Александр Зиновьев - Пара беллум
Он спросил себя, какой «режим» предпочел бы он сам, старый человек, имеющий в избытке жизненный опыт? И он не смог ответить на этот вопрос. Оказывается, когда приходит жизненный опыт, проблема выбора отпадает. Тем более, что никакого выбора вообще нет.
В дороге
Он включил радио и отыскал советскую радиостанцию. Известный советский журналист-международник (какое нелепое слово – «международник»!) из кожи лез, стремясь доказать, что жизненный уровень на Западе на самом деле не такой уж высокий, как думают на Западе.
Болван, подумал Немец, выключив радио, надо признать, что жизненный уровень тут очень высокий, но пояснить, что это значит в реальности. Высокий уровень жизни сам по себе еще не есть благо. Он на деле может быть хуже для людей, чем низкий. А главное – он не есть дело добровольного выбора. Он вынужден обстоятельствами. Если бы люди захотели жить на более низком уровне, у них ничего не вышло бы. Когда есть деньги в достаточном количестве, жизнь тут прекрасна. А если их нет?! Деньги еще заработать надо. Квартира, машина, всякие страховки, больничная касса, отдых – здесь все это стоит дорого. Для массы людей это превращается в кошмар, преследующий их всю жизнь. Одуряющая немецкая бережливость (и только ли немецкая?!) есть тоже вынужденное условие высокого уровня жизни. А как люди живут у себя дома между периодами короткого отдыха? А дети?.. Короче говоря, высокий уровень жизни на Западе содержит в себе не меньше зла, чем низкий уровень в России.
Инструктаж
Когда он входил в кафе, где должна была состояться его встреча с человеком из Москвы, в проходе столпилась группа турок-гастарбайтеров.
– Свиньи, – тихо сказала пожилая женщина своему мужу. – Гнать их надо отсюда.
– Они работают на нас, – ответил муж.
– Сегодня они работают на нас, а через два поколения мы будем работать на них.
– Ну, мы этого не допустим.
А вас и спрашивать не будут, подумал Немец. Вас уже не будет, а ваши внуки и правнуки будут иного мнения. Вот где лежит главная опасность для Запада! Не советские ракеты и танки, а ваши собственные дети суть главная угроза западному обществу...
На этот раз его инструктировал совсем еще молодой человек. Он отметил, что Инструктор блестяще говорил по-немецки, без малейшего акцента. И все-таки он чувствовал, что Инструктор не немец из Восточной («нашей») Германии, а настоящий Иван. В облике, в одежде и в манере держать себя в Инструкторе не было ничего такого, что выдавало бы русского. «Хорошо стали учить, – отметил он про себя, – не то что в наше время».
– Вам теперь надо сосредоточиться на пацифистском движении, – говорил Инструктор. – Надо это движение изучить всесторонне. И конкретно: я имею в виду людей. Демонстрации – дело важное. Но не следует преувеличивать их значение. Видите, на площади группа людей с плакатами? Они молчат за мир! Ну и пусть молчат. Для нас важнее умонастроения людей, лишь облекаемые в форму пацифизма. Существенное место в них занимает антиамериканизм. Вот в эту точку и надо бить. Надо сорвать размещение новых американских ядерных установок здесь. Пусть пацифисты требуют одностороннего (со стороны Запада) разоружения. В случае войны они будут требовать одностороннего прекращения военных действий. Конечно, практически они этого не добьются. Но свою долю в дезорганизацию Запада они внесут.
Верно, думал он. Но я бы действовал иначе. Пусть американцы размещают свои ракеты здесь. Пусть тратятся. И настроения антиамериканские тут усилятся. Это важнее. Ракеты скоро устареют, а настроения – нет. Надо здесь накапливать антиамериканские настроения. Спокойно, постепенно. Так, чтобы взрыв их произошел не сейчас, а перед самой войной.
– Я привез деньги, – наконец перешел к сути дела Инструктор. – Я даю вам сорок тысяч, вы даете расписку на пятьдесят.
Ого, подумал он, у них не только уровень подготовки выше, но и аппетиты тоже. Его предшественник урвал для себя всего пять тысяч.
– Зато вам налоги с этой суммы платить не надо, – сказал Инструктор, как бы прочитав мысли Немца. – В Москве говорят, будто тут даже когда грабители грабят человека, последний просит квитанцию, чтобы отнятые деньги сбросить с налогов.
– Совершенно верно, – холодно ответил Немец. – Так что будьте добры, напишите мне расписку в получении этих десяти тысяч.
Инструктор струхнул. Но деньги не вернул. И расписку не дал.
– Кстати, – сказал Инструктор, уже попрощавшись с ним, – с Социологом приказано закругляться.
Проза жизни
Деньги из Москвы он получал нерегулярно и самый минимум. В Москве же рассчитывали по московским критериям и думали, что он живет как миллионер. Тысяча марок, например, по официальному советскому (а не западному) курсу означает более трехсот рублей. В Москве это огромная зарплата, а здесь за такие деньги не станет работать даже безграмотная уборщица. А так как на черном рынке тысяча марок превращается в три тысячи рублей, то в Москве думали, что он живет как мультимиллионер. Если бы он мог реализовать эту тысячу марок в Москве на черном рынке и жить по советским нормам там, в Москве, летая на ковре-самолете на работу в Германию, его положению можно было бы позавидовать. А тут – ночь в гостинице, и минимум сто тридцать марок долой. Обед – двадцать или тридцать марок. Заправил бензобак – снова полсотни плати. Высокий уровень жизни на Западе означает прежде всего необходимость добывать много денег, а вовсе не легкость их добывания. Конечно, можно прожить и на то, что он зарабатывает сам. Но в таком случае его ценность как агента упадет до Уровня дилетантов, каких тут тысячи.
Хорошо тем сотрудникам КГБ, которые работают тут под видом дипломатов, журналистов, всякого рода Представителей, а также туристов, членов делегаций, деятелей культуры. Они обеспечены средствами существования по другим, официальным каналам. Для них агентурная работа – развлечение и приработок.
Приближается старость. А у него ни денег, ни пенсии, ни постоянного угла, ни близких. Он все ночи напролет думает о деньгах. Будь деньги – не было бы никаких тревог. За деньги тут можно все купить – и дружбу, и любовь, и заботу. Без денег здесь не имеешь ничего подобного, каким бы личным обаянием ты ни обладал. А какое может быть обаяние у старого человека, да еще шпиона?! Стремление разбогатеть здесь вовсе не есть какое-то прирожденное корыстолюбие. Условия жизни вынуждают людей, от природы некорыстолюбивых, стремиться к богатству, подобно тому, как в Советском Союзе многие люди, не являющиеся карьеристичными от природы, вынуждаются делать карьеру.
И мечты
Он теперь чуть ли не каждый день «прокручивает» в сознании один и тот же сюжет. Вот он встречает пожилую миллионершу... Пусть старую!.. Чем старее, тем лучше – скорее умрет. Он женится на ней. Она передает ему свои миллионы. Но эти мечты беспочвенны. Он встречал много миллионерш. Богатые старухи тучами шляются по миру. Но из них не выжмешь даже чашку кофе без сливок. Если бы он был юным прекрасным плейбоем, то, может быть, на него и клюнула бы семидесятилетняя грымза. И за десяток лет непорочной службы она бы отвалила ему пару сотен тысяч, не более. Но он не юн и не прекрасен. В молодости он был летчиком – прекрасным принцем для русских девчонок в нищих, разоренных из-за войны или войной деревушек. Но для западных богатых старух летчик все равно что мусорщик. Многие из этих старух сами летают на своих собственных самолетах...
Что же остается? Продаться западным секретным службам? Но таких, как он, тут не покупают. Был у него один агент из невозвращенцев послевоенного времени. Сначала работал добросовестно. Но потом почему-то продался какой-то западной контрразведке. Его выманили в Москву как туриста и там расстреляли якобы за старые грехи. Но всем, причастным к секретным службам, было ясно, за что именно. И правильно сделали – урок. Кроме того, в Москве немедленно перекупили чуть ли не всех агентов той страны, которым было разрешено до сих пор считаться неразоблаченными. Тоже урок. После этого он не знает ни одного случая, чтобы агентов такого рода перекупали на Западе. Желающих продаться, надо думать, полно. Но желающих покупать уже нету. Боятся!
Передышка
Обычно он останавливается в самых дешевых отелях. Получив деньги из Москвы, он решил «шикануть» – снял номер в дорогом отеле. Надо несколько дней пожить на уровне благополучных людей. Посидеть в хороших барах и в ресторанах. Побродить по городу. В музеи заглянуть. Отдохнуть, короче говоря. Хороший ресторан, однако, оказался дорогим, но не таким уж хорошим в смысле еды. В музее ему стало скучно. В кино шли фильмы, от которых его давно мутило. Он вернулся в отель. Ему показалось, что в его вещах кто-то рылся, пока он гулял. Но среди его вещей не было ничего такого, что следовало бы скрывать. Он включил телевизор. Шла передача о состоянии сельского хозяйства в США и в СССР. Положение в США преподносилось как катастрофа для фермеров, а в СССР – как рай для крестьян.
