Дэвид Мэйн - Ковчег
У лодки столпились люди, они выли, поднимали над головами детей, умоляя пустить их на корабль. Предсказать ответ Ноя было несложно:
— У вас уже был шанс.
Ну был, и что теперь? Я не могла не вспомнить пройденный мной путь, что привел меня на борт этой лодки. Мать умерла, когда я была маленькой. Отец стал брать меня в свои странствия, и я худо-бедно научилась объясняться на дюжине языков побережья. Когда отец погиб в кораблекрушении под Киттимом, случай свел меня с Хамом, и я получила возможность духовного развития. Я шла по этому пути нетвердым шагом, ошибаясь и спотыкаясь. Потом мы с Хамом поженились. Сложись жизнь иначе, и меня бы на этой лодке не было. Стояла бы в толпе и умоляла не бросать меня на погибель.
Я говорю о чувстве уязвимости, о котором забыл мой свекор. Впрочем, возможно, он никогда его не испытывал.
Ной бросил толпе:
— Молитесь Яхве.
Ну да. А к чему такое самодовольство? Клянусь, он даже губами причмокнул, словно смаковал отчаяние людей.
— Может, для малышей найдется место? — спросила я.
Он повернулся и смерил меня ледяным взглядом.
— Ты не смеешь такого предлагать. Не тебе судить.
— А кому? Тебе, что ли? — невольно вырвалось у меня.
— Яхве, — абсолютно спокойно ответил он.
— А как же дети?
Его глаза были как синие угли.
— У нас будет достаточно своих детей.
Отлично. Теперь, помимо всего прочего, всплывает вопрос о моем или моем с Хамом бесплодии. Может быть, Бера поделится и отдаст мне одного из двух детей, которых она где-то нашла, купила или откопала.
Вряд ли.
И тут я услышала рокот. Сначала я подумала, что это либо ветер, либо дождь пошел сильнее. Потом я решила, что это гром, а несколько мгновений спустя поняла, что ошибалась. Я кинулась в каюту позвать Хама, но он уже карабкался по лестнице, за ним Мирн и все остальные. Они, ежась под дождем, хлынули на палубу как кровь, пытаясь понять, откуда идет рокот.
Ной махнул рукой. На западе показалась толстая темная полоса, с каждой секундой она становилась все толще и толще. Темнее. Выше.
— Боже Всемогущий! — в ярости закричал Хам.
Лодка была обращена на запад, а значит, удар воды — этой стены, наводнения, приливной волны, потопа, как хочешь, так и называй — придется на нос корабля. Тут и я все поняла. Если бы удар пришелся по всей длине, нас бы перевернуло как чурбан, сокрушило и растерло как скорлупку. Очень страшно стоять на носу лодки и смотреть, как навстречу несется вал. На верхушке вала видны барашки грязной пены и серебристые вспышки света.
Меня обхватила рука Хама, он в бешенстве:
— Вниз!
— Но…
Хам со мной всегда был нежен и чуток. В тот день в первый и последний раз он применил силу. Он схватил меня и швырнул к люку.
— Не спорь!
Конечно же, он был прав. В нашу сторону катилась стена воды выше лодки. Вообще-то она была ниже, но тогда мы об этом не знали. Перспектива обманчива как страх. Мы были уверены, что волна сметет нас с палубы, словно метла. Мы рванули к люку, как вдруг до нас донесся крик, и я вспомнила о тех несчастных внизу.
Я ничего не могла с собой поделать. Я кинулась к перилам и глянула вниз. О Господи, лучше бы я этого не делала. Никогда раньше мне не доводилось смотреть в лица людей, которые знали, что через несколько мгновений погибнут. Надеюсь, больше я подобного зрелища не увижу.
На плечо легла рука Хама.
Я подняла взгляд. Казалось, вода так близко, что до нее можно дотронуться, стоит только протянуть руку. Рев стоял такой, что Хаму пришлось заорать мне в ухо:
— Илия, умоляю, вниз!
И даже когда я кубарем катилась вниз по лестнице, одна мысль, подобно собаке, гоняющейся за собственным хвостом, крутилась в моей голове: «Почему я, а не они? Почему они, а не я?»
Я боялась, что на мой вопрос нет ответа.
* * *Внизу было несколько тише, но гораздо теснее. Страх обрел физическую форму, о него можно было споткнуться. Яфет в истерике нес какую-то околесицу, и я была рада, что шум, доносившийся снаружи, его немного заглушал.
Когда лодку накрыла волна, шум перестал нас беспокоить. По всей лодке прокатился удар, нос так резко задрало вверх, что я почувствовала, как желудок куда-то проваливается. Потом он качнулся назад, но не остался в положенном ему месте и продолжил свой путь, пытаясь выскочить наружу, тогда как я сама рухнула на пол. Так продолжалось некоторое время.
Придя в себя, я обнаружила, что лежу ничком, втиснувшись в проход, который вел к загонам с животными. Сквозь шум дождя и волн я слышала гам, поднятый зверями. Мои пальцы сомкнулись на чем-то волосатом — оказалось, что в меня упирается голова Мирн.
Мирн лежала без движения, пока я не спросила:
— С тобой все в порядке?
— Думаю, да, — спокойно ответила она. — Мы плывем?
— Похоже.
— Мы не тонем?
— Насколько мне известно — нет.
— Это хорошо. С папой все нормально или его смыло за борт?
Вопрос меня озадачил. Я села:
— Пошли поглядим.
На палубе стояли Ной и Сим. Глядеть было особенно не на что, если не считать воды, верхушек пары высоких деревьев и нескольких водоворотов. Хотя, признаться, в гибели всего живого было нечто завораживающее, она приковывала к себе взгляд как всепоглощающее, разрушительное пламя. Повсюду плавали обломки — солома с крыш, палки от изгородей, тонущие петухи. Вода, покрытая пеной, была скорее коричневой, нежели синей. Мы плыли, и позади оставались холмы, что были рядом с домом. Они наполовину погрузились в воду.
Сим встретил меня вопросом:
— Где Хам?
— Наверно, внизу — ищет протечки.
Сим кивнул, а Ной с загадочным спокойствием произнес:
— Их нет.
— Ну да, — говорю. — Странно, что тебя не смыло.
— Одно из многих чудес, явленных Яхве.
— Да и волна не была такой уж большой, — вставил Сим. — Каких-то локтей двадцать. Достаточно, чтобы поднять корабль и при этом его не опрокинуть.
Ной кинул на него взгляд.
— Что уже само по себе чудо, — промямлил Сим.
Палуба под ногами качалась и кренилась. Я надеялась, что качка вскоре прекратиться, одновременно подозревая, что этого, скорее всего, не случится. Шел косой дождь, а среди туч не было видно ни малейшего просвета.
— Эти бедолаги, у корабля… — начала я.
— Ну и чего с ними? — резко спросил Ной.
— Они утонули?
— Слава Богу, да. Надеюсь, — пробурчал он в ответ.
Сим помедлил, а потом, соглашаясь, кивнул.
— Это отвратительно, — сказала я.
Ной посмотрел на меня. В его взгляде ясно читалось: «Хочешь к ним присоединиться — могу помочь». Вслух же он произнес:
— Они были грешниками.
— Все мы грешны, — напомнила я ему.
— Они были нечисты пред очами Господа, — с нажимом ответил он. — Пятно, которое нужно было смыть. Мир стар, ему тысяча лет, может, больше. Он исполнился мерзостью и устал от грехов. Сейчас он омыт и чист.
Старик, сияя, смотрел на воду, на очистительные волны, смывающие грех. Каждая черточка его лица дышала счастьем. У меня подкатило к горлу. Причиной тому была не только качка.
— Мужчины.
Он посмотрел на меня, и улыбка на его лице померкла.
— Только мужчина может назвать ребенка мерзостью. Ни одна женщина не сможет взглянуть на мертвого ребенка и испытать такое счастье.
— Илия, — сказал Сим.
— И только бог мужчин может продемонстрировать любовь к своим творениям, уничтожив их.
Ной помрачнел, его лицо стало похоже на небо, затянутое тучами.
— Не навлекай на себя гнев Божий, женщина.
Мне хотелось спросить: «Что еще Он может сделать после того, что уже сотворил?»
Хотя ответ был известен: Он призовет меня на Свой суд и ввергнет во тьму бескрайнюю, и так далее, и тому подобное.
Глаза Ноя сощурились и скрылись в морщинах, бескровные губы сжались. Он весь сморщился, как неспелый плод. Мне не оставалось ничего, кроме как повернуться к этим фанатикам спиной и пойти вниз.
* * *Это было десять дней назад. Ной оставался на верхней палубе около недели, корабль несло по волнам, а дождь все лил. Несколько раз на глаза попадались торчащие из воды верхушки гор, но такое мы видели редко. А дождь все лил.
Мне стало интересно, сколько же воды на нас выливается. Я выбрала одну бочку, и когда она наполнялась, выливала воду за борт. Бочка высотой в три локтя заполнялась за полдня, иногда даже быстрее. Осмыслить масштабы такого ливня было выше моих сил. Естественно, дело не в одном дожде — уровень воды растет не только из-за ливня. Может, поднялся уровень морей?
Что обо всем этом сказал бы капитан-финикиец, предсказавший затмение? Смог бы он объяснить происходящее, допустим, на примере лимонов? Каждый раз, когда я вспоминаю его, моих дядьев и женщин глав родов, меня терзает мука. Все погибли. Но я не могу позволить себе скорбеть о них: если начну, то уже не остановлюсь — слишком много людей сгинуло, целые народы, целые цивилизации. Я загоняю в глубь себя воспоминания о них и, вместо того чтобы скорбеть, измеряю уровень осадков или силюсь разобраться в происходящем.
![Валерий Вайнин - Но Змей родится снова? [Убить Змея]](/uploads/posts/books/54623/54623.jpg)
![Валерий Вайнин - Но Змей родится снова? [Убить Змея]](/uploads/posts/books/64763/64763.jpg)
