KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Андрей Коровин - Ветер в оранжерее

Андрей Коровин - Ветер в оранжерее

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Андрей Коровин, "Ветер в оранжерее" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Киевские поезда всегда волнуют меня. После института я жил в Киеве. У меня даже есть там сын, хотя это и кажется мне странным. Я не видел его лет двенадцать или тринадцать. Наверное, это не есть хорошо. Но что будет, если я его увижу? Есть ли в этом какой-нибудь смысл?

Раньше Киев мне очень нравился. Теперь же этот красивый город в моём сознании как-то связан с агрессией и злобой, которые в высшей мере присущи моей первой жене Оле.

Я стоял в узком вагонном коридоре, и вдруг из купе метрах в трёх от меня вышла женщина. Я не успел увидеть её лица, потому что она очень быстро повернулась и стала удаляться в противоположный конец вагона. У меня замерло сердце. Может быть, не замерло, а наоборот — сильно забилось, этого я сказать не могу. Но сердце забеспокоилось, это точно.

У женщины была изумительная зовущая задница. У неё была очень узкая талия и довольно широкие плечи, длинные ноги и крупная красивая задница, от которой я не мог оторвать взгляда. Ниже плеч свисали очень густые, тёмно-каштановые волосы. В конце коридора, за стеклом вращающейся двери женщина повернулась в профиль и стала что-то прикреплять на стенку, мне не было видно что. Но я увидел зато её большую и одновременно острую грудь, которая вполне уравновешивала задницу. Лицо показалось привлекательным.

“Это и есть проводница”, — с надеждой подумал я. Я боялся ошибиться.

Женщина справилась с тем, что она прикрепляла на стенку, и пошла по пустынному коридору. Только теперь она двигалась на меня. В руках она держала какие-то ключи и плоскогубцы, обмотанные синей изолентой.

Я не отрываясь смотрел на её грудь, ноги и бёдра.

Она улыбнулась. В вагоне по-прежнему никого не было.

— Что вы хочете? — спросила она.

— Теперь я не знаю, — сказал я. — Я не знаю, что я хочу. Раньше я хотел передать документы в Киев.

— Вот эти?

— Да.

— Рубль.

Я достал из кармана несколько скомканных бумажек, синих и зелёных, и не мог найти среди них рубль. Тогда я протянул ей руку с деньгами.

— Возьмите.

— У меня нет сдачи, — сказала она.

Слева у неё блеснул золотой зуб.

— Ничего не нужно, — сказал я. — Какие могут быть сдачи. Где находится город Ковель?

— Пидо Львивом, — ответила она, беря у меня с руки деньги.

Потом она, втягивая живот и ещё сильнее выставляя вперёд грудь, полезла за мелочью в потайной кармашек на поясе юбки.

Я смотрел на неё жадно, как будто понимал, что больше никогда ничего подобного не увижу. И тут она уронила монетки на ковёр и быстро присела. Юбка натянулась на заду и бёдрах, под голыми коленями напряглись гладкие и сильные мышцы.

— Я приеду в Ковель, — сказал я.

— Приезжайте, — ответила она вставая. — Вас там ждуть.

— Кто меня там ждёт? Кто? — поспешно спросил я.

— Ждуть, — сказала она улыбаясь и поглядывая через моё плечо на вход в вагон с таким выражением, как будто она делала что-то постыдное. — Ждуть.

Я не знал, что сказать дальше.

— Мы будем в Москве через три дня, — она отвернулась и ушла в то купе, из которого в первый раз появилась.

“Ждуть”, — повторил я.

По дороге домой, на Бородинском мосту, я смотрел на серую воду реки и планировал поездку в Ковель.

Но я знаю, что уже давно не способен никуда уехать. Я знаю, что как только наступает момент, в который мне нужно взять и сесть на поезд, я чувствую ненужность и полную бессмысленность всяких перемещений.

Я знаю даже, что не приду встречать поезд из Ковеля.

“Ждуть”, — продолжал повторять я. Эти слова казались мне самым чудесным из того, что я слышал от женщин за несколько последних лет.

В гастрономе внизу нашего дома я купил бутылку водки и бутылку сухого украинского вина, хотя я никогда не мешаю спиртные напитки.

Дома я сразу выпил полстакана водки и запил из горлышка вином. Потом вышел на балкон. Мне хотелось быть циничным.

“Вот это Олеся! — говорил я вслух. — Вот это тело! Вот это задница! Вот это “ждуть”!”

Я выпил всё, и утром у меня было страшное похмелье. Тогда я сел писать всё вот это вот — про разные задницы. У меня был очень плохой почерк. Рука не держала ручку. Я закончил первый абзац и зашёл к Вечно Улыбающемуся — соседу напротив. У него всегда есть самогон. Я выпил двести граммов самогона, и со слов “вообще же, задницы бывают разные” рука стала твёрдой, а всё написанное — ясным и разборчивым.


18

В армии, которая является одним из таких мест, откуда людям хочется писать горячие и красивые письма, я часто вспоминал отца и дядю Сашу, потому что именно им я мог бы написать о том, что понемногу стало открываться мне в тяжёлых армейских условиях, где к тому же было достаточно времени на размышления.

Так, например, прослужив около года, я, как мне кажется, стал понимать смысл выражения “герои книг не пишут”. Я ещё не готов был почувствовать всю горечь неизбежности и невозможности компромисса, которые заключались в этих словах, но уже стал отличать пронзительную мечту о недостижимом героизме от простого и решительного действия, а поступок — от жажды поступка.

На смену Хемингуэю, Ремарку и другим сентиментальным алкоголикам пришли другие кумиры — Шекспир, Мелвилл и Киплинг — “маленький человек с железной челюстью”.

Весь второй год службы моя нижняя челюсть всё больше словно бы накапливала в себе железо, тяжелела и выпирала вперёд.

Вернулся же я из Вооружённых Сил окончательно озверевшим.

Представляя себя чем-то вроде крестоносца, тяжело и неудержимо скачущего сквозь слабые ряды сограждан, в первые же дни после увольнения я два раза подрался на улицах города Киева, а затем, похоже для симметрии, два раза на улицах Москвы.

В это самое время меня неосторожно пригласили на какой-то день рождения, где я был заворожён тяжёлыми чёрными локонами, гладкой кожей и переливчатым звонким смехом девушки по имени Анжела. По бокам от тяжеловолосой Анжелы сидели незнакомые мне юноши, сильно, по-московски, акающие, жадно пожирающие бутерброды с икрой и с сыром и с нескрываемой свинской похотью поглядывающие на сидевшую между ними девушку. Немного погодя, когда все только-только развеселились и когда я встал и громко, на всю комнату, сказал этим юношам, что они — похотливые ублюдки, все почему-то всполошились. С грохотом отлетели стулья. Какие-то гости бросились защищать несчастливых акающих молодых людей и стали даже хватать меня за руки. Минуты через две, при помощи столовых приборов, ножа и вилки, я всех их согнал в коридор и прижал там к стенке. И когда эти трое или четверо бледных и сильно напуганных парней стояли рядком у стены, обрывая спинами вешалочки на развешанной на крючках одежде, я вдруг увидел в их глазах (которые ещё полчаса назад были такими надменными и уверенными) как бы детскую мольбу непонимания. Их душонки не могли вместить в себя происходившего. Я плюнул, бросил на пол вилку и нож и под несущиеся мне вслед проклятия гостей и хозяев покинул празднество. На троллейбусной остановке я страшно избил какого-то стриженого человека в наколках и с характерным уголовным оскалом, который, считая, по-видимому, что его угрожающая внешность является неоспоримым мандатом на вызывающее поведение, пытался занять остановленное мною такси; и приблизительно недели через две-три после этого открытого душевного перелома женился на Анжеле.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Тысяча способов борьбы с похмельем

…потому что должны быть происшествия, а без тебя не будет никаких происшествий.

Иван Карамазов

1

Что делают нервные и чувствительные люди, когда жизнь припирает их к стенке? Одни замыкаются и молча седеют, другие режут вены, третьи заглушают тревогу пожиранием огромных количеств пищевых продуктов. Я же в таких случаях внезапно бросался к перу.

Женитьба моя, как и следовало ожидать, оказалась совершенно ненужной и поэтому, конечно же, неудачной. Каждый новый день жизни с Анжелой я готовился провернуть, как огромное скрипящее колесо. Работал я в двух местах, по выходным разгружал вагоны на станции Перерва и метался с Анжелой то из коммуналки с общей грязной ванной в квартиру, где кашлял и сплёвывал в раковину с посудой сильно пьющий чахоточный тесть и обнаруживала первые признаки будущего сумасшествия тёща, то назад в коммуналку, в которой Вечно Улыбающийся таскал с кухни наши продукты, после чего беременная Анжела впадала в истерику и била меня кулачками в грудь с таким остервенением, как будто я олицетворял в её глазах всё самое плохое и злое, что только было на Земле.

В тот год я, кстати, впервые почувствовал власть, которую может иметь над человеком усталость. Я пытался не поддаваться этой власти, взбадривал себя чифиром, водкой, чтением книг, вроде “Мартина Идена”, и тем, что подобно приманке, несущейся по проволоке перед гончими собаками, пускал впереди себя мечты о славе и некоем самодельном образе сверхчеловека. Ницше в то время я ещё не читал.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*