Матс Валь - Невидимый
— Не твое собачье дело.
Форс сел на один из стульев и положил ногу на ногу.
— Это ведь мебель из сада Маргит?
Маркус Лундквист не ответил.
— Вряд ли ты обеспечиваешь себя сам. В принципе, ты мог бы работать, но ты же выше этого! Получается, что ты живешь за счет своей матери. И говоришь, что ее не стоит вмешивать. Как ты думаешь, каково ей содержать такого выродка? Как долго, ты думаешь, она еще выдержит?
Маркус Лундквист сунул руки в карманы.
— Свои воспитательные беседы можешь проводить где-нибудь в другом месте. Спрашивай, что тебе надо, и отваливай.
Форс задумчиво поковырял ногтем стол.
— Ну, выкладывай свои вопросы! — заорал Маркус. — Что тебе от меня надо?
— Я думаю, ты и так понимаешь, о чем идет речь. Ты знаешь, что Хильмер Эриксон пропал.
— Я не знаю, кто это.
— Расскажи мне, что такое три буквы Н.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Кто написал три буквы Н на школьном шкафчике Хильмера Эриксона? Аннели Тульгрен? Вы ведь встречаетесь, я правильно понял?
— Мы расстались.
— Когда?
— В прошлую субботу.
— Ты встречался с Аннели в субботу?
— Это не твое дело.
— Я спрашиваю, встречался ли ты с Аннели в субботу? Отвечай, или я задам тебе тот же вопрос в участке.
Маркус Лундквист молчал.
— Ну так что?
Маркус Лундквист поднял на Форса взгляд. У него были голубые глаза.
— Да. я встречался с ней.
— Где?
— У нее дома.
— Во сколько?
— Я не знаю. Где-то около двенадцати.
— Как долго ты там оставался?
— Пару часов.
— Ее родители были дома?
— Нет.
— Куда ты пошел потом?
— Я поехал к Свену.
— Зачем?
— Взять инструменты.
— А потом?
— Я поехал домой и стал возиться с машиной.
— Как долго ты занимался с машиной?
— Где-то до шести. Потом пришел Рулле.
— А потом?
— Мы пошли в «Капри» смотреть футбол.
— Во сколько вы пришли в «Капри»?
— Чуть позже шести.
— Как долго ты там оставался?
— Футбол начался в шесть. Мы были там около шести, а ушли не раньше десяти.
— И куда ты отправился потом?
— Сюда. Со мной было несколько человек.
— Что вы делали в «Капри»?
— Мы смотрели футбол. Ты что, тупой?
— В «Капри» было много народу?
— Все было переполнено. Мы сидели на лучших местах.
— Многие видели тебя в «Капри»?
Маркус Лундквист с презрением посмотрел на Форса.
— Да все, кто пришел смотреть футбол. Я сидел впереди и вскакивал каждый раз, когда забивали гол, а голов было четыре. Все меня видели.
— Хорошо, что видели. Почему ты расстался с Аннели?
— Она ходит в девятый класс.
— Ну и что?
— Ну и что? — передразнил Маркус.
— Да, ну и что? Ты же любишь девочек помладше?
— Слушай, заткнись, а?
— Такие как ты всегда любят маленьких девочек. Ведь на них легко произвести впечатление — достаточно лишь пить пиво, ржать и хамить. Аннели для тебя как раз то, что надо.
— Ты ничего не понимаешь.
— Так объясни мне.
— Пошел в задницу.
Форс барабанил ногтем по столешнице и смотрел себе под ноги. Похоже было, что на полу разлили пиво. Форс порадовался, что не снял ботинки.
— У тебя еще есть вопросы? — спросил Маркус Лундквист.
— А ты считаешь, что мне уже пора?
— Если у тебя все, то исчезни.
— Как ты думаешь, что случилось с Хильмером?
— Нс знаю.
— На него могли напасть?
— Да мне насрать.
— Мог кто-то, кого ты знаешь, напасть на Хильмера?
Маркус Лундквист закричал так, что у него покраснело лицо:
— Убирайся отсюда!
Форс молча посмотрел на Маркуса.
— Если Хильмера избили шестнадцатилетние подростки, то ими займутся органы опеки. Но если в избиении принимали участие люди твоего возраста, то им грозит тюрьма.
Маркус скривил верхнюю губу:
— Ты меня не запугаешь.
— Я и не думаю тебя пугать, а только рассказываю тебе, как все будет. Мы скоро найдем Хильмера и возьмем тех, кто на него напал. Подумай об этом. Если ты захочешь что-то рассказать, то меня можно найти в полицейском участке. Если ты замешан в этом деле, то тебе лучше сознаться. Тогда тебе засчитают помощь следствию. Подумай об этом. И кончай пинать двери в доме и громко включать музыку, потому что дело закончится тем, что тебя отсюда просто выкинут, а ты же этого не хочешь? У тебя же тут так здорово, такой ножик и картинки на стенах.
Форс поднялся и вышел из квартиры. На улице он порадовался свежему воздуху, ветру и даже поднимавшимся клубам пыли. Он сел в «гольф» и поехал домой.
Дома, не снимая куртки, он прошел прямо в кухню, достал из холодильника кочан салата и три помидорины, нарезал салат и помидоры и поставил кастрюлю с водой на плиту. Затем он разделся, принял душ и голый вернулся в кухню. Бросил спагетти в кипящую воду, достал кусок пармезана и натер его на терке. Потом Форс облачился в синий халат, полученный от жены на то последнее Рождество, когда они еще жили вместе. Одевшись, он уселся за кухонный стол и просмотрел почту: две квитанции и письмо из библиотеки с просьбой вернуть книгу Вайно Линна.
Спагетти сварились. Форс выложил их на тарелку, посыпал сверху пармезаном. За ужином он думал про Хильмера. Одновременно он пытался вспомнить, где же может быть книга Вайно Линна. Доев, он поставил тарелку в мойку и пошел искать книгу в гостиной. Роман отыскался в корзине для бумаг под кучей рекламных газет. Форс как раз стоял с библиотечным томом в руках, когда зазвонил телефон. Это был Нильсон.
— Тебе нужен автоответчик, — упрекнул Нильсон.
— Он сломался.
— Мы нашли его.
— Где?
— В куче компоста за маленьким домиком Хагберга, с грибами. Ты знаешь, где это?
— Да
— Собака Седерстрема обнаружила его вскоре после того, как ты уехал.
— Он жив?
— Да, но неизвестно, надолго ли. Он без сознания.
— Что случилось?
— Его жестоко избили, и он сейчас в Общественной больнице.
— Найди фотографа.
— Сейчас?
— Да.
— Уже поздно.
— Позвони Хаммарлунду. Позаботься о том, чтобы Хильмера сфотографировали, пока он еще жив. Мне завтра будут нужны эти фотографии. Я немедленно еду в больницу. Встречаемся в участке в семь утра. До этого я хочу посмотреть место, где нашли Хильмера. Проконтролируй, чтобы нам хватило народу для задержания и домашнего обыска в трех местах. Мы возьмем Тульгрен, Мальмстена и Бультермана для допроса, пока они еще не успели уйти в школу. У тебя есть номер моего мобильника?
Номера мобильника у Нильсона не было, и ему пришлось записать его.
Форс положил трубку, вышел из кухни и открыл бутылку минералки. Он выпил ее стоя и посмотрел в окно. В окне противоположного дома он увидел целующуюся в спальне пару. Она была в ночной сорочке, он — в рубашке. Наконец женщина опустила гардины. Форс осушил бутылку, оделся, положил мобильник в карман и пошел к «гольфу».
Дорога до больницы заняла не больше десяти минут. Форс зашел в отделение интенсивной терапии и показал свое удостоверение дежурной, одетой в зеленую униформу. Она показала на дверь.
Операционная «В».
— Родители сидят там, — сказала дежурная, женщина одних с ним лет. — Мальчика сейчас оперируют.
Форс пошел в комнату, где ждали родители. В отделении интенсивной терапии не было специального помещения для посетителей, так что Эриксоны сидели в комнате для персонала. Мать Хильмера положила голову на плечо своего супруга. Она тихо плакала, муж обнимал ее. Он был очень бледен.
Форс подошел к ним. Женщина, казалось, его не заметила.
— Простите, — сказал Форс.
Ему не хотелось мешать.
Он представился отцу Хильмера.
— Как он?
Женщина издала стон, в котором не слышалось ничего человеческого.
— Он чудовищно избит, — прошептал Андерс Эриксон, — я не смог бы узнать его, если бы не рубашка.
И Эриксон затрясся в рыданиях, пытаясь спрятать лицо в коротких рыжих волосах жены.
— Я не хочу показаться вам бесчувственным, — прошептал Форс, — но я послал сюда фотографа. Он сейчас придет. Если врачи позволят, он сфотографирует Хильмера.
Женщина застонала.
— Я понимаю, — сказал ее муж. Он тоже говорил приглушенным голосом.
Форс подумал: а что же, собственно, Андерс Эриксон понимает, — но ничего не сказал. Он сам слишком часто ничего не понимал. Вот и сейчас он не понимал, кому и зачем понадобилось избивать до смерти подростка, который интересовался шахматами и играл в футбол.
Около них по комнате двигался Хильмер Эриксон. Он уже начал осознавать, что сделали с его телом. Он видел, как плачет его мать, и пытался утешить ее. Но она его не замечала.
Она его не видела.
Вокруг него
запах
сгнившей листвы.
Как будто все произошло не в мае,
