Джеффри Арчер - 36 рассказов
Когда поезд подходил к Севеноуксу, Септимий бормотал своим попутчикам что-то типа «спокойной ночи» (единственные слова, которые он произносил за все путешествие) и сходил с поезда, направляясь прямо к дому № 47 по Палмерстон-драйв. К входной двери он подходил в 18:45. Между 18:45 и 19:30 он заканчивал читать газету и проверял домашние задания детей, с сожалением качая головой, когда видел ошибку, или тяжело вздыхая, когда не мог понять задачу по арифметике. В 19:30 жена ставила перед ним на стол очередное новое блюдо, рецепт которого она высмотрела в дамском журнале, или его любимый ужин в виде трех рыбных палочек, зеленого горошка и чипсов. В таких случаях он говорил: «Если бы бог хотел, чтобы рыбы ели палочками, он снабдил бы их руками», хохотал, поливал палочки кетчупом и съедал, пока жена рассказывала ему о том, что случилось за день. В девять он смотрел новости по Би-би-си (он никогда не смотрел Ай-ти-ви) и в 22:30 ложился в постель.
Он придерживался этого распорядка из года в год, ломая его только во время отпусков, для которых, конечно, был свой распорядок. Рождество они проводили у родителей Нормы в Уотфорде или у сестры Септимия и ее мужа в Эпсоме. Летом же — в их главный отпуск года — они покупали двухнедельный тур на турецкий курорт.
Септимию не просто нравился такой стиль жизни — он расстраивался, когда по каким-то причинам его распорядок сталкивался с малейшим препятствием, и надеялся, что такое размеренное существование будет тянуться до гроба. И тем не менее, однажды произошел случай, который не просто вмешался в распорядок Септимия, но даже поколебал его.
Однажды вечером в 17:27, когда Септимий закончил рассмотрение последнего досье, его вызвал непосредственный начальник — заместитель управляющего. Босс не отличался вниманием к людям, и Септимий не смог уйти из офиса раньше начала седьмого. Когда он проходил через машбюро, в нем уже никого не было, но он все равно помахал рукой пустым столам и умолкшим машинкам: «До встречи завтра в это же время, девушки». Спускаясь в лифте, он спел несколько тактов из «Эдельвейса».[3] Выйдя на улицу, он увидел, что начинается дождь и с неохотой раскрыл зонтик, надеясь успеть на поезд в 18:32. Он прибыл на Кэннон-стрит, отстоял очередь за газетой и сигаретами, сунул их в кейс и, хлюпая по лужам, поспешил на пятую платформу. Он пришел в еще большее раздражение, когда громкоговоритель сообщил об отмене трех поездов в связи с затором на путях впереди.
Наконец Септимию удалось протолкнуться сквозь мокрую суетливую толпу в шестой вагон поезда, которого не было ни в каком расписании. Он обнаружил, что вагон полон людьми, которых он никогда раньше не видел, более того, почти все места были уже заняты. Единственное место, которое он смог найти, находилось в середине, спиной по ходу движения. Он швырнул на полку кейс и зонтик, с неохотой сел и осмотрелся. Ни одного знакомого лица. Напротив помещалась женщина с тремя детьми, а в кресле слева от него спал пожилой мужчина. С другой стороны от него в окно смотрел молодой человек лет примерно двадцати.
Когда Септимий посмотрел на парня в первый раз, то не поверил своим глазам. Тот, одетый в черную кожаную куртку и обтягивающие джинсы, что-то напевал себе под нос. Его светлые волосы, расчесанные на пробор, спускались на виски, а черному цвету куртки соответствовал траур под ногтями. Но сильнее всего чувствительную натуру Септимия задел лозунг, который был написан сапожными заклепками на спине куртки. «Хайль Гитлер» было бесстыдно написано поверх белой свастики. И, словно этого было мало, пониже золотом сияло: «Да пошел ты!» «Куда катится страна? — подумал Септимий. — Нужно восстановить призыв на службу в армии для таких оболтусов». Сам Септимий призыву не подлежал по причине плоскостопия.
Он решил игнорировать соседа, взял с подлокотника пачку «Бенсон энд Хеджес» и закурил сигарету, зная, что выкурит до Севеноукса еще одну. Когда, наконец, поезд тронулся, одетый в черное юноша повернулся к Септимию и, уставившись ему в глаза, взял из пачки сигарету, зажег ее и задымил. Септимий задохнулся от негодования и собирался запротестовать, но понял, что рядом с ним нет знакомых лиц, которые могли бы поддержать его. Он секунду поразмыслил над ситуацией и решил, что «главное достоинство храбрости — благоразумие»[4] (еще одно любимое высказывание).
Когда поезд остановился в Петс Вуде, Септимий положил газету, хотя не прочитал еще ни слова, взял вторую сигарету, зажег ее и затянулся. Он собирался было продолжить чтение «Ивнинг стандарт» и протянул руку, но юноша дернул за угол страницы, и у каждого из них в руках оказалось по половине газеты. На этот раз Септимий обвел глазами купе в поисках поддержки. Дети, сидевшие напротив, захихикали, их мать нарочито отвела глаза от происходящего, явно не желая вмешиваться, а старик слева от Септимия по-прежнему похрапывал. Септимий собрался обеспечить сохранность сигарет, сунув их в карман, но юноша схватил пачку, вытащил еще одну сигарету и зажег ее. Он сделал глубокую затяжку, а затем — явно нарочно — пустил струю дыма в лицо Септимию. После этого он положил пачку на подлокотник. Ответный взгляд Септимия содержал в себе столько негодования, сколько пропускал сизый дым. Стиснув зубы от ярости, он вернулся к «Ивнинг стандарт», но тут же обнаружил, что ему достались страницы с рекламой и частными объявлениями, а также спортивный раздел, которые ему были совершенно неинтересны. Единственной компенсацией была уверенность в том, что хулигану явно был нужен как раз спортивный раздел.
Септимий не мог читать газету и весь трясся от гнева. Его мысли теперь вращались вокруг планов мести, и в конце концов ему в голову пришла идея, которая, как он был уверен, покажет молодому человеку, что добродетель иногда может стать наградой самой себе (снова любимая пословица Септимия). Он криво усмехнулся и, нарушая собственный распорядок, взял третью сигарету, положив пачку на подлокотник. Юноша погасил свою и, словно принимая вызов, взял следующую.
Но Септимия нельзя было побить так просто. Он быстро закурил сигарету, сделал несколько затяжек и погасил, не докурив примерно на четверть длины, взял очередную и тут же ее зажег. Гонка продолжалась, хотя теперь в пачке оставалось только две сигареты. Но Септимий, несмотря на кашель, сумел закончить свою быстрее, чем сосед. Он наклонился над кожаной спиной и потушил окурок в оконной пепельнице. Теперь купе было наполнено дымом, а молодой человек затягивался все быстрее. Дети напротив начали кашлять, а их мать махала руками как ветряная мельница. Септимий не стал обращать на нее внимания и сидел, не сводя взгляда с пачки, хотя и делал вид, что читает о шансах «Арсенала» завоевать кубок.
Затем Септимий вспомнил максиму Монтгомери, согласно которой ошеломление противника и точный расчет служат оружием победы. Пока юноша заканчивал четвертую сигарету и гасил ее, поезд начал медленно вползать на станцию «Севеноукс». Юноша поднял руку, но Септимий оказался проворнее. Он ждал следующего хода противника и теперь сам схватил пачку. Он вытащил девятую сигарету и, сунув ее между губ, зажег. Медленно и с наслаждением вдохнул как можно глубже и выпустил дым прямо в лицо противнику. Юноша с негодованием посмотрел на него. Тогда Септимий взял последнюю сигарету и, крутя ее между большим и указательным пальцами, выпотрошил табак из нее в пустую пачку. Затем аккуратно закрыл ее и с довольным видом положил золотую коробочку на подлокотник. Так же медленно он взял со своего кресла спортивный раздел «Ивнинг стандарт» и порвал газету пополам, потом на четверти, затем на восьмушки и на шестнадцатые части, положив кучку обрывков на колени молодому человеку.
Наконец поезд остановился в Севеноуксе. Септимий с победным видом взял зонтик и кейс и повернулся, чтобы идти.
Когда он взялся за кейс, тот ударился о подлокотник, крышка открылась, и все в купе уставились на содержимое чемоданчика. Поверх документов компании «Пруденшл» лежали аккуратно сложенный экземпляр «Ивнинг стандарт» и нераспечатанная пачка с десятью сигаретами «Бенсон энд Хеджес».
Око за око
Сэр Мэтью Робертс, королевский адвокат, закрыл досье, положил его на стол перед собой и тяжело вздохнул. Он был бы готов защищать Мэри Бенкс, но не был уверен в ее невиновности.
Сэр Мэтью откинулся в своем глубоком кожаном кресле, чтобы обдумать ситуацию в ожидании стряпчего, который просил его вести это дело, и младшего адвоката, которого он подобрал себе в помощники по данному процессу. Он смотрел во внутренний двор лондонского Темпла и размышлял о том, правильное ли решение принял.
На первый взгляд дело «Королева против Бенкс» было простым делом об убийстве, но, имея в виду, как Брюс Бэнкс обращался со своей женой на протяжении десяти лет их супружества, сэр Мэтью был уверен, что сможет не только переквалифицировать обвинение на неумышленное убийство, но и, если в состав жюри войдут женщины, добиться оправдания. Было, однако, некоторое затруднение.
