Пол Боулз - Под покровом небес
— Это отвратительно. Вы правы.
Половина солнца уже выглянула из-за края гор; через минуту-другую начнет припекать.
— А вот и солнце, — сказал Порт. Миссис Лайл собрала свои вещи.
— Вы долго собираетесь пробыть в Бусифе? — осведомилась она.
— У нас нет никаких планов. А вы?
— О, Эрик составил какой-то безумный маршрут. Я думаю, мы отправимся в Айн-Крорфу завтра утром, если только он не решит уехать сегодня днем и провести ночь в Сфисифе. Там должна быть весьма приличная маленькая гостиница. Не такая шикарная, как эта, конечно.
Порт обвел взглядом покосившиеся столы и стулья и улыбнулся:
— Не думаю, чтобы я согласился на нечто менее шикарное.
— Ах, мой дорогой мистер Морсби! Но ведь тут просто роскошно. Это лучшая гостиница, которую вы сможете найти до самого Конго. Дальше вы не встретите даже водопроводной воды, можете мне поверить. Что ж, в любом случае мы еще увидимся до нашего отъезда. Я спекусь на этом проклятом солнце. Будьте любезны, пожелайте от меня доброго утра вашей супруге. — Она поднялась и стала спускаться вниз.
Порт повесил пиджак на спинку стула и посидел еще какое-то время, размышляя о необычном поведении этой эксцентричной женщины. Он не мог заставить себя отнести его просто за счет безрассудства или помешательства; по-видимому, ее экивоки служили все же косвенным средством сообщить мысль, которую она не осмеливалась выразить прямо. Учитывая сумятицу, царившую в ее голове, такого рода процедура представлялась ей, должно быть, вполне логичной. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что основным ее побудительным мотивом был страх. А у Эрика — алчность; сомневаться в этом также не приходилось. Однако заключенное между ними соглашение оставалось для него загадкой. У него складывалось впечатление, что перед ним начинают вырисовываться контуры чего-то вроде сговора; но что это за сговор и в чем его конечная цель — все это пока было совершенно неясно. Тем не менее он предположил, что в данный момент мать и сын действуют с противоположными намерениями. У каждого имелись свои причины быть заинтересованным в его обществе, но причины эти не только не совпадали, но и не дополняли друг друга, подумал он.
Он посмотрел на часы: была половина одиннадцатого. Кит, должно быть, еще не проснулась. Он бы с удовольствием обсудил с ней этот вопрос при встрече, если только она не продолжала злиться на него. Она обладала завидной способностью разбираться в скрытых мотивах. Он решил прогуляться по городу. Он зашел в свой номер, оставил там пиджак и взял солнцезащитные очки. Для Кит он заказал номер по коридору напротив. Выходя, он приложил ухо к дверям ее комнаты и прислушался; внутри было тихо.
Бусиф был полностью современным городом, разбитым на большие прямоугольные кварталы с базаром в центре. Немощеные улицы, застроенные по большей части одноэтажными домами в форме коробок, покрывал толстый слой красноватой грязи. По главной улице в сторону базара текла непрерывная процессия мужчин и овец; мужчины шли, спрятав головы от палящих лучей полуденного солнца в капюшоны бурнусов. Кругом не было ни кустов, ни деревьев. Там, где кончались поперечные улицы, голая бесплодная земля отлого подымалась к подножию гор — диким, невозделанным скалам, лишенным растительности. На огромном базаре за исключением лиц он не нашел для себя ничего интересного. Сбоку приютилось крошечное кафе с единственным вынесенным на улицу столиком под тростниковой шпалерой. Он сел и дважды хлопнул в ладоши. «Ouahad atai»[34], — позвал он; это было все, что он помнил по-арабски. Прихлебывая чай, приготовленный, как он заметил, из засохших листьев мяты, а не из свежих, Порт обратил внимание, что мимо кафе проезжает один и тот же, настойчиво сигналящий в свой рожок, старый автобус. Он проводил его взглядом. До отказа набитый местными пассажирами, автобус раз за разом объезжал базар; мальчик на задней площадке ритмично раскачивал его резонирующий железный корпус и не переставая кричал: «Arfa! Arfa! Arfa! Arfa! Arfa!»
Он просидел там до обеда.
12
Первое, что Кит, проснувшись, осознала, так это что у нее раскалывается от похмелья голова. Потом она заметила яркое солнце, освещавшее комнату. Какую комнату? Требовалось непомерное усилие, чтобы вспомнить. Что-то пошевелилось рядом с ней на подушке. Скосив глаза, она увидела слева от своей головы бесформенную темную массу. Она невольно вскрикнула и подскочила, хотя уже знала, что это всего лишь черные волосы Таннера. Во сне он дернулся и выпростал руку, чтобы ее обнять. У нее стучало в висках; она спрыгнула с кровати и уставилась на него. «Боже мой!» — сказала она вслух. Она с трудом подняла его, помогла встать и одеться, выпихнула в коридор со всем его барахлом и быстро заперла дверь. Однако прежде чем он сообразил позвать прислугу, чтобы та помогла ему управиться с багажом, Кит приоткрыла дверь — он все еще стоял, тупо озираясь по сторонам, — и шепотом потребовала бутылку шампанского. Он достал шампанское и передал ей, после чего она снова закрыла дверь. Она села на кровать и выпила всю бутылку. Отчасти ее и в самом деле мучила жажда, но прежде всего она чувствовала, что не сможет посмотреть Порту в глаза, пока не погрузится во внутренний диалог, из которого, может статься, ей удастся выйти в какой-то мере оправданной за прошлую ночь. Кроме того, она надеялась, что от шампанского ей станет плохо и у нее появится законное основание провести весь день в постели. Однако эффект оказался совершенно обратным: не успела она сделать последний глоток, как похмелье прошло и она почувствовала себя весьма недурно, хотя и навеселе. Она подошла к окну и выглянула во внутренний дворик, где в большом каменном бассейне две арабки стирали белье, развешивая его на кустах сушиться на солнце. Она резко повернулась и кинулась распаковывать свою дорожную сумку, разбрасывая вещи по комнате. После чего подвергла помещение внимательнейшему осмотру на предмет следов, которые мог оставить после себя Таннер. При виде черного волоса на подушке у нее чуть не оборвалось сердце; она выбросила его в окно. Она тщательно застелила постель, натянув поверх шерстяное одеяло. Затем позвала прислугу и попросила, чтобы пришла фатма и вымыла пол. Таким образом, если сейчас появится Порт, все будет выглядеть так, как будто горничная уже закончила уборку номера. Она оделась и спустилась вниз. Позвякивали тяжелые браслеты фатмы — она скребла плитки пола.
Вернувшись в отель, Порт постучал в дверь номера напротив. Мужской голос отозвался: «Entrez», и он вошел. Таннер был полуодет и распаковывал свои саквояжи. Ему и в голову не пришло разобрать постель, но Порт этого не заметил.
— Что за чертовщина! — воскликнул Порт. — Неужели они поселили Кит в тот паршивый дальний номер, который я снял для тебя?
— С них станется. Но в любом случае спасибо, — посмеялся Таннер.
— Ты не против поменяться с ней, а?
— А что, ее настолько плох? Да нет, не против. Только не многовато ли дурацкой дерготни для одного дня, тебе не кажется?
— Возможно, этих дней будет больше. Как бы там ни было, я хочу, чтобы Кит обосновалась здесь, напротив меня.
— Само собой. Конечно. Только лучше ее все-таки предупредить. А то она так и будет сидеть в своем номере в полном неведении, думая, что он лучший в гостинице.
— Номер как номер. Просто он на отшибе, вот и все. Вчера, когда я заказывал номера, других не было.
— Ладненько. Позовем одну из этих обезьян организовать переезд.
За обедом троица воссоединилась. Кит нервничала и без умолку говорила — в основном о послевоенной европейской политике. Еда была плохой, так что никто из них не мог похвастаться приятным расположением духа.
— Европа уничтожила целый мир, — сказал Порт. — И что, я еще должен быть ей благодарным за это? Или сочувствовать ей? Да чтоб она вообще была стерта с лица земли! — Он хотел побыстрее закончить дискуссию и остаться наедине с Кит. От их долгих, бессвязных и в высшей степени личных бесед ему всегда становилось лучше. Но именно такого tête-à-tête она как раз и надеялась избежать.
— Почему бы тебе, в таком случае, не распространить свое пожелание на все человечество? — спросила она.
— Человечество? — воскликнул Порт. — Что это такое? Кто это — человечество? Я отвечу тебе. Человечество — это кто угодно, кроме тебя самого. Так какой же интерес оно может представлять для кого бы то ни было?
Таннер медленно сказал:
— Минуточку. Минуточку. Я хотел бы принять участие в прениях сторон. На мой взгляд, человечество — это и есть ты, и именно это делает его интересным.
— Браво, Таннер! — воскликнула Кит. Порт был задет.
— Вздор! — огрызнулся он. — Ты никакое не человечество и никогда им не будешь; ты — это всего лишь твое жалкое, безнадежно обособленное «я». — Кит попыталась было его прервать. Но он повысил голос и продолжил: — Я не обязан оправдывать свое существование столь примитивными средствами, как эти. Достаточно уже того, что я дышу. Если человечество не считает это оправданием, оно может делать со мной все, что ему заблагорассудится. Я не собираюсь повсюду таскать с собой паспорт, свидетельствующий о моем существовании, доказывая на каждом шагу, что я имею право здесь быть!
