Скотт Брэдфилд - Хорошая плохая девчонка
Надеюсь, на этот раз я сформулировала свою мысль в позитивном ключе.
42
Прошлой ночью я думала о Мануэле. Я вспоминала ласковые слова, которые он мне шептал, и то, как он меня обнимал, и все те ужасные вещи, которые он совершил по отношению ко мне, которых я не заслуживала и которые принесли мне столько неприятностей, но я все равно не могу перестать его любить, он может даже убить меня, но я все равно буду продолжать любить его. Мое мертвое тело будет продолжать хотеть его так же сильно. Но он никогда не распускал руки в отношении меня и ни разу не ударил. Он всегда относился ко мне по-доброму, как будто я была хрупкой драгоценностью, и он очень боялся меня потерять.
Хочу, чтобы это все вернулось. Хочу, чтобы это вернулось. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, если там есть кто-нибудь, пожалуйста, пожалуйста, помогите мне.
Я хочу, чтобы все это вернулось ко мне.
43
Я сегодня очень-очень расстроена, не могу даже описать, как сильно я расстроена. Подумать только, все эти ужасные преступления могут быть списаны на мой счет, а у меня даже нет возможности доказать свою невиновность и убедить окружающий мир в моих добрых намерениях, только вот этот дневник.
Мой адвокат, Джошуа Бирнбаум, называет это «казусом атрибуции», и, поверьте мне, это очень серьезная проблема.
Раньше считалось, что одним из главных пунктов в расследовании совершенного преступления является наличие мотива, но с появлением так называемых серийных убийств как особой категории в расследовании преступлений полиция, не долго думая, взяла и выкинула этот пункт в окошко. В результате большинство полицейских участков весьма довольны, если на горизонте появляется какой-нибудь серийный убийца, так как он помогает им, как говорится, «закрыть бухгалтерские счета». Видите ли, многие полицейские департаменты ведут отчетность, показывающую разницу между поступаемыми заявлениями и завершенными делами, так что если они хотят получить льготы в виде надбавки к зарплате или повышения пенсии, они обязаны поддерживать хорошую статистику.
Джошуа Бирнбаум говорит, что такой подход открыл новую эпистему в криминологии. Эпистема — это нечто вроде такого большого шлема, который люди носят на голове и который позволяет им видеть только одну грань реальности, закрывая от них другие стороны жизни. По отношению к серийным преступлениям эта самая эпистема означает, что мотив становится теперь совсем не важным, точно так же, как и так называемые причинно-следственные отношения, которые всегда были основой для раскрытия убийств (то есть что-то вроде: ты переспал с моей сестрой, поэтому я свернул тебе шею). Теперь же причинно-следственные отношения в расследовании преступления уже никого не волнуют, и, таким образом, его можно свалить на кого угодно.
А уж тем более на того, кого признали серийным убийцей.
Скажем, к примеру, что ты порядочная девушка с абсолютно нормальными человеческими эмоциями и здоровыми сексуальными потребностями. Предположим также, что у тебя имеется ревнивый парень, способный на дикие вспышки ярости. Он преследует тебя по всей стране и всегда появляется в самых неожиданных местах. Твой парень совершил ряд ужасных поступков в своей жизни, которые легко объясняются тем, что он родился и вырос в бедной семье в Тиуане, рано пристрастился к наркотикам и много натерпелся от этих гринго с их взглядами на развитие мировой экономики по принципу «тяни-толкай».
Итак, ты колесишь по Америке в своем новеньком дорожном фургоне, подаренном тебе одним богатеньким киноактером, которому было нужно, чтобы ты уехала на время из Калифорнии, пока идет процесс над его грязным разводом. Однажды ты встречаешь в одном из баров симпатичного и мускулистого джентльмена по имени Стив Стивенсон. Двойной Стив, конечно, не семи пядей во лбу, но на данный момент это для тебя не так уж и важно, ты ведь простая девушка с нормальными человеческими потребностями и к тому же только что расставшаяся со своим дружком (хотя ты до сих пор его любишь), поэтому Двойной Стив — это лекарство для всех твоих душевных ран.
Двойной Стив разговаривает и одевается как настоящий ковбой, хотя работает помощником менеджера магазина «Серкит-сити» в Юме. Он даже разговаривает смешно и с ошибками, как в каких-то старых фильмах. Например, он может сказать: «Ты красовитая» или что-то в этом роде. Но зато он потрясающий танцор, и у него большие руки, что означает… Хотя это не всегда означает именно это, но в том случае действительно означало.
Затем где-то посреди ночи Двойной Стив шлепает тебя легонько по спине и говорит: «Мне надоба отлить “Хейне“», что звучит довольно забавно. Тут ты говоришь ему, чтобы он шел это делать в кусты, потому что мыть биотуалет целая морока. И вуаля! — с этого момента начинается твоя карьера серийного убийцы.
Ты спишь до полудня, проснувшись от того, что патрулирующий полицейский штата Аризона колотит изо всех сил в твою дверь. Они начинают обращаться с тобой как с проституткой просто потому, что ты только что вылезла из постели!
Они заставляют тебя одеться. Самый огромный из них, Джейк Барнс (номер значка 449081), норовит попасть локтем тебе в грудь, а коленом — сами знаете куда, и выкручивает тебе руки, пока они не покрываются красными пятнами. Жаль, что не было фотоаппарата.
Потом они волокут тебя из фургона наружу и показывают тебе Двойного Стива, вернее, то, что от него осталось. Его туловище лежит в яме около заброшенного колодца, а другие части тела разбросаны рядом. Ты тут же отворачиваешься, чтобы не видеть этого ужасного зрелища.
И хотя ты толком его не знала, тебе становится его искренне жаль. Ты думаешь, он ведь был очень даже ничего. Его даже вдвойне жаль, потому что то, о чем я вам говорила, оказалось правдой. Я имею в виду его большие руки и потрясающие танцевальные способности.
После этого вскрываются некоторые факты твоей жизни, благодаря которым тебя легко можно зачислить в категорию серийных убийц. У тебя нет постоянного места жительства, и в последнее время ты живешь в своем фургончике. Там, где ты жила раньше, у тебя были мелкие неприятности с полицией (опять же в основном по вине Мануэля), а также в твоей биографии имеется одно обвинение в убийстве, хотя впоследствии и снятое с тебя. Одновременно появляются тысячи других причин считать тебя серийным убийцей. Главным образом из-за того, что в тех местах (совпадение!), мимо которых ты проезжала в своем фургончике, как раз были совершены преступления, причем с полным отсутствием какого-либо мотива. А что еще ожидать от серийного убийцы, которым ты и являешься?
Другими словами: если нет мотива, то это сделала ты.
Если никто не знает, кто это сделал, это сделала ты.
Если никто не знает причин, по которым это могло быть сделано, то это сделала ты.
Конечно, это абсолютно нелогично и несправедливо, но именно по таким законам причинно-следственных отношений и работает сегодня наша судебная система.
44
45
— Как поживает наша малышка? — спрашивает меня Коринна через водосточную трубу. Как всегда, в тот момент, когда я собираюсь заснуть, Коринна задает мне какой-нибудь вопрос: — Ты по мне скучаешь? А твои соски, они скучают по мне? Какие части твоего тела скучают по мне больше всего по степени возрастания?
— Никакие части моего тела не скучают по тебе, Коринна. Я предпочитаю мужчин, уж не знаю, хорошо это или плохо. Но если бы мне нравились женщины, то ты была бы не из их числа. У тебя тату по всему телу. Тату меня совершенно не возбуждает.
Она тяжело и прерывисто дышит через водосточную трубу. Этот звук напоминает мне бряцание собачьей цепи о железную миску для еды.
— Так тебе не нравятся мои тату, лапочка? Но это же не просто тату, это указатели. Я отметила на своем теле специальные места для тебя. Ты можешь прильнуть к ним и ненадолго забыться.
Что-то засело сегодня в моей голове. А Коринна своей болтовней мешает мне это вспомнить.
— Пожалуйста, Коринна. Я хочу спать. Не мешай мне спать.
Это чувство… оно растет откуда-то из груди и распространяется по всему лицу. Будто какая-то старая рана. Это похоже на мою тоску по Мануэлю, но это чувство даже сильнее и горше. Мне нужно вспомнить. Что-то такое, что я сделала и что обязательно должна вспомнить.
— О'кей, сладенькая. Не плачь. Ненавижу, когда ты плачешь.
В голове начинают мелькать разные образы. Тату Мануэля на руках, тюремные тату. Папа и его дыхательный аппарат. Мой безнадежно утраченный тихий домик в Малибу, и моя приходящая служанка Мария, и мои долгие прогулки по пляжу на закате, и мой дорожный фургон, и тот ужасный день, когда полицейские барабанили в мою дверь и показали мне Двойного Стива, и то, что Мануэль с ним сотворил, когда преследовал меня по всей Америке на своем мотоцикле, не желая меня больше видеть, но и не желая видеть никого рядом со мной. Потом в моем мозгу начинает расти большой воздушный шар. Он зеленый и упругий, и он становится все больше и больше.
