Банана Ёсимото - Озеро
Я подумала о том, что можно даже согласиться на встречу с папой и улыбнуться ему.
______________
Однажды после обеда ко мне подбежали ставший мне близким другом E-тян и его подружка Мики-тян. Они протянули мне пакетик с едой. Там были рисовые крекеры, картофельные чипсы и шоколад.
— Ну, теперь, когда я уже почти все раскрасила, надеюсь, обезьянки больше не похожи на призраков? — спросила я.
Картина была практически завершена, и я каждый день внимательно рассматривала ее и местами добавляла цвета или что-то подправляла, чтобы достичь полного баланса красок. На этом этапе все наконец сходится и сливается воедино в придуманном тобою отдельном мирке.
— Они все еще призраки, какие-то грустные м одинокие, — ответил E-тян.
— Не говори так, мне страшно, — сказала Мики-тян. — Я не люблю призраков.
— Даже обезьянок? — задала вопрос я.
Про себя подумала о том, неужели вопреки всем краскам и цветам печаль и одиночество этих созданий все равно проявятся в картине.
— Да.
— Это озеро я никогда не видел в реальности, — сказал E-тян.
— А я видела! Это Асиноко, — заявила Мики-тян.
Я слушала их, думая о том, какой оригинальный разговор получается. А еще о том, что мои обезьяны по-прежнему напоминают призраков. Дети видят в них что-то такое, что отличает их от других обезьян. Однако раз моя картина передает подобные чувства, возможно, она не так уже и плоха?..
Потом мои юные друзья завели разговор о телевидении, а я продолжила раскрашивать. Да, они, несомненно, мешали и отвлекали меня от работы, но ведь это и было счастьем.
Обернувшись, я увидела, как эта парочка, сидя на корточках, щебечет, поедая принесенные ими же сладости, а заодно и мандзю[10], которые еще раньше дала мне Саюри. Я же, попивая горячий травяной чай из термоса, вслушивалась в эту незатейливую детскую болтовню и старалась уловить в ней какие-либо свежие нотки и яркие краски, чтобы привнести их в мою картину.
Сидя на земле недолго застудить поясницу, а оттого, что постоянно стоишь с поднятыми руками, тянет спину и бока, но я не могу остановиться и бросить рисовать.
Стоит добавить цвет, как следом за ним в голове рождается еще один. И пошло-поехало, пока стемнеет, когда рисовать уже невозможно. Я изнемогаю от усталости и потом крепко сплю.
Когда я думаю о доме, в голове возникает образ Накадзимы. Накадзимы, который всегда у меня дома, хотя постоянно учится со мной и без меня. Как бы там ни было, наверное, он хочет меня видеть. То, что он приходит ко мне домой, означает, что я хочу, чтобы он был в моей жизни. Есть ли на свете человек, который мог бы поверить в это сильнее, чем я? Место, где есть он, — это место, куда я возвращаюсь. И поэтому я могу прожить целый день, ни о чем не думая. Что мне делать после работы? Ответ очевиден: скорее возвращаться домой.
Дети вскоре ушли, а я подумала о том, что сделала за сегодня довольно много, и решила передохнуть. Тут ко мне подошла Саюри, выражение лица которой было мрачнее тучи.
Еще недавно, проходя мимо, она с улыбкой пожала мне руку. Что же могло случиться?
— Можно тебя, Тихиро? — обратилась она ко мне.
— Похоже, ты собираешься сообщить мне что-то не очень радостное, — предположила я. Я решила, что речь пойдет о том, что, хотя моя картина уже почти полностью готова, возникла необходимость переделок.
Однако проблема была более щекотливой и в некоторой степени предсказуемой.
— Дело в том, что нам позвонил мэр города... В общем, у этого проекта объявился спонсор.
— Как это? Разве не город выделил средства?
— Нет. Из разговора я поняла, что раз уж эта затея получила необходимую огласку и активную поддержку в городе, было решено, что спонсор возьмет все расходы на себя.
— Не вижу особого смысла теперь предлагать спонсорскую помощь. Какая ему польза с этого? — сказала я.
Саюри кивнула:
— Да, я тоже так подумала, но взамен они потребовали, чтобы в центр этой картины был помещен логотип их компании и по возможности большого размера. Вон тот знак, что красуется на самом верху огромного завода при въезде на скоростную автостраду. Там производят продукты на основе конняку[11]...
Саюри укалывала на странный серый логотип какого-то ужасного оттенка, весьма отдаленно напоминающий по форме конняку.
— Что за ужас! Не иначе как какой-то прикол! — улыбнулась я, и Саюри рассмеялась в ответ.
Однако нам обеим было отлично известно, современном обществе подобные приколы случаются нередко. Потому, насмеявшись вдоволь и промокнув выступившие от слезы, я сказала:
— Абсурд! Это просто нереально. Ведь большая часть композиции практически нарисована.
Говоря так, я в то же время размышляла над вариантами того, как все-таки можно попытаться вписать этот нелепый логотип мою картину и интересно обыграть это все, но такое не представлялось мне возможным.
К тому же я подозревала, что, если даже каким-то образом этот логотип можно вставить в мою композицию, вряд ли полученный результат кого-то порадует.
— Чтобы не терять времени, я пока попробую вступить в переговоры. Может, у тебя есть какие-то пожелания? — спросила Саюри.
Это стало меня раздражать.
— Ну, раз уж это неизбежно, лучше бы им изменить их логотип. Или же можно будет найти человека, который нарисует новую картину и поместит в нее уже существующий знак, — огрызнулась я.
— Ну почему ты всегда впадаешь в крайности: все или ничего? — изумленно спросила Саюри.
Мне поневоле пришлось продолжить:
— Ладно, раз уж рядом с моей подписью город так или иначе поставил свое одобрение, может, получится договориться с ними и сойтись хотя бы на маленьком логотипе?
— Видишь ли, похоже, идея о том, чтобы этот логотип был по возможности крупнее и выглядел на стене как целая картина, принадлежит президенту той компании, — пояснила Саюри. — Однако в таком случае не потребуется просить об этом именно тебя, да и на то, чтобы теперь полностью все перерисовать, понадобится не меньше миллиона иен. Этим я опробую им пригрозить. — Саюри улыбалась.
Мне нравится такая Саюри, и дабы мои слова не прозвучали как упрек в ее адрес, я постаралась сказать как можно мягче и добрее:
— Если честно, я не считаю свою картину чем-то особо выдающимся. В общем-то, я рисую с тем настроем, что рано или поздно эту стену снесут.
Однако считаю, что это совсем иное дело, нежели не рисовать вообще, потому что стену все равно снесут, или же рисовать что попало.
Что касается меня, то я по большому счету не берусь за такую работу, когда мне конкретно говорят делать то-то и то-то или же задают узкие рамки вроде того, что нужно нарисовать, к примеру, рекламный плакат к фильму. Когда ко мне обратились с этим заказом, речь шла о том, что это должна быть именно им картина, и мне это гарантировали. Я надеюсь, что худо или бедно мне удается достичь поставленных задач. Поэтому, когда мне вот так запросто велят добавить в мою картину что то ни было, будь то хоть самый миленький логотип с конняку, какой-нибудь Пикачу, ГАНДАМ или даже Хамутаро[12], получается, что мне сделали заказ, в корне не понимал специфики моей работы...
— Да, я прекрасно тебя понимаю. С самого начала я считала именно так и потому обратилась к тебе. Вся ответственность на мне, так что не волнуйся. Я пришла, только чтобы с тобой поделиться, а вовсе не для того, чтобы уговорить тебя согласиться с новыми условиями.
Будучи учителем, Саюри говорила спокойно, и голос ее звучал уверенно и многообещающе.
— В любом случае, если они станут настаивать на своих требованиях, я не смогу работать в такой системе. Они кардинально заблуждаются на мой счет. Заказчики заблуждаются! Передай, что с такой просьбой им следует обратиться к человеку, который занимается тем, что рисует вывески. Это вовсе не значит, что я отношусь пренебрежительно к таким художникам. Просто это другой род деятельности, если даже я далеко не профи в настенной живописи, это не означает, что я так запросто готова сменить профессию! — добавила я.
Я взглянула на свою картину. Бедные обезьянки: возможно, вскоре они исчезнут под слоем новой краски. Однако кто знает, быть может, их пребывание на этой стене, пусть даже столь недолгое, навсегда останется в памяти E-тяна и его друзей.
При мысли об этом меня охватило такое чувство свободы, словно все то, что связывало и сдерживало меня, легко унесло ветром и развеяло. Эх, я могу ехать и лететь куда угодно! Вот что я почувствовала в тот момент.
Это было ощущение полной свободы, доселе мне неведомое.
"Как же все-таки хорошо!" — подумала я.
Я решила запечатлеть свою работу хотя бы на пленке и сфотографировала картину цифровой камерой на фоне неба. Мне хотело поймать и сохранить радость этого особенного момента.
— Должны существовать какие-нибудь средства, я уверена, — сказала Саюри. — Первым делом я покажу вышестоящим и представителям той компании фильм о тебе, что демонстрировали по телевидению, и попробую сослаться на художественную ценность твоих работ.
