Михаил Латышев - Мышонок
Неожиданно для самого себя, Ванька на цыпочках подошел к племяннику. Тому, видать, было жарко, и мелкие капельки пота выступили у него на лбу. Щеки пацана горели румянцем. Голубые тени лежали вокруг глаз, под подбородком (острым, как у Шилова) и под щекой, на измятой подушке. Ваньке стало жалко ни в чем не повинного ребенка. Хотя тот так страшно походил на Шилова, но в нем ведь и зайцевская кровь текла, он и сыном Марии был. Ванька почувствовал, что может заплакать, и недовольно буркнул про себя: «Этого не хватало!»
Мария внимательно смотрела на брата. Глаза ее успели высохнуть. Только на щеках остались следы от слез.
— Ваня, — тихо сказала Мария, — может, нам уехать из Березовки?
Ванька ответил сразу — видно, думал на эту тему:
— Так лучше всего. Люди всюду живут. На том же языке говорят, что и мы.
— А куда ехать-то? Страшно.
— Ну живи в Березовке, раз страшно. Только…
— Да знаю я, думала уже. Сын ведь, Ваня, ни в чем не виноват. Он-то при чем?
— Ни при чем. Но на чужой роток не набросишь платок. Рано ли, поздно, кто-нибудь скажет ему правду об отце. Поняла, нет?
— Что я там делать буду?
— Жить, елки-палки! Рабочие руки всюду нужны. А руки у тебя есть. С голоду не подохнешь.
— Страшно.
Ванька хмыкнул: что, дескать, на это ответишь?
— Ладно, пошел я, — он приблизился к Марии, собрался еще раз погладить ее по голове, уже протянул руку, чтобы сделать это, но на полпути опустил, резко отвернулся и выбежал из избы.
Мария подошла к окну. Внезапный страх уколол сердце — ей показалось, что кто-то следит за ней с улицы. Она испуганно вскрикнула и заметила, что тот, следящий за ней, тоже в испуганном крике приоткрыл рот, расширил глаза, отшатнулся от окна, пытаясь заслониться растопыренной пятерней. Не сразу Мария поняла, что испугалась собственного отражения. Поняв, принялась разглядывать себя.
За эти дни она очень похудела. Никогда, даже в самые тяжелые времена, глаза ее не наливались такой тягостной печалью. И хоть раньше Мария всерьез не относилась к богу, в эту минуту она повернулась в угол, где когда-то висели иконы, и перекрестилась:
— На все твоя воля, господи. Прости меня, грешную.
Сын что-то пробормотал во сне, освободился из-под старого пальто, которым был накрыт, и привольно раскинулся, беззвучно шевеля губами. Румянец на его щеках поблек. Голубые тени растаяли.
Со слезами на глазах смотрела на сына Мария, но были это слезы радости и умиления.
2
Утром Ваньку вызвали в правление. В председательском кабинете сидели два милиционера из района и кто-то седой, в невзрачном сером пиджаке.
— Известно, зачем вызвали? — спросил один из милиционеров, устало и хмуро.
Ванька ждал, что на него будут кричать, и тихий усталый голос милиционера еще больше насторожил его.
— Не совсем дурак, чай, — сказал второй милиционер, — должен догадываться.
— Должен? — усмехнулся первый. — Так и раскусить, казалось бы, с кем сошелся, тоже должен. А не понял ничего.
Милиционеры говорили друг с другом, словно давая Ваньке возможность опомниться, прийти в себя, хоть чуточку успокоиться, чтобы он мог потом связно и толково отвечать на их вопросы.
— Кстати, Зайцев, — сказал первый милиционер, — ты меня не признаешь? Это я тебя арестовывал, когда ты в магазин залез.
— Напомнили, узнал, — хрипло ответил Ванька.
Мужчина в сером пиджаке молчал, но по редким взглядам, которые бросали на него милиционеры, чувствовалось, что он среди них главный.
— Как считаешь, зачем мы тебя позвали? — спросил второй милиционер.
— Чтоб про Шилова рассказал.
— Ну вот, — с усмешкой повернулся второй милиционер к первому, — башковитый мужик, сразу обо всем догадался.
— А про что еще со мной говорить? Пока не набедокурил, — пожал плечами Ванька.
— Ну тогда давай про Шилова. Все, что знаешь, — постучал костяшками пальцев по подоконнику первый милиционер. — И договоримся — только правду, только правду.
— Скрывать мне нечего, — сказал Ванька, — хотя виноват я, конечно, здорово. Но вы его видели, этого Шилова, нет? Ни за что не подумаешь, что подлюга. Да и работящим был, этого у него не отнимешь.
— После расстрелов он обыкновенно вырезал из липы ложки, — подал голос мужчина в сером пиджаке, — не мог без дела сидеть.
Стало тихо. И милиционеры, и Ванька ждали, что мужчина еще что-нибудь скажет, но тот молчал, исподлобья разглядывая Ваньку.
— Как вы познакомились? Расскажи, — нарушил молчание второй милиционер.
— На целине. Случайно можно сказать. На вокзале. Откровенно говоря, не получился из меня герой — навострил я лыжи оттуда. На вокзале в Павлодаре встретил его. To-се, пятое-десятое, разговорились, выложили все друг перед другом и, вроде бы, понравились один другому. Мне его жалко было очень — он говорил, что у него вся семья в оккупацию пропала и что я напоминаю ему младшего брата.
Мужчина в сером пиджаке начал расхаживать по председательскому кабинету, подошел к шкафу, с которого свисал небольшой сноп сухой пшеницы, прикоснулся к одному из колосьев и сизая пыль запорошила его пальцы. Ванька следил за мужчиной, потеряв нить рассказа.
— Ну а дальше, дальше? — нетерпеливо спросил первый милиционер.
Ванька перевел глаза с мужчины на милиционеров, которые стояли рядом у окна.
— Приехали сюда. Он женился на сеструхе, если можно считать, что женился. По крайней мере, ребеночка сделал. А потом… Потом известно, что случилось…
— Странный народ, русский народ, — вдруг сказал мужчина в сером пиджаке. — Мягкосердечные мы какие-то. До безобразия мягкосердечные. Вот слушаю я вас, Зайцев, и недоумеваю: сейчас-то вы как к нему относитесь? Неужели по-прежнему жалеете? Судя по всему, нет. И все-таки жалостливые нотки проскальзывают. Я вас не осуждаю. Похоже, это наша национальная черта — хорошо относиться даже к закоренелым подлецам, даже убийц жалеть иногда.
— Да, такие мы, — согласился Ванька.
— Плохо это, хорошо? Как думаете?
— Думаю как? До сейчас никак не думал, а теперь надо бы подумать.
— Впрочем, — совсем другим тоном сказал мужчина в сером пиджаке, — мы отвлеклись. Про Шилова давайте. Про Левашова, точнее. На самом деле его фамилия Левашов.
— Все, что знал, сказал.
— Мало ж ты знаешь! — ухмыльнулся второй милиционер.
— А вы больше? — зло спросил Ванька. — Мое дело: знать мало. Чем меньше, тем лучше. Это вам, начальникам, все полагается знать. Я виноват, не спорю, но и вы…
— Зайцев, притормози, — с угрозой сказал второй милиционер. — Не о том рассуждаешь.
Мужчина в сером пиджаке кашлянул, милиционеры, одеревенев, повернулись к нему, и Ваньке еще яснее стало, кто из находящихся в кабинете главный.
— Хорошо, Зайцев, идите, — сказал мужчина. — Но советую забыть нашу беседу. Считайте, ее не было.
Ванька, почувствовавший, что ничто не угрожает ему, с вызовом спросил:
— А мужики станут приставать, что отвечать?
— Скажите, вызывали за прошлое. За магазин, — посоветовал мужчина в сером пиджаке.
— А вообще как мне быть после всего? — с болью спросил Ванька. — У меня же внутри все кричит… Не могу…
— Живи, как жил, — сказал первый милиционер.
— Не получится.
— Точно, не получится, — согласился мужчина в сером пиджаке. — Что-то новое начнется в вашей жизни.
Голос его был бесцветен и печален. Казалось, мужчина не только прекрасно понимает Ваньку, но и сам ощущает то же самое, что и Ванька, а, может быть, сильней и острей, и, может быть, по той же самой причине: винит себя в смерти деда Ознобина и странницы. Именно поэтому, выходя, Ванька внимательно посмотрел на него и решил еще раз поговорить с мужчиной. Но без свидетелей, если получится.
Перед правлением лежали неочищенные от коры сосновые бревна. На них Ванька и сел. Нервничал, достал из кармана помятую пачку папирос, закурил. Шагах в трех от него алели несколько жучков-пожарников, которые, замерев, грелись на солнце.
К Ваньке подошел незнакомый парень:
— Огонек есть?
— Прикуривай, — протянул ему спички Ванька и поинтересовался, кивнув в сторону правления. — С ними приехал?
— Ну? — то ли ответил на вопрос, то ли неласково спросил в ответ парень, — а тебе, собственно, какое дело?
— Этот, в сером пиджаке, кто? — не заметив нежелания парня говорить, задал новый вопрос Ванька.
Парень промолчал.
— Ух, елки-палки, тайна! — засмеялся Ванька.
— Не надо лишних вопросов задавать, спокойней спать будешь, — сказал парень.
В это время на крыльце правления появился мужчина в сером пиджаке. За ним шли милиционеры и неизвестно откуда взявшийся новый председатель колхоза. Ванька торопливо вскочил, вдавил недокуренную папиросу каблуком в землю. Мужчина в сером пиджаке направился к Ваньке. Сопровождающие его двинулись следом, но он легким кивком головы остановил их.
