Владимир Козлов - Война
Сергей останавливает «девятку» у стоянки дальнобойщиков на выезде из города. Светятся вывески автозаправки. На обочине стоят четыре проститутки, курят, переминаются с ноги на ногу.
Сергей опускает стекло пассажирской двери, делает знак самой молодой из них – с короткой стрижкой, в высоких черных сапогах и коротком плаще из блестящей искусственной кожи. Девушка выбрасывает сигарету, идет к машине. Открывает дверь, садится. «Девятка» трогается.
– Почему от тебя так воняет по́том? – спрашивает девушка.
– Я прямо с тренировки. Рукопашный бой.
– А душ после тренировки не принимают?
– Сейчас нет, он сломан. А ты что, после каждого клиента принимаешь душ?
– Нет, нету возможности. Но я бы хотела. Я вообще такая чистюля…
– И тебе неприятно, что от меня пахнет по том?
– А какая разница? Это ни на что не повлияет.
Сергей разворачивает машину.
– А куда мы едем?
– А тебе не все равно?
– Вообще, конечно, все равно, но если далеко куда-нибудь, то это дороже.
Сергей берет сигареты, закуривает.
Девушка открывает сумочку, вытаскивает пачку тонких сигарет, прикуривает, щелкнув прозрачной зажигалкой.
– Как тебя зовут? – спрашивает Сергей.
– Аня.
– Скажи, а тебе вообще все равно, с кем?
– Что значит – все равно?
– Ну, тебе не неприятно, если черножопый? Вот ты говоришь, что тебе неприятно, что от меня пахнет по том, что я душ не принял после тренировки. А от этих всегда воняет. И тебе не неприятно?
– Что значит – приятно, неприятно? Я ж не могу сказать…
– Ну, мне ж ты сказала про пот?
– Я ведь просто так сказала, без наезда…
– Это я понимаю. Но как можно с черножопым, этого я не понимаю.
Девушка молча делает затяжку, выпускает колечко дыма.
«Девятка» останавливается на пустыре. Светят прожекторы на крыше заводского корпуса.
Сергей глушит мотор, выходит из машины, подходит к пассажирской двери, открывает.
– Выходи.
– Зачем? Я думала – в машине.
– В машине накурено. И потом воняет. Тебе ж неприятно. С черножопым тебе в любом месте приятно, а со мной – нет?
Девушка выходит из машины, оставив сумочку на переднем сиденье. Сергей, грубо схватив ее за руку, тащит к багажнику, наклоняет, прижав щекой к грязному стеклу.
– А поосторожней можно, а? – выкрикивает девушка.
Сергей хмыкает.
– Это ты черножопым будешь говорить, чтобы поосторожней. А со мной будет так, как скажу! Ясно? Или ты хочешь уйти отсюда без денег и с разбитой мордой?
Девушка испуганно смотрит на него, прикусывает губу. Сергей одной рукой задирает ей плащ и юбку, другой роется в кармане, достает презерватив.
* * *Большая комната в доме коммуны. Воронько, Кабанов, Санькин и Матвей сидят на разномастных стульях и табуретках.
– …значит, говоришь, вы здесь никакие законы не нарушаете? – Воронько смотрит на Матвея. Матвей, не мигая, глядит ему прямо в глаза.
– Не нарушаем. Вы нас в чем-то конкретном обвиняете?
– Если бы обвиняли, мы не так бы с тобой разговаривали. – Кабанов хмыкает.
Они сидят молча. Воронько ковыряет ботинком отставшую половицу.
– А с регистрацией все в порядке? – спрашивает Санькин.
– Мы работаем над этим. Все документы поданы в поселковый совет, можете проверить. Не так просто получить регистрацию в деревне, статус которой неясен. А пока мы все здесь находимся менее тридцати дней и, таким образом, ничего не нарушили. Если к окончанию этого срока вопрос с регистрацией не решится, нам пообещали выдать справку о том, что документы находятся на рассмотрении…
– А несовершеннолетних здесь нет? – спрашивает Кабанов.
– Нет.
– Ну, это мы проверим. Давай зови всех своих…
Матвей не спеша встает с табуретки, подходит к двери, выглядывает:
– Ребята, заходите все. И паспорта не забудьте захватить.
Матвей останавливается у двери, опирается рукой о косяк. Мимо него проходят по одному парни и девушки из коммуны, садятся на пол у стены, напротив ментов. Кабанов разглядывает девушку в короткой джинсовой юбке, не отрываясь смотрит на ее ляжки, обтянутые черными колготками. Вика – в широких черных джинсах и мешковатом свитере – садится с краю.
– Значит, по одному, с паспортом подходим к навестившим нас сотрудникам центра «Э», отвечаем на их вопросы. Потом можете быть свободны…
Воронько, Кабанов и Санькин идут по лесной тропинке, переступая поваленные деревья.
– Здесь явно что-то не то, – говорит Санькин.
– Все ж документы в порядке… Ой, блядь! – Кабанов вскрикивает, зацепившись штаниной за ветку на поваленном дереве, чуть не падает. Два других мента хохочут.
– Вот это меня и смущает, что все в порядке, – говорит Санькин. – Если люди так об этом позаботились, значит, они или что-то делают, или что-то замышляют…
– Логика понятная. – Воронько поправляет фуражку. – Только вряд ли они имеют отношение к нападениям. Здесь, если что-то и есть, то другое…
– Что? – спрашивает Кабанов.
– Если бы я знал…
– Фантазируете вы все, – говорит Кабанов. – Как по мне, мужик всю эту бодягу затеял, только чтобы переть молодых баб. Грузит их всяким говном, а они слушают, разинув рот, а потом раздвигают ноги. Видели, какие там девки? Я бы тоже так не отказался…
– А пацаны ему тогда зачем? – спрашивает Санькин.
– А хер его знает. Может, он и пацанов прет, а может, для отвода глаз…
– Имело бы смысл за ними понаблюдать, – говорит Воронько. – Но ради этого ехать в такие ебеня, а потом еще три километра ебошить по лесу… Не, смысла оно не имеет. Сбрасывать их со счетов, конечно, не надо – держать на заметке. Но и телодвижений пока никаких не надо…
– Товарищ майор, а как насчет того, чтобы расслабиться? – спрашивает Кабанов. – Такая далекая поездка, да еще и пешедралом по лесу… Ну, так как?
* * *Полицейская «девятка» припаркована в промзоне. Шама, в той же черной бейсболке, что и в прошлый раз, подходит к машине. Воронько, сидящий рядом с водителем – Кабановым, – опускает стекло.
– Выдай, как обычно, но в тройном размере, – говорит майор.
– Не, ну, вообще, мы так не договаривались… – Шама хмурится, кусает нижнюю губу. – Мало того, что кэш выдаю стабильно, так еще и это самое…
– Шама, не еби вола, ты понял?
– Не, ну я все понимаю, но должны же быть, бля, какие-то понятия? На хуя такой беспредел устраивать?
– Шама, я тебе еще раз говорю: не еби вола. Можешь позвонить, бля, Захару, и мне интересно услышать, что он тебе скажет. Только звони ему потом, когда мы уедем.
– А я позвоню. Я ему реально, на хуй, позвоню. Потому что такая хуйня уже заебала.
Шама вытаскивает из кармана три прозрачных пакетика с «травой», передает их майору. Майор хмыкает.
– Все, давай.
Машина отъезжает. Шама вытаскивает из кармана телефон, жмет на кнопки.
* * *«Девятка» стоит на холме. Внизу начинается лесополоса, за ней – пустой пляж с несколькими лавками и кабинками, дальше – река.
Воронько сидит на капоте, Кабанов и Санькин стоят рядом. Все курят «косяки».
– Хорошо здесь летом, – говорит Кабанов. – Снял бабу на пляже – и сразу повел в кусты…
– И часто ты так делал? – спрашивает Воронько. – Или ты просто так говоришь, чтоб разговор поддержать?
– Не, хули я вам пиздеть буду? Это сейчас уже не особо. А раньше, когда помоложе был – только так. Когда учился еще и потом, в выходные. Погода хорошая – что молодым бабам делать, кроме как на пляже лежать кверху жопой? Ну, тем, кто не работают, само собой, а учатся в каблухе там или в институте? Пойти некуда, да и денег тоже нет. Лежат, загорают целыми днями, а солнце, оно ж так воздействует на баб, когда долго загорают, что ебаться хочется. Мы подгребаем с пацанами, хуё-моё, побазарили, по пиву взяли, а потом – вперед и с песнями.
– Пиздишь ты все, – говорит майор.
– Не, что значит – пиздишь?
– Покажи мне хоть одну бабу, которую ты здесь выебал, и тогда я тебе поверю…
– Не, ты что, издеваешься?
– Почему – издеваешься? Я – серьезно. Покажи мне хоть одну бабу – пусть старую, пусть уродливую – любую…
– Где я тебе ее найду? Я что, их телефоны записывал? Некоторых, ясен пень, записывал, но что, я им звонил, по-твоему? На хер они мне были нужны…
– Можешь говорить что хочешь, но я все равно тебе не верю…
– Ты, Игорь, одного не хочешь понять: я тебя младше на восемь лет. Ты еще в Советском Союзе рос, у вас там, может, все было по-другому, и бабы были дикие. Но, я тебе клянусь, я в этом лесочке не одну телку выебал, и даже не двух…
