Кэрри Фишер - Хуже не бывает
Еще одна дорожка наркотика. И ее дочь решительно не пустила свою мать.
Возможно, это объясняет, почему Сьюзан не вернулась к лекарствам после того, как отпала необходимость в Лукреции и отношениях с Тором. Почему она не затолкала ее обратно в клетку с помощью нескольких хороших таблеток в день, как предписано? Отчасти потому, что Сьюзан забыла, как это хорошо – знать, что можешь делать практически все. Она понимала, что это не совсем правда – да какая, на хрен, разница, – но оно казалось правдой, а это главное. И да, чувства и факты – не одно и то же, но что забавного в фактах, если они не провозглашают тебя королем? И какая оригинальная уловка для вечеринок – не принимать ничего и при этом балдеть.
И, кроме того, она никогда не воспринимала свой диагноз всерьез. Она в самом деле полагала, что у нее просто есть небольшие странности – все это не серьезнее, чем быть Девой по гороскопу, бэби-бумером или принадлежать к той или иной национальности. Это никогда не было вопросом первостепенной важности. Это Не Большая Проблема. Она не могла потрогать или увидеть это, и даже если ощущала, со временем оно всегда проходило. К чему зацикливаться? Лучше посмеяться и обратить все в шутку. Маниакальная депрессия – что это значит? Всего лишь «дурное настроение»? И удобный повод лишний раз принять лекарство или тема для занятного анекдота за обедом, просто одна из ее особенностей – ни больше ни меньше.
И уж точно это не психическое расстройство. Ни хрена подобного. Ничего ужасного и пугающего, так что забудьте об этом. Душевнобольные не могут работать и, разумеется, преуспевать. Тех, кого поразила душевная болезнь, помещают в госпиталь, или они живут в приютах, напичканные лекарствами, под наблюдением, а Сьюзан живет за воротами, в доме с бассейном и гостевым домиком с двумя спальнями. У нее много друзей и хорошая работа. Разве это похоже на историю душевнобольного? Не смешите меня. А если и так, тогда vive la maladie de votre tête[22] или как там говорят.
Первый психиатр, к которому она в итоге обратилась, сказал, что у нее, наверное, нечто под названием «гипомания», которая, как он объяснил, является умеренной формой маниакальной депрессии – более легкое расстройство второго типа, не такое тяжелое, как первого. Это звучало так, словно либо в соответствующем настроении вы прострелите себе руку, либо ничего не случится. Эти слова ровным счетом ничего не значили. Нелепость какая-то, решила Сьюзан и с усмешкой посмотрела на доктора. Все врачи стремятся поставить тебе диагноз, подумала она, причислить тебя к категории, наклеить этикетку или бирку. Сьюзан знала, что если позволит поместить себя в категорию, значит, может случиться так, что она уже никогда из нее не выберется, приговоренная прожить жизнь, будто запатентованный псих. Вы помещаете вещи в категории тогда, когда другие, более привлекательные, респектабельные места не желают их принимать. Пусть доктор думает, что хочет; а ей лучше забыть об этом.
Разумеется, после случайной передозировки несколько лет спустя этот вопрос вернулся. Но Сьюзан знала, что куда важнее излечить ее алкоголизм. И когда она принимала обезболивающие или галлюциногены в состоянии алкогольного опьянения, то полностью соответствовала этому определению. Вот это проблема. Зачем осложнять ее чем-то еще? У нее и без того хватает неприятностей из-за неумеренного употребления различных веществ, ей ни к чему другие отвлекающие вопросы, которые могут помешать ей изжить эту пагубную привычку.
Но после года, проведенного под знаком трезвости, Сьюзан стала замечать, что у нее все чаще случаются раздражающие вспышки – вспышки, которые, казалось, лишь усиливались со временем, досаждая ей с непредсказуемыми интервалами и перепадами. Это были то нескончаемые слезы, то дикие нервные срывы, она чувствовала себя слишком маленьким корабликом, неспособным укрыться от этих штормов. После очередного приступа раздражительности, превосходившего остальные, она пребывала в замешательстве, не зная, как оправдаться. Подчас ею овладевала ярость, и она не понимала, кто в этом виноват. Все это сильно ее беспокоило, поэтому она решила вернуться к докторам, которые некогда нацепили на нее эти малоприятные ярлыки. Может быть, теперь она чуть иначе воспримет их слова.
Может быть.
Но наравне с этими неуправляемыми приступами у нее бывали прекрасные периоды – периоды слишком чудесные, чтобы хоть ненадолго остановиться ради еды или сна, слишком замечательные, чтобы оскорблять их такими низменными реалиями, как слова. Стоит облечь что-то в слова – и тебе уже не о чем говорить. Дать чувству имя? Как? Не ты владеешь чувствами, они владеют тобой. Слишком сильные, чтобы не замечать их эти чувства наполняли ее энергией, толкали на поиск людей, мест или вещей, волнующий подъем заканчивался выплеском возбуждения. Сьюзан была не в состоянии надолго задержаться на одном месте, одной теме или одном человеке. Если это и есть маниакальная депрессия, значит, эта банковская ошибка в ее пользу. Так давайте же веселиться! Это не воспринималось как скачки с препятствиями, скорее казалось преимуществом, вносящим изюминку. Душевная болезнь? Почему? Она никогда не чувствовала себя лучше. Если это недомогание, значит, оно возникло из-за приступов обычной скуки, которые иногда случались в ее захватывающей жизни.
Но когда Лукреция покидала Сьюзан, то просыпалось чудовище, у которого не было имени – это она готова была признать, как некое заболевание, и тогда зло поражало каждую клетку ее тела. Это темное чудовище погружало ее в депрессию и высасывало свет из ее вселенной. Темное, крадущееся зло – состояние, которому не было названия, она вызывала это создание на поверхность из его адского логова.
Она не вписывалась в этот ландшафт и едва помнила, что была там. Почему она должна думать о чем-то столь болезненном и мрачном? Когда она как-то раз очнулась в такой ужасный тревожный день и обнаружила себя в этом мраке, за пределами охраняемых границ, она поняла, что ей, возможно, никогда не удастся выбраться. Как она могла забыть и, что важнее, могла ли она… нет, она уже не сумеет избежать этой жестокой, твердой хватки.
Так что Сьюзан отправилась к доктору, волоча за собой мертвый груз той радости, что умерла внутри ее. И, показав на демона, поселившегося в ней, она умоляла доктора взмахнуть исцеляющей рукой и изгнать его как можно скорее. Вернуть ее на путь удовольствий.
Сперва Сьюзан отправилась к доктору Маллигану, и он посадил ее на литий, от которого она растолстела, а ее кожа покрылась пятнами. Может, она и почувствовала себя лучше, но выглядела как дерьмо – какое же это улучшение? После нескольких месяцев этой постыдной пытки она бросила его и была готова удрать как можно дальше, даже если для этого придется покинуть страну. Она согласилась на тупую работу в Австралии, а когда у нее закончились эти мерзкие соли, в конечном счете отправившие ее дальше, чем она когда-либо была, все завершилось бестолковым путешествием по Китаю. Он казался таким близким на глобусе, всего лишь в нескольких дюймах. Сьюзан отправилась вместе со своим терпеливым братом, записывавшим на видео ее головокружительный подъем и полное падение в Шанхае. После этого она обратилась к доктору Вотерстоуну, который лечил ее разными антидепрессантами и новейшим стабилизатором настроения. Когда и это не сработало, она направилась к доктору Векслеру, за ним последовали доктор Коршак, доктор Лим и доктор Голдштейн. Каждый из них был вооружен своим списком лекарств, предназначенных для того, чтобы справиться с ее взлетами и падениями и привести в норму.
Сьюзан весело подумала: что же это за болезнь симптомами которой являются рост расходов, злоупотребление алкоголем и наркотиками и сексуальная распущенность? Это совсем не походило на симптомы – скорее обычный отпуск в Лас-Вегасе. Симптомы – это заложенный нос, воспаленное горло и жар. Самонадеянность и сообразительность не были симптомами, они были целью. Личностные особенности того, кто умеет этому радоваться и преуспевает в выбранной профессии, – здесь нечего исцелять, превращая человека в заурядного участника бега в мешках.
Те особенности, что диагностировали и пытались излечить доктора, были ее любимыми чертами характера. Она доверяла им выполнение не слишком грязной работы. Импульсивность делала ее особенной и отделяла от остальных. Уверенность в том, что грядут лучшие времена, романтические интерлюдии, безудержное остроумие и запредельные приключения – и это нужно лечить? Лучше вступить с ними в союз, придерживаться этой линии, ложиться с этим в постель, посылать записки с благодарностями и наслаждаться, пока оно длится, приберегите ваши лекарства для тех, у кого настоящие болезни, вроде пневмонии.
