Кармело Сардо - Сорняк
Мне хотелось кричать от боли, высказать отцу, что дед умер по их вине.
– Мы ничего не рассказали ему, он не понял бы нас, – повторял отец.
Он не только понял бы, подумал я, но и… Впрочем, зачем напрасно бередить рану.
– Твой дядя, – продолжил отец, – представить не мог, что остальные, в частности Джуфа и Неторе, вступят в войну с нами.
– А при чем здесь Джуфа и Неторе?
– Возможно, ты не знаешь, но если я назову имя Риты Неторе… Оно говорит тебе что-нибудь? Из-за Риты Неторе, а, наверное, в первую очередь из-за нее, Джуфа и Неторе стали виновниками убийств в нашей семье.
Сейчас, когда я снова и снова возвращаюсь к истории с Ритой, мне кажется абсурдным и невероятным, что она могла стать одной из причин войны, причем едва ли не основной. Как далеки от истины предположения, которые выдвигали в то время журналисты и следователи. Никому из них даже в голову не приходило, что за всей этой историей стоит женщина.
Джуфа, в те времена большой приятель дяди Джиджи, встречался с Ритой, дочерью Неторе. Их отношения зашли так далеко, что все уже подумывали о свадьбе. Но Неторе противился, он не хотел выдавать дочь за человека вроде Джуфы. Оскорбленный Джуфа решил припугнуть Неторе и напал на него, но без намерения убить. Следователи поймали Джуфу и упрятали в тюрьму. Пока Джуфа, по-прежнему влюбленный в Риту, отбывал срок, один мой кузен увлекся ею, но потом бросил, полюбив другую женщину. Неторе знал об этой связи и решил отомстить. Джуфе тоже рассказали об интрижке между Ритой и моим кузеном, и, выйдя из тюрьмы, Джуфа избил того до смерти. Дяде Джиджи скоро стала известна вся эта история, он пришел в ярость и поссорился с Джуфой. А Неторе больше не препятствовал отношениям между Джуфой и Ритой. Так у нашей семьи появились два врага с оскорбленной честью: Неторе, который не мог простить моему кузену, что тот обольстил и бросил его дочь, и Джуфа, называвший кузена предателем, поскольку тот, пока Джуфа сидел в тюрьме, увел у него девушку.
Честь. Вот главная причина, по которой на Сицилии убивают мужчин, женщин, детей. Но разве можно говорить о чести, когда нарушаются принципы человечности внутри сообщества?
И что делать, если живешь по ложным, навязанным тебе с детских лет принципам? Как здесь не попасть в ловушку зла?
Как научиться различать истинное и ложное, если ты не получил иного воспитания, кроме как в своей семье?
Как понять, что “нравоучения” не просто призваны утихомирить бушующие страсти, но служат гораздо более важной цели, особенно когда страсти входят в противоречие с доводами разума? Вот именно – как?
“Единственный способ покончить с мафией и уничтожить почву, которая ее подпитывает, то есть противостояние государству, – это применение действующих норм права”, – писал Леонардо Шаша, который не понаслышке знал, что такое мафия[8]. Шаша написал это двадцать с лишним лет назад, но мы так и не вняли его словам – мы продолжаем испытывать недоверие к государственной форме власти. По сей день между простыми гражданами и власть имущими нет равенства в правах. Стоит подумать и над словами Ницше, который писал в своей “Генеалогии морали”: “Злопамятный человек не может выйти из-под власти мести и, возвращаясь снова и снова к одному воспоминанию, не способен воспринять ничего иного…” Человек злопамятный живет ненавистью и закрыт для любви, желание мести держит его в плену, время для него движется по замкнутому кругу. Напротив, человек, которому удалось сбросить оковы мести, проживает каждое мгновение настоящего и осмысляет опыт прошлого с позиции “здесь и сейчас”.
Иными словами, это похоже на то приятное ощущение, какое мы испытываем, говоря, что хотели бы вернуться в такое-то место – находясь в момент речи именно в этом месте. Пребывая в том месте, мы возвращаемся к самим себе. Приятное ощущение указывает на то, что мы в ладу с собой, обрели себя. Человек, движимый местью, лишен этой внутренней целостности и не может обрести себя; его понимание времени и места узко и ограниченно местью – время и место для него застыли, порабощают его, являясь преградой на пути к себе и к радости жизни. Как объяснить подобному человеку, что счастье обретается только через возвращение к себе? Пожалуй, этого не объяснишь, такие вещи можно осознать, лишь имея за плечами определенное образование. Здесь не обойтись без философии.
Застигнуть врасплох
Мы проснулись от шума и едкого, щиплющего глаза слезоточивого газа. Все происходило, как в кино. Полицейские из специального подразделения – в масках, во всеоружии, словно им предстояло изловить особо опасных террористов, – вломились на заре в дом и набросились на нас, полусонных, в кроватях, не дав нам опомниться.
Я опешил. Мы и представить себе не могли, что до нас доберутся в этом уголке Германии. Арестовали всех мужчин: меня, отца, дядьев и даже моего младшего братишку, которому едва исполнилось четырнадцать лет. Впрочем, меня и брата через несколько дней отпустили.
Выйдя на свободу, я узнал, что ордер на арест выписала прокуратура Агридженто, расследовавшая дело о войне между нашей семьей и кланом Резина. Мне также стало известно, что по Италии прошло много облав, но, удивительное обстоятельство, за решеткой оказались только наши родственники и друзья – и никого из семейства Резина. Это лишний раз подтверждало мою догадку: между мафией и государством существует негласный договор.
Женщины из моей семьи, привыкшие к жизни в Казамарине, задыхались в Германии от одиночества, без мужчин. Скрепя сердце я посадил на поезд в Сицилию свою мать, тетушек, сестер и младшего брата – они возвращались домой, рискуя жизнью. Но они не могли оставаться в Германии, на чужой земле. Они не понимали языка и мучились от холода.
Я остался один.
Несколько месяцев подряд я ходил по немецким тюрьмам на свидания с отцом и дядьями.
Я буквально жил в поездах, скитаясь по стране. Отца посадили в бременскую тюрьму, остальных разбросали по тюрьмам в Штутгарте и Мюнхене. К счастью, я неплохо знал немецкие обычаи и имел кое-какие сбережения.
Каждое свидание с родными походило на пытку. Особенно когда приходилось сообщать им печальные вести. Так, я рассказал отцу о смерти его брата, к которому отец был сильно привязан. Мой дядя – честный человек, простой рабочий – не был вовлечен в дела мафии. Его убили, следуя закону мести, ведь он носил нашу фамилию. Думаю, именно тогда у отца случился первый инфаркт, однако в тюрьме этому не придали должного значения, его даже не стал осматривать врач.
Почти каждый день я приносил отцу и остальным родственникам страшные вести. На Сицилии “Коза Ностра” убирала всех, кого считала “принадлежащими нашему клану”, выражаясь языком мафии.
Похоже, злой рок потворствовал уничтожению нашей семьи. Другой брат отца скончался от сердечного приступа прямо в итальянской тюрьме. Зять, муж одной из отцовых сестер, погиб в автокатастрофе. Казалось, мы бессильны перед ополчившейся на нас судьбой. Я не знал, что делать дальше, и терзался сомнениями. С одной стороны, я подумывал вернуться на Сицилию, с другой – не мог оставить без поддержки родных в немецких тюрьмах: они нуждались в заботе и внимании. Внутри меня что-то назревало. Растущий в душе гнев толкал к мести. Я едва сдерживался.
Отец почувствовал мое настроение и заставил пообещать не возвращаться на Сицилию, что бы там ни произошло.
Он пытался урезонить меня:
– Необходимо разобраться, кто прикрывает Резина. Нельзя действовать опрометчиво. В таких делах нужен точный расчет. Но будь спокоен, мы отомстим. Ты подумай о том, как выжить здесь, в Германии, ладно?
– Ладно, – ответил я, прекрасно зная, что не сдержу обещания.
Я искренне восхищаюсь Мауро, социальным работником, который мною занимается. Он молодец, вежливый, отзывчивый, всегда готов выслушать. Мы подолгу беседуем, и я рассказал ему многое о себе, в том числе вещи очень личные. Мауро умеет слушать, а это редкая способность. Конечно, ему платят за это, но видно, что Мауро с душой подходит к своей работе.
Когда мы только познакомились и я постепенно стал рассказывать Мауро свою историю, он задал вопрос, поразивший меня своей кажущейся простотой и банальностью: “Но почему ты решил скрываться после резни, а не обратился к властям?”
Он обосновал логичность своего вопроса примерно так: “Тебе ведь не угрожало преследование со стороны органов правосудия, лишь твои враги разыскивали тебя, чтобы прикончить. Достаточно было назвать имена тех, кто истребил вашу семью, и ты избежал бы всего этого ада”.
Конечно, Мауро рассуждал здраво и логично. Но стоит мысленно вернуться в те времена, чтобы лучше понять ситуацию. Мне едва исполнилось двадцать лет, я только что отслужил в армии. На следующий день после расстрела моей родни, 22 сентября, я собирался улетать в Гамбург. Я решил навсегда уехать с Сицилии. Та жизнь была не по мне. Я стремился в Гамбург.
