никуда не собирается идти, а начнет вдруг медленно, не торопясь раздеваться, загипнотизированный ее чарами, а затем швырять свою одежду подальше от себя, потом протянет свои длинные и костлявые руки навстречу ей, и тогда она с небывалым порывом бросится в его объятия, и все на этом не закончится… На этом все только начнется… Девушка закрыла глаза: ну, где ты, любимый! Бери меня! Хватай! Коль я пришла, то знаю, зачем! Без цели не хожу! Бери меня! Делай, что хочешь! Степан, холера ты этакая!..
Степан спросил:
– Тебя, кажется, Люсей зовут?
– Люсиндой, – уточнила она.
– Запомню. Я скоро буду.
– Жду, Стёпа!..
Он вышел, не оглянувшись. Люсинда послала ему воздушный поцелуй, которого Степан не видел. Пока шел к серому четырехэтажному зданию, где находился профсоюз работников культуры, она занимала его голову. Нет, укорял он себя, вовсе не так надо было действовать с первой минуты, с того момента, как увязалась она за ним. Вон, Люсинда! Видели, чего захотела! В гости! Ну, если уж тебе так захотелось, то и веди в гостях прилично, а не заводи сразу разговор о детях. Так нет же, разогналась! Сразу, как говорят, берет быка за рога. Не на того напала, красавица. У меня дети будут, но позже, гораздо!.. Я только женюсь через десять лет – в тридцать. После института – аспирантура, защита кандидатской, а там, возможно, и докторской. Жена также должна быть достойной меня. Не Люсинда же!.. Люсинда, Люсинда… А у нее, оказывается, и действительно муж есть? Сказать честно, этого он и не знал, о муже завел разговор на всякий случай, когда напросилась немного пожить. Так есть у нее, в самом деле, муж или нет? Тут надо подумать, тут так, с наскоку, нельзя… А вдруг она пришла к нему… как к мужу, может, она спит и видит Пивоварчика папкой своего ребенка? Не пьет. Не курит. А теперь вот и бородку завел. Кто что заводит, он – бородку. Скорее всего, так. Ведь если же есть у тебя, Люсинда, муж, зачем тогда плетешь паутину вокруг него, значит, а? Для какой цели? Погоди у меня, разберемся!..
