Юрий Дружников - Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова
Кулак Кулуканов хочет отвертеться незнанием дела, но этот номер не пройдет, его сообщники выдают".
Можно ли считать серьезным обвинение, что дядя не пошел искать Павлика? Кулуканова обвиняли также в том, что он подговаривал других к убийству и дал тридцать рублей за убийство, но ни денег, ни свидетелй передачи этих денег не было. Что касается обещанного Даниле золота, то оно фигурировало в газетных статьях лишь для эффекта, при обыске никакого золота обнаружено не было.
Угрозы в адрес крестника Кулуканов произносил. Угроза уголовно наказуема, но должна быть доказана и не карается расстрелом, тем более в отношениях между родственниками. Взрослые, случается, твердят маленьким детям: "Не доешь кашу - убью!"
По воспоминаниям знавших его, Кулуканов был трудолюбивым крестьянином, имел двух лошадей и сам работал как лошадь. Нанимал в помощь себе, но помощников хорошо кормил и справедливо отдавал им за труд часть урожая. Кулуканов был неграмотен, но грамотных уважал. Он поселил у себя учительницу, когда она приехала в глушь открывать школу и никто не хотел ее пустить. Учительница Кабина (она-то у него в доме и жила) заявила нам: "Кулуканов был против конфискации хлеба, но причастен к убийству не был".
Между прочим, родной брат Кулуканова Прокоп в гражданской войне, защищая советскую власть, потерял руку. Прокоп не верил в вину брата и тяжело переживал его смерть. Сын Кулуканова Захар погиб во Второй мировой войне, которая подчистила в деревнях мужчин, уцелевших во время коллективизации. Сын Прокопа, призванный в армию, погиб на учениях в Восточной Германии. Прокоп Кулуканов умер, когда услышал об этом.
Понимая, что обвинение недостаточно веско, общественный обвинитель на процессе Смирнов в "Пионерской правде" через месяц с лишним после расстрела добавил Кулуканову следующие преступления: "У него также почитывали Библию, и он также произносил контрреволюционные речи". Затем в деревне распустили слух, что Кулукановы сожгли свой дом, не желая отдать его советской власти. В печати нагромождались версии одна ужаснее другой. Кулуканов убил свою первую жену и подкупил жандарма, чтобы тот закрыл дело. Кулуканов убивал в лесу коробейников (торговцев) - и отсюда его богатство. Ничего этого нет ни в обвинении, ни в показаниях свидетелей.
На следствии Кулуканов виновным себя не признал. То же произошло на суде. Писали, что Кулуканов "потерял дар речи". А он, возможно, отказался давать показания, поняв, что происходит. Кулуканов был расстрелян за убийство, но можно с уверенностью сказать: он не убивал.
Вторая обвиняемая, Ксения Морозова, бабушка Павла, в убийстве также не участвовала. В приговоре суда написано, что она узнала об убийстве на следующий день. Она расстреляна, как скрывшая преступление, то есть за недоносительство. Сокрытие преступления состояло в том, что бабушка замочила окровавленную одежду и спрятала нож за икону. Сведения эти вызывают сомнение. Указывалось, что нож спрятал Данила или дед. Что же касается одежды, то почему опытная бабушка, отсидев в молодости в тюрьмах, за три дня не спрятала улики?
Бабушка принимала роды у Татьяны, и Павлик считался ее любимцем. Соломеин отмечал, что бабушка ненавидела коммунистов. Ксения и не скрывала своей ненависти, но ее в этом не обвиняли.
Обвинение прокурора Зябкина опиралось на показания ее внука свидетеля Алексея Морозова. "Ксения пошла по ягоды в то же место, куда пошли Павлик и Федя, следовательно, - делал вывод Зябкин, - она могла придержать ребят в лесу, пока не подойдут убийцы". Что значит - "могла"? Придержала или нет? Да и ходила ли она в лес?
Свидетель - десятилетний ребенок, который в то время сидел взаперти в избе и не мог этого знать. Легенда дала толчок вымыслу в прессе о том, как бабушка донесла деду, что Павлик собирается по ягоды, как заманивала детей в лес, чтобы там дед их убил, а когда детей искали, специально указала "не туда". Но, согласно обвинительному заключению, дети пошли в лес сами, бабушка об этом не знала. Учительница Кабина про бабушку Ксению говорила: "Она казалась похожей на Бабу Ягу, грязная, оборванная, не в своем уме. Дети в деревне ее боялись. Но виновата она не была".
Дедушка Сергей Морозов и его внук Данила названы в обвинительном заключении "непосредственными исполнителями террора". Поведение деда на следствии и суде выглядит весьма нелогичным. Сергея Морозова называют "непосредственным убийцей", и не сказано, убил он одного или обоих детей.
Неграмотный дед Морозов Библию знал: "Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти". Он ходил по деревне и говорил, что внук опозорил его фамилию. Между угрозами родных и убийством пропущен, однако, существенный момент: приведение угрозы в исполнение. "Никто Павлика не избивал при мне, - говорила нам Кабина, - а если и грозили, так кто детям не грозит?"
Обвинение утверждало, что дед Сергей Морозов ненавидел Павлика за то, что тот был пионером. Пионером Павлик не был. Дед мог ненавидеть внука за то, что он лишил его сына - кормильца в старости. Это вполне естественное в условиях русской деревни чувство. Корреспондент Антонов, бывший в зале суда, объяснял, однако, в газете "На смену!" по-другому: дед ненавидел мать Павла Татьяну со времени раздела имущества (то есть после развода с Трофимом) за то, что она вела себя неподобающе. Из этого журналист делал вывод: ненависть возникла на почве семейных неурядиц и - "переросла в классовую".
Другое обвинение, записанное Соломеиным: дед Морозов не любил советскую власть, высказывался против колхоза. Высокий, худой, седоволосый, Сергей Морозов, по рассказам современников, действительно любил пошутить насчет советской власти. Он заходил в сельсовет: "Гражданы! У меня советские волки жеребенка съели!" - "Как так - советские?" - "А как же? Жеребенок-то был мой, а волки советские. Ведь они живут в советском лесу". Доставалось от остроумного Сергея Морозова и односельчанам. Но то были лишь слова. Никаких практических действий, направленных против колхоза, он никогда не предпринимал. Ведь колхоза при нем не было.
Согласно обвинительному заключению, Сергей Морозов значится как единоличник, "по имущественному положению бедняк, имеющий одну лошадь, одну корову и один га посевов". Потом в газетах стал подкулачником, то есть пособником кулаков, а позднее в печати его стали называть кулаком. Кулак нужен был для того, чтобы объяснить убийство из классовых побуждений.
Как бывший работник жандармерии дед не мог не знать, что убийство тягчайшее преступление, будь то по старому закону или по новому. Идя на убийство, он, конечно же, сознавал, какое за этим последует наказание. В тайге он мог бы легко уничтожить улики против себя, однако все его действия были противоположны этой логике.
Он убивает детей рядом с деревней, прямо на дороге, какбудто специально для того, чтобы прохожие заметили следы крови и гору клюквы, высыпанную из мешка. Трупы не отнес чуть дальше в болото, где их засосало бы, но оставил на виду. В окровавленной одежде явились с Данилой в деревню (оба они были в крови или один Данила - неизвестно). Нож - главное вещественное доказательство - аккуратно принес с собой. Дед даже не вытер его от крови. Значит, долго нес нож в руках и так тщательно завернул, чтобы следы крови сохранились. Затем он положил этот нож в такое место, куда в крестьянском доме должны обязательно заглянуть при обыске - за икону. Что же это за убийца, главная задача которого - оставить как можно больше улик?
Допустим, дед и Данила не успели скрыть следы сразу. Но у них было три для, чтобы спокойно и тщательно это проделать. Для чего деду понадобилось убивать второго внука? Даже если Федор тоже доносил, вряд ли без Павлика он был опасен. Следствие, суд и пресса выдвигали одну причину: убивали, боясь свидетеля. Но убийца сознательно шел на зверства, искал возможности, так сказать, совершить публичное действо.
Момент, в который совершено убийство, кажется, подтверждает вину деда. Доносчик убит осенью, когда вся деревня, наполняя сараи зерном, ожидала нового государственного грабежа и старалась спрятать что можно, чтобы не нашли, чтобы хватило на зиму и не голодали дети. Убийство могло быть своего рода самозащитой. Месть должна была воспитывать других предателей крестьянских интересов. Люди должны знать, что соглядатай получил свое, и те, на кого Павел донес бы завтра, могут спать спокойно. Против Сергея Морозова работала и статистика, утверждавшая, что большой процент (почти половина) убийств в России совершаются родственниками. Но это лишь общие рассуждения. И не все факты их подтверждают.
Кто был способен образумить Павлика, объяснить, что доносительство зло? Отец? Но Трофим уже пал жертвой доноса. Мать? Она помогала сыну доносить. Учительница? Она этого не сделала. И только дед пытался отвратить внука от дурной страсти. Пытался, но успеха не имел. Значит ли это, что он решил убить внука? Ведь ему не повезло не только с Павликом. Дед видел, что основным осведомителем в деревне был другой его внук, от дочери Устиньи, Иван Потупчик. Вот как писала учительница Елена Ростовщикова через тридцать пять лет: "Особенно Ваня Потупчик выделялся способностями и активностью". Устинья Потупчик, судя по записям Соломеина, рассказывала: "Один раз дед Морозов пришел злой.
