Мордехай Рихлер - Улица
— Бенни, что с тобой?
— Да ничего, — сказал он.
Бенни был низкорослый, тщедушный, с вытянутым, узким лицом и пухлым, поползшим на сторону ртом, его черные глаза кротко смотрели на мир. Большие не по росту руки он прятал в карманы. Казалось, он и вообще хочет спрятаться: как только представлялась такая возможность, он становился за стул или уходил в темный угол, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда Бенни провалил экзамены в девятом классе ФСШ, классный руководитель, некий мистер Перкинс, отправил его домой с запиской: «Данных к учебе у Бенни нет, но у него есть все данные, чтобы стать хорошим гражданином. Он честный, на уроках внимателен и прилежен. Я бы советовал обучить его ремеслу».
Прочтя записку, мистер Гарбер покачал головой, скомкал записку и сказал:
— Ремеслу? — Посмотрел на сына, снова покачал головой и сказал: — Ремеслу.
Миссис Гарбер сказала с нажимом:
— А ты что — не ремесленник?
— У Шапиро сын будет доктор, — сказал мистер Гарбер.
— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер.
Бенни потом извлек записку из мусорного ведра, разгладил ее, положил в карман и всегда носил с собой.
На следующий день после своего возвращения Бенни пришел к Эйбу в гараж — решил, что болтаться две недели без дела ему ни к чему. Эйбу это пришлось по душе.
— Как я вижу, за те годы, что ты отсутствовал, в тебе появилась основательность, — сказал Эйб. — Это хорошо. Пригодится в жизни.
Эйб работал не покладая рук, с утра до ночи, к тому же он верил, что с присутствием Бенни в гараже его дела пойдут еще лучше.
— Это мой младший брат Бенни, — говорил Эйб таксистам. — Четыре года оттрубил в пехоте, из них два на фронте. Крутой, скажу я вам, парень.
В первые недели Эйб был доволен Бенни.
— Он все делает медленно, — докладывался Эйб отцу, — и механик не Бог весть какой, но клиентам он нравится, так что со временем освоится.
Потом Эйб стал кое-что замечать. Когда наплыва клиентов не было, Бенни, вместо того чтобы воспользоваться передышкой и прибраться в гараже, уходил в угол потемнее — сидел там, трясся, сцепив руки на коленях. Когда Эйб увидел это впервые, он сказал:
— Что с тобой? Простыл?
— Да нет, ничего.
— Домой хочешь пойти или что?
— Нет.
Когда шел дождь — а весна выдалась дождливая, — Бенни куда-то пропадал, и Эйб рвал и метал. Но однажды в грозу Эйб, дернув дверь уборной, обнаружил, что она заперта.
— Бенни, — вскипел он, — а ну выходи. Я знаю — ты там.
Бенни не отвечал, и Эйб пошел за ключом. Дверь открыли и увидели, что Бенни сидит, забившись в угол, уткнув голову в колени, его колотит дрожь и, хотя в уборной холодно, по его лицу течет пот.
— Дождь идет, — сказал Бенни.
— Бенни, встань. Что с тобой?
— Уходи. Дождь идет.
— Бенни, я позову врача.
— Нет. Уходи, Эйб, прошу тебя.
— Бенни, послушай…
Тут Бенни затрясло так, будто его изнутри стегали кнутом. Когда его перестала бить трясучка, он тупо посмотрел на Эйба — челюсть у него отвисла.
— Дождь идет, — сказал он.
Наутро Эйб пошел к мистеру Гарберу.
— Ума не приложу, что делать с Бенни, — сказал он.
— Это все война, он не может от нее оправиться, — сказал мистер Гарбер.
— Один он, что ли, был на войне?
— Сын Шапиро — тот был офицер, — сказал мистер Гарбер.
— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер. — Дай ему отпуск, Эйб. Сделай так, чтобы он ушел в отпуск. Он хороший мальчик. Лучше не бывает.
Что делать в отпуску, Бенни не знал, поэтому он спал допоздна и повадился болтаться у Мейерсона.
— Белла, ну зачем он нам? — говорил Мейерсон. — Он мне нужен, как мне нужно заболеть раком.
— У него неладно с психикой, — рискнул предположить кто-то из картежников.
Впрочем, Белле явно нравилось, что Бенни весь день сидит около нее как пришитый, и немного погодя Мейерсон перестал роптать.
— А вдруг у парня серьезные намерения? — делился он с завсегдатаями. — С ее-то ногой и волосней на лице особо выбирать не приходится. Вдобавок он не мошенник, не то что сынок Губерманов.
— Ну это ты брось. Парень Губерманов попал в переплет. Незнакомый человек попросил его присмотреть за чемоданом, а тут — откуда ни возьмись — полицейские.
Наедине Белла и Бенни по большей части молчали. Она вязала, он курил. Когда она шкандыбала по лавке, он не спускал с нее тоскливых, испуганных глаз. В кармане у него лежало письмо мистера Перкинса. Время от времени Белла отрывала глаза от вязанья.
— Кофе хочешь?
— Не откажусь.
Часов в пять Бенни вставал, Белла шла к прилавку, давала ему стопку журналов — вечером он прочитывал их от корки до корки, а наутро приносил чистенькими. И снова весь день торчал около Беллы, глядел в пол или на свои руки.
Однажды Бенни в пять часов не пошел, как обычно, домой, а поднялся вместе с Беллой в ее комнату. Мейерсон проводил их взглядом и улыбнулся. Повернулся к Шубу и сказал:
— Если б у меня родился мальчик, лучшего сына, чем Бенни, я б себе не пожелал.
— Цыплят, знаешь ли, по осени считают… — сказал Шуб.
Бенни отдыхал несколько недель кряду — что ни день поутру садился у стойки, что ни вечер поднимался с Беллой в ее комнату; на шуточки, которые отпускали им вслед картежники, делал глухое ухо. Так все и шло, пока однажды ближе к вечеру Белла не позвала Мейерсона, оторвав его от сделки, наверх.
— Мы решили пожениться, — сказала она.
— Раз такое дело, я согласен, — сказал Мейерсон.
— И что же — ты нам ни счастья не пожелаешь и ничего такого? — спросила Белла.
— Твоя жизнь — тебе и решать, — сказал Мейерсон.
Свадьбу сыграли скромно, без приветственных речей, в маленькой синагоге, а когда церемония закончилась, Эйб хлопнул брата по плечу и сказал:
— Молодчага, Бенни. Ты — молодчага.
— Можно мне вернуться на работу?
— Разумеется, можно, почему нет? Ты вошел в норму. Я же вижу.
Бенни, однако, заметил, что отец его женитьбой недоволен. Всякий раз, когда кто-то из друзей Гарбера поздравлял его, он пожимал плечами и говорил:
— А сынок Шапиро женился на дочке Сегалов.
— Как же, как же, сынок Шапиро, — говорила миссис Гарбер.
Бенни вернулся в гараж и на этот раз всерьез впрягся в работу, чем очень обрадовал Эйба.
— Бенни-то, мой младший брат, — говорил он таксистам, — полтора месяца всего женат, а уже заделал ребенка. Да уж, он, скажу я вам, времени даром не теряет.
Бенни не только впрягся в работу, но даже изредка смеялся и, подстегиваемый Беллой, начал строить планы на будущее. Тем не менее время от времени, если в гараже было немного работы, Бенни замыкался и часами сидел в темном углу. Он проработал три, от силы четыре месяца, когда Белла отправилась в гараж — поговорить с Эйбом. Раскрасневшаяся, ликующая, вернулась она домой, в их квартиру на улице Св. Урбана.
— У меня есть для тебя новости, — сказала она Бенни. — Эйб собирается открыть еще один гараж на Маунт-Ройял, и заведовать им будешь ты.
— Но я не хочу заведовать, я не сумею.
— В новом гараже мы будем его партнерами.
— По мне, лучше остаться у Эйба.
Белла растолковала ему, что надо подумать и о будущем ребенка. Их сын, такой она дала себе зарок, не будет расти над «Табачными изделиями и напитками», в квартире, где даже душа нет. Ей нужен холодильник. Если откладывать деньги, они купят машину. А в следующем году, сказала она, уже после того как родится ребенок, они, по ее расчетам, накопят столько, что она сможет поехать в американскую клинику — оперировать ногу.
— Вчера я ходила к доктору Шапиро, и он сказал, что в Бостоне есть такая клиника, где творят чудеса, причем для них это повседневность.
— Он тебя обследовал? — спросил Бенни.
— Он был очень даже милый. И совсем не заносится.
— Он не вспомнил, что мы учились в одном классе?
— Нет, — сказала Белла.
В три часа ночи Белла проснулась и увидела, что Бенни забился в угол — сидит на полу, голову уткнул в колени — его бьет дрожь.
— Дождь идет, — сказал он. — Гром гремит.
— Ты же воевал: тебе ли дождика бояться?
— Ох, Белла, Белла, Белла.
Она потянулась погладить его по голове — он отпрянул.
— Послать за доктором?
— За сынком Шапиро, что ли? — Он прыснул.
— Почему бы и нет?
— Белла, — сказал он. — Белла, Белла.
— Я схожу к соседям, к Идельсонам, — позвоню доктору. А ты никуда не ходи. И не нервничай.
Когда она вернулась, его не было в спальне.
Мейерсон пришел в восемь утра. Вместе с мистером и миссис Гарбер.
— Он мертв? — спросила Белла.
— Сын Шапиро, ну тот, доктор, сказал, что смерть была мгновенной.
— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер.
— Водитель не виноват, — сказал Мейерсон.
