Питер Мейл - Собачья жизнь
Пока они осмысливали это сообщение, я постарался за-браться в самый дальний угол. Затем Дирекция совершенно справедливо, на мой взгляд, потребовала у Русселя каких-нибудь доказательств. В конце концов, сказали они, в нашей долине проживают десятки собак и многие из них имеют подмоченную репутацию. Почему же он так уверен, что преступник проживает именно здесь?
— Почему?! — Руссель наклонился к ним, яростно шевеля бровями. — Да потому, что я видел его своими собственными глазами! И могу описать во всех подробностях.
Что он и сделал, и моту сказать, что никогда в жизни мне не приходилось и, надеюсь, больше не придется выслушивать столько нелестных отзывов о своем физическом и моральном облике. Руссель доврался до того, что заявил, будто во рту у меня было полно куриных перьев. Даже странно, что он не догадался прибавить к этому нож, вилку и салфетку на шее. Словом, он изрыгал самую бессовестную клевету, и я просто поверить не мог, что Дирекция все это скушает.
Однако так и получилось. Мадам сопровождала его рассказ ахами и охами, а Второй то и дело вскакивал, чтобы подлить вина ему в стакан. Смотреть на это было противно. По моему мнению, его следовало вышвырнуть вон после первой же фразы.
Вместо этого — вы не поверите! — они заплатили ему за потерю этой старой курицы, чего он, собственно, и добивался с самого начала. Когда Руссель натянул свой картуз, собираясь уходить, они втроем уже болтали как лучшие друзья. На этом все могло бы и кончиться, но не тут-то было!
Руссель, разогретый дармовой выпивкой и приличной суммой в кармане, вдруг остановился в дверях и сделал Дирекции предложение, услышав которое, я похолодел.
— Вашего пса, — сказал он, — можно выдрессировать так, что он и смотреть не будет в сторону куриц. Есть один надежный способ, и раз уж вы так посочувствовали моему горю, я берусь выучить его.
Бывают в жизни такие минуты, когда вы видите, как на вас надвигается беда, но ничего не можете сделать, чтобы предотвратить ее. Я испробовал все способы: уговаривал, умолял, демонстративно хромал, заходился в приступе кашля, забивался под кровать и там трясся, но все безрезультатно. Этот старый садист коварно убедил Дирекцию в своем искреннем желании способствовать моему исправлению. Но я-то отлично понимал, что ему было мало щедрой материальной компенсации — он жаждал мести. Говорят, что-то подобное часто происходит во время разводов.
На следующее утро, как по заказу хмурое и серое, меня поволокли через поле в академию Русселя и сдали прямо на руки профессору. Он предложил Дирекции вернуться через час и пообещал, что они получат новую собаку, свободную от порочных наклонностей и навсегда излеченную от болезненной страсти к курицам. И — вы можете себе такое представить?! — они принялись его благодарить. Невероятная наивность! На самом деле они отличные ребята, но, увы, ни черта не разбираются в людях.
Руссель завел меня в сарай и запер дверь. На меня тут же нахлынули воспоминания, потому что все здесь — от земляного пола до обстановки — в точности повторяло мое первое жилище. Тесное и мрачное место, забитое фамильными ценностями — ржавыми ведрами, древними велосипедами, трухлявыми мешками, треснувшими бочками и массой прочего доисторического хлама, который Руссель, вероятно, копил, чтобы оставить в наследство благодарным потомкам. Я огляделся в надежде найти какой-нибудь путь к спасению и замер, обнаружив на жестяном столе труп вчерашней курицы, который за прошедшие сутки отнюдь не стал выглядеть лучше. Ее голова с увядшей бородкой свисала с края стола, а один остекленевший глаз с укором смотрел прямо на меня. Мрачноватая картинка, и к тому же я никак не мог понять, почему она лежит здесь, а не булькает себе мирно в кастрюльке на плите. Даже старые курицы бывают вполне вкусными, если их подольше поварить.
Руссель схватил тушку за ноги и покрутил ее в воздухе, не выказывая ни малейшего уважения к дорогой усопшей, а потом протянул ее мне. Больше из вежливости, чем из любопытства я подошел поближе и понюхал, и тут он вдруг замахнулся и, не успей я увернуться, треснул бы меня курицей прямо по голове. Но даже и так острый куриный клюв больно царапнул меня по носу.
Только тут я понял, в чем будет заключаться урок. Руссель в простоте душевной полагал, что несколько ударов покрытым перьями орудием смогут выбить из меня инстинкт, вырабатывавшийся сотнями поколений моих предков. Полная глупость, конечно, но он об этом не подозревал и потому продолжал преследовать меня, размахивая курицей. Я вполне успешно отпрыгивал и уклонялся от ударов. О невероятной тупости этого человека можно судить хотя бы потому, что прошло довольно много времени, прежде чем он догадался, что попасть будет гораздо проще, если меня привязать.
В военных действиях наступил временный перерыв, и он стал искать в своем хламе какую-нибудь цепь или бечевку. Наконец здорово разозлившись, он, видимо, вспомнил, где хранит свой запас веревок — подозреваю, что в сейфе под кроватью, — и, раздраженно ворча, вышел вон из сарая, а меня оставил наедине с мертвой птицей.
В отчаянных ситуациях приходится принимать отчаянные меры. Как я уже упоминал, пол в сарае был земляным, и, воспользовавшись отсутствием Русселя, я начал поспешно рыть в углу яму, достаточную, чтобы похоронить в ней курицу. Она влезла туда почти вся, если не считать одной торчащей кверху лапки. Вероятно, у нее уже началось трупное окоченение или просто яма получилась слишком мелкой. Как бы то ни было, я решил эту проблему, усевшись на могильный холмик и скрыв под собой упрямую конечность. Так и обнаружил меня Руссель, вернувшийся с веревкой.
В моем плане имелось одно слабое место, о котором самые внимательные читатели, наверное, уже догадались: Руссель с веревкой двинулся ко мне, я отскочил в сторону и он, разумеется, тут же обнаружил торчащую куриную ногу.
Жаль, что вы не видели его лица, а вот ни одного из со-рвавшихся с его губ выражении я не решусь здесь повторить. Достаточно сказать, что Руссель был поражен до глубины души. Отбросив веревку, он бухнулся на колени и стал лихорадочно отрывать курицу, и именно за этим занятием и застала его вернувшаяся за мной Дирекция.
Что произошло дальше, я не знаю, потому что, как только приоткрылась дверь, я вырвался наружу и через поле понесся домой зализывать свой раненый нос. Дирекция вскоре вернулась, и все мои грехи, как это обычно случается, были прощены, а их столь бурно начавшаяся дружба с Русселем на этом, к счастью, и закончилась. Иногда я вижу его на горизонте, и он по старой памяти кидает в мою сторону камень, но меткостью не отличается.
Удалось ли мне извлечь из этого происшествия какой-нибудь полезный урок? Разумеется: никогда не подходите к человеку, вооруженному дохлой курицей. Кажется, подобная же мысль встречалась мне в небольшой книжке «Искусство войны», в том месте, где автор рассуждает о том, что следует избегать столкновений с превосходящими силами. Автора зовут Сунь-Цзы, если кому интересно.
Мяч как источник удовольствия
Среди гостей, периодически оккупирующих наш дом, есть только один, который, подобно мне, любит отдохнуть под обеденным столом. Его тяготят чопорные светские беседы и жесткие стулья с высокими спинками. Не раз и не два, наевшись, он плавно перемещался ко мне на пол, и именно в такие моменты мы и подружились. Не верите? В доказательство могу предъявить несколько фотографий. Он уверяет, что смена позы благотворно влияет на процесс пищеварения, но я считаю, истинная причина состоит в том, что после всей этой бессмысленной трескотни за столом ему просто-напросто хочется отдохнуть в обществе молчаливого и разумного существа. Но в любом случае этот человек, несомненно, входит в избранное общество родственных душ.
А кроме того, он занимает довольно видное положение в мире британского тенниса — то ли командует мальчишками, подносящими мячи в Королевском клубе, то ли отвечает там за кормежку, точно не помню. Как бы то ни было, должность обеспечивает ему доступ в высшие круги ежегодного Королевского турнира. Он знаком как со спортсменами-участниками, так и с членами королевской семьи и даже имеет право пользоваться туалетной комнатой для ВИПов, что, насколько мне известно, считается знаком наивысшего отличия. Все это я узнал во время длинной подстольной беседы, случившейся как-то после ланча.
Кажется, я уже упоминал, что люблю время от времени что-нибудь погрызть. Разумеется, лучше всего — живое, но, к сожалению, сначала его надо поймать, а Дирекция почему-то смотрит на это косо. Поэтому по большей части faute de mieux[21] мне приходится довольствоваться неодушевленными предметами вроде палки, Лабрадоршиной подстилки или ботинка какого-нибудь гостя. Совсем неинтересная добыча, хотя однажды мне удалось в бою отбить детского плюшевого медведя. Должен сказать, баталия получилась не слишком ожесточенной, зато за ней последовали рев, истерика, катание по полу и заточение победителя в одиночной камере. Вдобавок от той гадости, которой медведь был набит, у меня случились желудочные колики. В наши дни повсюду норовят напихать искусственное волокно, а это вещь совершенно несъедобная, уверяю вас. Если вам доводилось когда-нибудь попробовать кальмара в дешевом итальянском ресторане, вы меня поймете.
