Макс Нарышкин - Downшифтер
Этот день как-то сразу не заладился. Во сне я испачкал в дерьме туфли, о чем никому не собирался сообщать еще минуту назад. Утром сломалась первая из пачки сигарета, а я не знаю приметы хуже. А вечером встретил ее. Говорят, испачкаться в дерьме — к прибытку. Но это во сне, черт возьми, а не наяву!
— Вам сколько лет, чудо?
Она помялась, соображая, видимо, как сообщить мне, что скоро семнадцать, если до семнадцати около десяти месяцев. Я ждал смущения и кокетства. Но ответ ее поразил меня настолько ощутимо, что уже через секунду я понял, что прижимаю спиной спинку стула.
— Через три дня будет восемнадцать, если для вас это так важно! — рассердилась она и ослепила меня искрами глаз. — И я не учусь в вашей дурацкой школе!
Глядя, как я корчусь в сомнениях, она решительно откинула плед, ослепляя меня еще сильнее, вскочила с дивана и ринулась к куртке. Если она сейчас уйдет, то вымараться в дерьме наяву, Бережной, означает оказаться завершенным дебилом!
Но я ошибся. Через некоторое время шуршания материалом на стол передо мной плюхнулся паспорт, облаченный в кожаные корочки. Представляю, насколько глупо я выглядел, прочитывая и шевеля губами: «Полесникова Лидия Александровна… девятнадцатого сентября восемьдесят девятого года…»
— Лидия… Невероятно редкое нынче имя. Сейчас все больше девушек вашего возраста с именами Вика, Сабрина. — И в этот момент я выглядел, пожалуй, еще хуже. Встряхнувшись, я вернул девушке паспорт, и с еще бо?льшим смущением посмотрел на обтянутые черными колготами ножки, взбирающиеся на мой диван. — Вы не выглядите на восемнадцать лет, Лидия. Дело в том, что я…
— Пользуюсь успехом среди выпускниц, — закончила она за меня, с сердитым видом кутаясь в плед. — Бывает. Но на меня вы произвели, Артур Иванович, не самое лучшее впечатление. Просто не понимаю, что эти несчастные девочки в вас нашли. Так мы поговорим о деле?
Я поскреб подбородок, с улыбкой иранского купца таращась на ножку дивана.
— Видите ли, Лида… Имея перед вами преимущество прожитых лет в одно десятилетие, я рассуждаю таким образом… Откуда в голове семнадцатилетней девочки, гуляющей по провинциальному городку в дождливый вечер в курточке китайского производства, может быть какая-то серьезная история?
— Вы на историка тоже не похожи. От вас разит деньгами, и это видно за версту. Но при этом я стараюсь соблюдать правила приличия, а вы их почему-то презираете.
Наказать ее? Выслушать внимательно, после чего отправить домой и глубоко, судорожно, с облегчением вздохнуть?
— Никогда не оценивайте людей по внешнему виду, — по-матерински посоветовала мне Лида. — На вас гардероб от Понти, но живете вы не на Ильинке. Вы живете в средней школе. Это странно. Это не может не натолкнуть на мысль, что вы прибыли как раз за историей.
Она увидела мое лицо и… перепугалась! Я вижу это по вспыхнувшим, как разрешающий сигнал светофора, огромным глазам. Она испугалась, что сейчас снова окажется на ветру, в туфлях и без разрешенной проблемы.
— Я не хотела вас обидеть, — сказала Лида, сжимая в кулачках бахрому пледа. Если бы мне понадобилось вывести ее сейчас вон, мне пришлось бы выдирать эту шерсть из ее рук силой. — Простите. Я была не права. Просто вы…
— Что?
— Нет-нет, ничего… Мне все по душе. Ваш растворимый «Нескафе» просто великолепен.
Временами ее внешнее великолепие просто тонуло в безобразной наглости.
— Рассказывайте, что там у вас. — Развязным жестом я вынул из кармана висящего на спинке стула пиджака фляжку и свинтил крышку. Пора учить маленькую нахалку.
Я приготовился слушать историю о папе, который восьмого октября вышел из дома и до сих пор, то есть спустя две недели после того, как сказал дочке «До вечера», не вернулся. Папу похитили инопланетяне. Милиция, куда она обратилась, конечно, приняла заявление о без вести пропавшем, записала его приметы, приколола скрепкой фото папы к розыскному делу, пообещала хорошей девочке Лиде помочь и до сих пор, как это принято, помогает. Где-то в марте, когда я буду измотан от безответной любви, когда сойдет снег и душа моя вспыхнет от нового притока светлого чувства, милиция при помощи старушки, выгуливающей на какой-нибудь стройке шпица, обнаружит труп, и наш альянс красоты и ума распадется. Она приведет в папину квартиру сверстника, одетого по последней моде — в штанах с мотней, болтающейся в районе колен, чулком от «Голден Леди» на голове, тату во всю правую руку и восемью серьгами в левом ухе. Они заживут счастливо, а придурок Бережной отправится пить горькую и размышлять над тем, как так его, человека с высшим образованием, искателя новых ощущений, провели на мякине.
Я редко ошибаюсь в людях. Когда они приходят ко мне и начинают разговор издалека, я всегда это чувствую. От любого, кто ко мне приближается, я ощущаю ароматы выделяемых ферментов. Если эти ферменты не напоминают мне запах долларов, этот человек обречен. Если я чувствую в нем вес, он все равно обречен. Но сейчас, за неделю отрицания прежних ощущений, я, видимо, напрочь утратил нюх. Я решил послушать ее и выставить вон.
Так я решил. И я ошибся.
— Меня интересует одна книга, — сказала она, уводя взгляд в сторону телевизора. Пальчики ее барабанили по столу, и этот звук мне отчего-то не нравился…
Я повел взгляд следом и обнаружил удивительное. На экране знакомый мне и остальной части населения России диктор говорил о приближающихся волнениях. Решив не отвлекаться, я снова посмотрел на девушку. Волнения в стране происходят каждый день. Я же волнуюсь крайне редко, а потому ощущать это чувство в своей душе, глядя на создание рядом со мной, мне не совсем удобно.
— Что за книга? — поинтересовался я, угадывая под толстым пледом очертание ее ног.
Она подумала, словно сомневаясь в том, что мне можно об этом рассказывать.
— Эта книга не имеет названия.
— Кто же, в таком случае, ее автор? — саркастически улыбаясь выдаваемой мне, доверенному лицу, информации, проговорил я.
Она покусала губу. Выглядело это совсем уж по-детски, и я начал подумывать о том, что речь идет об энциклопедии для девочек, которую у Лиды стащили вороватые подружки.
— Ангелина Антоновна сказала, что вам можно доверять, — пробормотала она. — Что вы весьма начитанный человек, понимающий толк в порядочности. Она представила вас как умного историка аналитического склада ума, который способен составлять логические цепи по нестандартным схемам…
Меня чуть качнуло от этой чудовищной лжи. С каких щей директор школы будет наговаривать субтильной молодице такие предложения о педагоге?!
— Будет вам трубить в пионерский горн, Лида! У вас потерялась книжка, которую нужно найти. Я всего лишь спросил, кто ее автор, и буду настаивать на этом, коль скоро вы отказываетесь оглашать ее название! В противном случае, не зная о предмете ровным счетом ничего, мне будет затруднительно разыскать ее, даже если она будет лежать перед моими глазами! — Я отпил из фляжки. — И… прекратите щеголять именем директора школы.
Прикурив сигарету, чем окончательно деформировал девическое представление о реноме учителя, я уставился в нее тем взглядом, которым пронзаю не учеников, а менеджеров, отказывающихся сливать мне информацию.
— Вам известно что-нибудь об острове Патмос, месте ясновидения пророка Иоанна?
Коньяк из фляжки полился мне не в рот, а в нос, я фыркнул, как двинутая ногой охотника росомаха, и расплескал на линолеум не менее трети коньяка, который купил, скрепя сердце.
Понимая, что с коньяком, льющимся из носа, выгляжу совсем уж плохо, я с сигаретой в одной руке и фляжкой в другой двинулся в кухню. Там, едва слышно матерясь, разыскал тряпку, выбросил в раковину сигарету и поставил фляжку на стол. Наверное, чувства мои находились в полном беспорядке, раз уж я, почти дойдя до комнаты, вернулся и умылся, что сделать нужно было в первую очередь.
Эта девица доведет меня до ручки! — думалось мне, когда я ерзал перед ее ногами с прошлогодней футболкой в руках. Остров Патмос. С ума сойти. Откуда в этой крошечной головке столько информации?!
Я оставил ее наедине с телевизором и направился за второй порцией кофе. Первую мне пришлось вытирать вместе с коньяком, поскольку столик, удерживающий ее чашку, стоял перед моими ногами в тот момент, когда она заговорила о Патмосе.
— Шоколадку будете? — недружелюбно крикнул я в комнату, яростно постукивая ложкой о липовый китайский фарфор.
— Благодарю, но нет. У меня от какао изжога.
Я подумал, что бы можно было сказать ей гадкого.
— Это потому, что вы фольгу не разворачиваете, — это большее, на что меня хватило.
— Послушайте, Артур Иванович, давайте объяснимся, — донеслось до меня, когда я снова ее увидел. Приняв от меня чашку, она решительно поставила ее на столик и обожгла мою щеку взглядом. — Читать книги я стала в пять лет. Отец мой сделал все возможное для того, чтобы я не терпела нужды ни в учителях, ни в учебниках. Когда мои сверстники после летних каникул собрали учебники и отправились в седьмой класс, я начала учиться в одиннадцатом. Сейчас я учусь на последнем курсе истфака Московского госуниверситета. Любому другому это может показаться странным, вам же, я так думаю, просто подозрительным, но, к сожалению, чего я не захватила с собой, так это диплома о высшем образовании. Просто потому, что у меня его еще нет. Мне как-то не пришло в голову, что он может мне понадобиться!
